Дорога лжи: вода и ветер

Я посмотрела на Вячеслава Константиновича, было видно, что он деликатно выделил им время обменяться мнениями. Но вот он заговорил, и все мигом замолчали. Я отвела взгляд в сторону, внимательно слушая все, что он скажет.

– Да, совершенно верно, Полина пришла к нам из клуба нашего предприятия. Теперь она будет работать у нас. Здесь, конечно, не клуб, а завод, но люди у нас здесь все понимающие. Об уважении к женщине вы все знаете, – Вячеслав Константинович сделал упор на этой фразе. Судя по всему, здесь давно уже все знают об уважении к женщине. – А если кто-то не дай Бог где-то как-то нахамит, то будет иметь дело со мной лично. Мои законы вы все знаете, за их нарушение – снижение зарплаты, расписывались.

Вячеслав Константинович говорил спокойно, уверенно, приятным бархатистым голосом, по-мужски низким, завораживающим, волнующим. Чувствовалось, что каждое его слово – золото, и он это знает. От его речи я испытала смущение, подняла свои глаза на него, и тут вдруг заметила, что он в очках. В очках он другой человек, чем тот, который меня только что принял на работу. Совсем другой. Дальше – опять провал в памяти. Может я в этот момент в него влюбилась? Робкое предположение…

Намного позже, когда у нас с Вячеславом Константиновичем появились отношения, он мне рассказал свою версию моего появления на заводе. Вот что он мне рассказал. На тот момент он уже долго искал работницу, и все говорил Петровой: «Найди мне нормальную!». Когда он подъехал на пропускной пункт, то увидел нескольких женщин. Петрова предложила ему самому выбрать себе работницу из тех, что пришли. Он спросил, глядя на меня:

– Что эта за черненькая?

– Про нее шеф хорошо отзывался, просил в хорошее место, рекомендовал.

– Черненькую забираю себе!

Я весело смеялась, когда он мне это рассказывал. Это было похоже на то, как в фильмах показывают выбор путаны клиентом, а Петрова как будто мамка этих путан. Но в нашем случае это был выбор уборщицы! Итак, познакомимся еще раз, я – технический работник или по-простому уборщица.

Вячеслав Константинович всегда умеет меня рассмешить (да и не только меня). Человек, с отличным чувством юмора, у него дар рассказывать и говорить так, что все вокруг за животы хватаются. Не знаю, сумею ли передать в книге его чувство юмора, трудно выразить словами то, что нужно просто видеть своими глазами. Если смогу, значит повезло!

В то же утро, как он привез меня на мое рабочее место и познакомил меня с коллективом, буквально через полчаса нашего знакомства, он заезжал в заводоуправление по своим делам.

Там ему конторские (офисные) женщины заметили:

– Вячеслав Константинович, что с Вами?

– А что?

– Да Вы какой-то не такой!

– Какой не такой?

– На себя не похожи, Вы как будто влюбились!

Это их замечание произвело на него глубокое впечатление, ведь он уже несколько лет никого не любил, жил один, восемь лет в разводе, ни с кем не встречался, и женщин к себе не подпускал близко, как он сам это говорил. Он потом несколько раз мне об этом их замечании рассказывал: «Вот, даже в конторе заметили, что я влюблен! С первого же дня знакомства влюбился! Вот только тебя привез, прошло, может, полчаса от силы, и все уже заметили, что я какой-то не такой как всегда!». Он к этому факту относился как-то с теплотой и радостью – вот, мол, даже люди со стороны увидели, что я тебя полюбил! В ответ я понимающе улыбалась, ведь я тоже полюбила его, своего Славу, своего Вячеслава Константиновича с первого дня. Одним словом, у нас с ним любовь с первого взгляда, и это правда.

Я волнуюсь, когда пишу эту книгу, потому что боюсь оказаться плохим писателем, и опошлить своими строчками прекрасное чувство. Да поможет мне природный талант, если он у меня есть, написать в этой книге так, как оно было.

Следующее, что я помню, это себя в его кабинете. Он вкратце рассказал мне о нашем подразделении завода. Я узнала, что у нас здесь новейшее австрийское оборудование, которое шеф очень любит, всегда приводит сюда иностранцев (гостей), если те появляются на заводе, показывает свои владения, а этим подразделением особенно гордится.

