Стекло старьёвщика

– И надо просто взять и посмотреть в него? – спросила Марика.

– Можно и так. Но если сразу не увидите то, что вам нужно, попробуйте положить стекло под подушку. Во сне оно покажет больше.

Марика посмотрела на Нико. Стёклышки стоили недёшево. Купить одно из них на хозяйственные деньги – не выполнить и половину поручений, которые дала им Марта. Зато появится шанс узнать, где сейчас мастер Мартин.

– А как такие стёкла делают? – спросил Нико.

Продавец усмехнулся:

– Их шлифует старик из сторожевой башни на берегу дальнего моря. А как – спросите у него, когда там будете.

Нико взял в руки полусферу и увидел башню над морем, за ней – приземистый домик и старика, работающего под навесом. На выгоне за домом паслись козы.

Нико отдал за стекло всё, что вручила ему Марта на карманные расходы. Они с Марикой по очереди всматривались в крохотные картинки, сменявшие друг друга, как в калейдоскопе. Но стекло нигде не нашло пропавшего путешественника. Мастер словно исчез из всех миров.

Марика с трудом сдерживала слёзы. Нико пытался её утешить:

– Не плачь. Мы же ещё не пробовали поискать его во сне.

Донне Марте они решили ничего пока не говорить о своей удивительной покупке.

Глава 4. Игрушечные щи

Проснувшись утром, Тюха немного полежала с закрытыми глазами, вспоминая вчерашний вечер. Приснился ей костёр у голубятни или он был на самом деле? И где теперь искать таинственных мальчишек? Придётся снова подбираться к голубятне или достаточно выйти во двор?

Тюхин дом стоял под косогором, в тихом, запущенном дворе. Сбоку от дома пристроился такой же двухэтажный флигель. А замыкал двор лабиринт сараев. Раньше в них хранили дрова, но потом в дома провели центральное отопление. И теперь сараи служили кому кладовками, а кому – гаражами. Возле них росла разная зелень: черёмуха, рябина и сирень, ольха и клёны, берёзы и, конечно, тополя.

Взрослые обитатели двора дружно сетовали, что их дома до сих пор не снесли. Про Тюхин двор как будто забыли. Наверно, было важнее, чтобы город нравился иностранным гостям. А какой иностранец сунется в такую глушь? Чужие просто не нашли бы этот двор. Хотя, между прочим, в прежние времена вдоль речки Яузы довольно часто строили дворцы. От каменных построек кое-что даже сохранилось. Но деревянные ветшали и горели, и на их месте появлялись неказистые домишки, вроде Тюхиного, и тихие дворы.

Сама Тюха надеялась, что городские власти ещё долго про них не вспомнят. Будут ломать и строить где-нибудь в других местах. Её совсем не огорчало, что дом их старый, а квартира – коммунальная. Ведь если бы не соседка тётя Катя, кто бы присматривал за Тюхой, когда мама уезжала на работу? И как бы тёти-Катин внук, девятиклассник Вовка, выкарабкался из двоек по химии, если бы не Тюхин папа? А главное, дома и во дворе ей никогда не бывало скучно.

Тюха села на своём раскладном кресле-кровати и огляделась. В Москве во всём великолепии сиял жаркий июль. Окна стояли нараспашку. Сквозь ветки тополя на подоконник падали солнечные пятна. Мамы нигде не было видно: наверно, она готовила на кухне завтрак.

Тюха вскочила, натянула лёгкую футболку и любимые бриджи. Сунула руку в карман и обнаружила ветку репейника. Значит, Том с Риком появились в их дворе на самом деле? Ведь раньше тут не рос репейник, уж это Тюха знала точно, как и то, что она эту ветку нигде не срывала.

После завтрака мама села за свой рабочий стол возле окна – «вычитывать вёрстку». Это значит – ловить опечатки в черновике новой, ещё не изданной книги. А Тюха вымыла посуду и только убрала её в буфет, как во дворе послышались детские голоса. Там появились две сестрёнки-дошкольницы со второго этажа: Любочка и Милочка. На радостях Тюха хотела было вылезти в окно, но решила не огорчать маму по пустякам. И побежала через коридоры, двери, ступеньки крыльца на волю, в пахнущий тёплой землёй двор. Мама только грустно вздохнула ей вслед. Все мамы почему-то думают, будто в июле их дети обязательно должны находиться где-нибудь подальше от Москвы.

Девочки со второго этажа попали в город ненадолго. Их привезли с дачи, чтобы отмыть, собрать и снова увезти – теперь уже на юг. Любочке было шесть лет, а Милочке – три. Пока их мама в спешке делала сразу сто дел, сестрёнки вынесли во двор раскладной стол и стульчики, двух больших кукол и коробку с игрушечной посудой. Наверно, кто-то им помог: не так-то просто вынести во двор столько вещей. Теперь куклы важно сидели за столом. Любочка готовила для них суп в игрушечной кастрюльке. А Милочка крутилась рядом и всё хватала любопытными руками.

Тюха решила, что на худой конец можно сыграть и в дочки-матери с малышками – если больше не с кем и не во что. Сестрёнки поначалу тоже обрадовались компании.

Любочка уже успела запасти для своих щей берёзовых листьев – вместо капусты – и крепких зелёных плодиков просвирника, похожих на крохотные патиссончики. Тюха решила кое-что добавить к этим припасам. Она нырнула в заповедный палисадник под самыми окнами дома и выколупала из земли в известном только ей месте несколько юных шампиньонов.

