Школьные уроки

Вначале тема мне понравилась: рисуй что хочешь. Что может быть лучше? Но очень скоро я понял, что я не знаю, что мне нарисовать, тем более, что художник из меня никакой. Доказательством этого был предыдущий урок, на котором мы рисовали зимний день, снеговика и мальчика, скатывающегося с горки.

В тот раз, выполнив задание, я подошел в конце урока к учительскому столу, чтобы сдать свою работу для оценки.

Степан Степанович взглянул на мой рисунок и спросил:

– А где тут снеговик?

Я с удивлением посмотрел на учителя, затем на свой рисунок и тоже не увидел снеговика, которого с таким старанием рисовал сорок пять минут урока. Повертев рисунок в руках, я подумал, что не той стороной подал его учителю. Но снеговика не было. А что там было? Я припоминаю, что я хотел изобразить картину издалека. Еще помню, что мальчик должен был скатиться с горки кубарем, как катался я. Пока я рисовал, было все: и снеговик, и катившийся на санках с горки мальчик, и шум санок, быстро скользящих по накатанному снегу, и морозный воздух, обжигавший лицо. А когда я пошел сдавать рисунок для оценки, все, что ощущалось мной при рисовании, исчезло, а остались лишь квадраты, круги и еще какие-то разноцветные линии. Учитель тогда оценил мой рисунок на тройку.

Ну что же, не всех художников понимали.

Теперь возвращаемся к свободной теме урока, с которого я начал рассказ.

Подумав минут пять, вспомнив своего неудавшегося «снеговика», я решил нарисовать мяч. Я поднял руку и спросил:

– Можно я нарисую футбольный мяч?

– Можно, но только чтобы он имел объем и тень. Потому что иначе это будет просто круг.

Этим ответом он меня очень удивил. Что такое тень, я еще понимал, а объем в рисунке – нет. Еще минут пять я провел в раздумьях. Время, отведенное для рисунка на свободную тему, сокращалось. И тут я вспомнил: старший брат рассказывал, что на уроке Степана Степановича можно сделать зарядку: встать из-за парты и размять спину, ноги и руки.

Мой мозг непонятого «свободного художника» выдал мне идею выхода из творческого тупика.

Я встал и начал заниматься гимнастикой на уроке рисования, но это было похоже, скорее, на хулиганство, чем на зарядку. Я очень старался, чтобы мои физические упражнения больше напоминали пляску. Естественно, я добился своего: в классе начали смеяться, одновременно наблюдая за Степаном Степановичем, ведь он должен был взорваться от негодования. Но увидев, как я развлекаюсь вместо того, чтобы рисовать что-то на свободную тему, он спросил:

– Что ты делаешь?

– Я разминаю руки и спину, – ответил я.

– Разминай, только не мешай другим, – сказал учитель.

Тут же со своих мест вскочили несколько мальчишек и последовали моему примеру. Учителю пришлось вмешаться и внести коррективы в течение урока. Он разрешил делать зарядку по очереди. Один заканчивает – начинает другой.

Я не останавливался. Через несколько минут раздались жалобы одноклассников, что я уже долго упражняюсь.

Учитель разрешил заниматься каждому не больше тридцати секунд. Я не останавливался, объясняя при этом и одноклассникам, и учителю, что у меня нет часов.

Тогда Степану Степановичу пришлось меня усадить. После зарядки я решил-таки нарисовать молоток и не стал спрашивать учителя, можно ли это сделать, так как оставалось мало времени. Примерно в течение минуты я нарисовал молоток. Неплохо, на мой взгляд.

Убедившись, что получился молоток, я показал рисунок соседу по парте Толику и спросил:

– Ну как?

– Что это такое? – спросил Толик, ненадолго отвлекшись от рисования грузовой машины.

– Молоток! – удивленный его непониманием, ответил я.

Толик тактично промолчал. Тогда я повернулся назад и спросил у Витьки, который рисовал в классе лучше всех:

– Классный рисунок?

Витька, очень сильно заикаясь, ответил:

– А-а-а…

– Мо-мо-лоток, – почему-то тоже заикаясь, подсказал я ему.

– А-а-атстань от меня, – выговорил наконец Витька.

Я посмотрел вновь на свой рисунок и решил добавить гвозди, чтобы было понятно сразу, что это молоток. И нарисовал один гвоздь, как положено – со шляпкой. Он получился похожим на червячка: кривой и с головой. Я попросил у Толика ластик, называемый в те времена стеркой. Толик его мне дал. Я стер гвоздя-червя и начал думать, что же еще добавить, чтобы было ясно, что это молоток.

И тут прозвучали слова учителя:

– Заканчивайте рисовать, урок подходит к концу.

За несколько минут мне нужно было завершить рисунок так, чтобы было понятно всем, что это – молоток.

– Все, сдавайте работы на оценку, – сказал учитель.

Хоть я и сидел на первой парте, не стал торопиться сдавать рисунок, чтобы надо мной не смеялись. Правда, этого я не очень-то и боялся.

Витя-художник, естественно, получил пятерку за свой рисунок. Он нарисовал волка и зайца из мультфильма «Ну, погоди!», и персонажи были даже лучше, чем в мультфильме.

К Степану Степановичу подходили по очереди мои одноклассники. Девчонки с рисунками зверушек и нарядных сказочных героинь. Мальчишки – машин, самолетов, танков. Я медлил.

Постепенно класс пустел.

Тут к столу учителя подошла Нина. Она нарисовала медвежонка. Учитель, собираясь поставить ей оценку, спросил:

– Нина, а где же мёд?

Нина неуверенно ответила:

– Наверное, медвежонок его съел…

Степан Степанович и ребята, окружившие учительский стол, рассмеялись. Нина заулыбалась. А я подумал: «Идея!»

Я нашел, на мой взгляд, лучшее решение: написал внизу своего рисунка «Молоток. Цена 1 рубль 40 копеек».

После подошел к учителю и без ложной скромности попросил поставить мне за нарисованный молоток пятерку.

Находясь под впечатлением от рисунков моих одноклассников, Степан Степанович поставил мне высший балл, даже не рассматривая мою работу.

Так закончился мой любимый урок рисования на свободную тему.