– Тебе очень повезло, что ты попала к нам! – Виктор Геннадьевич произнес то, о чем я сама сейчас думала – мне очень повезло.

– Тебе очень повезло! Здесь самая высокая заработная плата, да и работать намного легче, чем в других цехах. Будет время, я могу тебе показать, как там девчата работают, сама убедишься, что там намного тяжелее – сверху на голову и опилки летят, и дышать тяжело, и объем работ намного больше, – он говорил и говорил, а у меня было впечатление, что он радуется вместе со мной. Я была с ним полностью согласна. Если бы он знал, через какой ад в клубе мне пришлось пройти! Я не знаю, как там дела в других цехах, но то, что тут в сто раз лучше, чем в клубе, это уж точно! Я, наверно, стала ярче солнца, все еще не веря своей удаче, и каким-то шестым чувством я понимала, что он разделяет со мной эту радость, радость внезапной удачи.

Почему мне так казалось, что он радуется вместе со мной? Не знаю. Но я слушала его, и ловила себя на мысли, что улыбаюсь ему, разглядываю его, и любуюсь им. Я ловлю себя на мысли, что мне очень хорошо тут, с ним, в его кабинете…

Да, жизнь круто изменилась. Теперь все пойдет совершенно по-другому и в другом направлении. Я чувствовала надежду на будущее, испытывая большой душевный подъем, который не прекращался. Вот в таком вот настроении Виктор Геннадьевич повел меня показывать наше подразделение. Напомню, я была в старых сапогах с расшатанными супинаторами. Мне итак было неудобно ходить, да еще каблуки все время проваливались в дырки решеток, которые служили полами на всех этажах (кроме первого, на первом этаже – бетон).

Вячеслав Константинович, как бы между делом, между фразами, заявил мне:

– Вот есть шеф, а есть я! То, что шеф на всем заводе, то же что и я здесь. Здесь я – хозяин!

Меня поразила эта фраза, и то, с какой уверенностью он это сказал, без хвастовства, но с достоинством. Объясню. Наш шеф – владелец всего завода и клуба в том числе, славился всегда тем, что все и везде сам контролировал. Ему до всего было дело. Имея огромную корпорацию, с миллионными доходами, он был уникален всегда тем, что знал, чуть ли ни каждого человека в лицо, вплоть до уборщицы, и вникал во все дела, даже в дела уборщицы. Конечно, меня поразило, что шеф не лезет к Вячеславу Константиновичу в работу, оказывая ему доверие. Позже, когда прошло несколько месяцев моей работы, я убедилась в том, что шеф каким-то чудесным образом не лез в работу Вячеслава Константиновича, и его слова о том, что он хозяин оказались правдой. А так, конечно, само по себе подразделение принадлежало, как и все на заводе, нашему шефу – генеральному директору.

Никто из нашего коллектива на заводе не мог понять: почему шеф не трогает Вячеслава Константиновича? Ни для кого не секрет, что наш шеф деспот и тиран, все его всегда боятся каким-то животным паническим страхом. Но только не Вячеслав Константинович. Часто бывало, что шеф повально увольнял людей. Это я знала по своему опыту работы в клубе. Сама не понимала, каким чудом он меня там не уволил, ведь за два года моего пребывания в клубе, сменилось несколько директоров, администраторов и техничек, которых он сам лично уволил. Кстати, это одна из причин, почему я удивилась, что он, переводя меня на завод, еще при этом рекомендовал в хорошее место. Хотя… Может быть разгадка в моем трудолюбии? Все говорят, что я очень работящая. Трудолюбивая, как пчелка. Я еще не знала, что впереди у меня остался всего один год работы на заводе, который закончится отзывом в мой адрес как о ленивой работнице, которая ничего не делает, кроме как разговаривает по телефону и слушает музыку в наушниках. Я еще не знала, что день увольнения окажется для меня одним из самых счастливых на этой работе, как и перевод из клуба на завод. Но все это будет только через год, а пока….