Все дети во дворе знали с младенчества: то, что выросло в городе, есть нельзя. В том числе и шампиньоны. Но Тюхе всегда было обидно за эти благородные упрямые грибы. Они взламывали асфальт и пробивались сквозь твёрдую, как камень, землю. Они пахли как настоящие, съедобные, а годились только в кукольный суп. Но что поделаешь? Играть так играть.

Любочка обрадовалась Тюхиной добыче. Она мелко порвала листья и высыпала в кастрюлю собранные плодики. Бросив туда же и грибы, Любочка посолила щи песком и покрошила сверху мелкую зелень городской ромашки – по виду вылитый укроп.

Про Милочку они с Тюхой совсем забыли. И напрасно. Той тоже захотелось бросить в щи какой-нибудь травы. Она отошла от кукольного стола и стала деловито отрывать стрелку большого подорожника – высокую, с круглыми зёрнышками на головке. Крутила так и сяк, но всё без толку: сорвать подорожник даже взрослому человеку непросто. Тюха взглянула на неё и замерла. Ведь подорожник – это Рик. А Милочка его терзает!

– Не надо! Не рви! – крикнула Тюха.

В ответ Милочка только крепче вцепилась в надломленную стрелку. Тюха бросилась к ней и силой разжала упрямые пальчики. Милочка подняла на неё ясные голубые глазки и заревела на весь двор.

– Ну вот, ты всё испортила! – сказала Любочка сердито. – Теперь мама загонит нас домой, а тебе от неё попадёт.

И правда, из окна на втором этаже высунулась мама девочек, тётя Зоя. В халате и косынке, под которой торчали бигуди. Она велела Любочке немедленно вести сестру домой да прихватить с собой игрушки. Девочки взяли кукол с раскладными стульчиками и побрели к крыльцу. Стол и посуду они бросили на произвол судьбы.

Тюха осталась во дворе одна. Вздохнула. Подняла с земли белую ленточку – развязавшийся бант одной из кукол – и прямой крепкий прут. Воткнула прут в землю и подвязала лентой надломленный, но несдавшийся подорожник.

И только поднялась с травы, как над её головой раздался звонкий свист. Свистели с крыши ничейного, заброшенного сарая. Тюха подняла голову.

– Лезь скорей сюда, пока эти девчонки не вернулись, – нетерпеливым шёпотом скомандовал с крыши Том.

Глава 5. Торговцы краденой радостью

Крыши сараев в Тюхином дворе считались запретной зоной. Взрослые не разрешали залезать на них и уж тем более бегать по ним и прятаться под ветками деревьев, нависавшими над плоскими крышами. Взрослых страшило не то, что дети упадут и что-нибудь себе сломают, а то, что кровли могут прохудиться. И Тюха – девочка послушная – всегда лазила не по крышам, а только по деревьям. Но раз сарай ничей и даже дверь в него не запирается, значит, и крыша у него ничья, сказала себе Тюха. Примерилась и без труда забралась со старого ящика на железную бочку для дождевой воды, а с бочки – на дощатую крышу, которую наполовину закрывали ветки ольхи. За ними, скрестив ноги по-турецки, сидели новые Тюхины друзья. Рик весело помахал рукой. Вторая его рука была уложена в лубок и висела на белой перевязи.

– Спасибо! – сказал он. – Ты меня выручила. Хотя перевязку можно было и не делать. Мы, травы, сами себя лечим. Завтра я выпрямлюсь, вот увидишь.

– Вот завтра и сниму повязку, – пообещала Тюх а.

– Прячься! – вдруг шёпотом воскликнул То м.

Тюха нырнула в шатёр из веток – и вовремя. Дверь дома с громким скрипом распахнулась, и на крыльцо вышла сердитая мама сестрёнок. Она оглядела двор; никого не заметив, решительным шагом подошла к брошенным игрушкам, вытряхнула из алюминиевой кастрюльки грибные щи, подхватила складной стол и коробку с посудой, ещё раз огляделась – и наконец вернулась в дом, с трудом справившись с дверью.

Трое ребят помолчали, поудобнее устраиваясь на крыше. Высоко в небе пролетал самолёт. За ним, как пена взбитого молочного коктейля, тянулась белая дорожка. Том растянулся на спине, заложил руки за голову и смотрел в небо прищуренными глазами. На нём были светлосерые шорты и малиновая футболка. Как тётя Зоя умудрилась не увидеть такое яркое пятно – загадка. А Рик, наоборот, оделся незаметно: в защитного цвета штаны и бежевую футболку. Он без труда скрывался за густой ольховой зеленью. Обуты оба были, как и Тюха, в потрёпанные сандалии на босу ногу. Тюха устроилась под ветками и тоже вслушалась в солнечную тишину.

В такой спокойный тёплый день не верилось, будто на свете – особенно в этом дворе – могли твориться страшные дела. Но Тюха всё-таки напомнила ребятам про вечерний разговор:

– Вы обещали рассказать про них.

Том перевернулся на живот и подпёр голову руками. Глаза его вдруг вспыхнули тёмными искрами – то ли азартом, то ли гневом. Рик вопросительно взглянул на Тома.

– Расскажи ты, – кивнул ему Том. – У тебя лучше получится.

Рик сел лицом к друзьям, спиной к двору, задумался и вдруг спросил у Тюхи:

– Ты слышала когда-нибудь, чтоб в вашем городе прямо на улицах средь бела дня люди танцевали?

Тюха покачала головой.