Вячеслав Константинович водил меня, все показывал – что, где и как. Я с замиранием сердца слушала его, волновалась, хотела показать себя как работница с лучшей стороны. Вокруг все шумело: два котла, которые находились сейчас в работе, о которых я пока ничего не знала. Было так шумно, что приходилось кричать, чтобы услышать хотя бы звук собственного голоса. Я плохо слышала Вячеслава Константиновича, в то время как он слышал меня отлично (привыкший к гулу). Нам приходилось все время подходить близко друг к другу, почти впритык, чтобы расслышать речь. Мне потребовалось потом несколько месяцев, чтобы привыкнуть к этому шуму, и позже я стала свободно понимать речь других даже на расстоянии нескольких метров. Вячеслав Константинович понимал, что я не слышу, и все время почти кричал мне в ухо. Обычно я не любила подпускать к себе людей на близкое расстояние, но тут была вынуждена и смущена, и удивлена тем, что это не было неприятно. Скорей наоборот, но об этом позже.

Уже тогда, проходя с ним по объекту, на котором мне предстояло трудиться, я не могла оторвать взгляда от его глаз. У него голубые лучистые глаза. Что это со мной? В который раз за сегодня задаю себе этот вопрос. Для меня голубые глаза – это вообще загадка природы. У меня самой они зелено-карие, с темно-серым ободком, чарующие. А у него – голубые. Он отличается от меня, и уже одно это притягивает. На фоне его смуглой кожи они казались необыкновенно ясными. Пока я разглядывала его глаза, он, ничего не подозревающий, взволнованно, но по-мужски уверенно продолжал:

– Если хочешь, мы завтра с тобой весь завод посмотрим. Если хочешь, конечно.

– Конечно, хочу! Мне было бы очень интересно! – я тут же ответила, не задумываясь. Его глаза блестели, он, казалось, был рад, что я согласилась, а вслух сказал:

– А то ведь многие тут даже не знают завод, не интересуются, что есть в других цехах, как там люди работают. Потом будет время, я покажу тебе, как в других цехах девчата справляются.

И все-таки мне было непонятно, зачем начальнику это нужно – показывать мне завод. На следующий день, казалось, он забыл о своих словах. Время близилось к обеду, я не хотела себе признаваться, что на самом деле хочу не столько посмотреть завод, сколько провести время с этим мужчиной, которого я никак не хотела воспринимать как своего начальника. С самого начала наши отношения складывались как дружеские. И со временем мы все больше понимали, что наша разница в социальных статусах только подогревает наши отношения. И это было именно так.

Он подошел ко мне с вопросами по работе, интересовался, как мне работается на новом месте. Мы немного поговорили, но он, казалось, забыл о своем предложении показать завод.

– Вы мне покажете завод? Вы мне вчера говорили, – напомнила я с робостью в голосе, не желая отнимать его личное время. К моему облегчению, его глаза радостно заблестели.

– А, да, конечно! Конечно, посмотрим! Приятно, что хоть кто-то интересуется заводом, хочет узнать для себя что-то новое. А тебе, правда, интересно?

Мне очень хотелось сказать, что с таким мужчиной мне все на свете интересно, но удержалась, хотя согласно закивала ему в ответ, и мои глаза за меня сказали много, даже больше, чем надо.

– Ну, тогда, мы сейчас прокатимся по всем цехам. Устроим экскурсию.

Вячеслав Константинович отлучился куда-то по своим делам, но не прошло и получаса, как он посадил меня в свою машину (на переднее сиденье) и мы поехали. Он рассказывал мне обо всем, что мы видели по пути. Я пыталась вникнуть в суть его слов, но мысли буквально разбегались в моей голове, меня захлестывало странное, незнакомое до встречи с ним, чувство.

Больше всего я запомнила огромный лесопильный цех. Здесь было две линии, по которым совершался распил досок – это было настоящее завораживающее зрелище. Где я еще такое увижу? Казалось, эта огромная длиннющая машина, продвигающая доски, имеет свой мозг и живет сама по себе по своим законам. А грохот, стоящий вокруг, только усиливал впечатление от зрелища. Вячеслав Константинович заметил мое восхищение от увиденного, и спросил как-то так просто:

– Нравится?

Я ответила так же просто – да, нравится. У меня голова шла кругом. Я даже толком не могла понять, что меня больше будоражит – увиденное зрелище или он сам. Скорее, второе. Он так близко! Вокруг грохот машины, я чуть ли не телепатически улавливаю суть его рассказа, мы идем дальше. Он оглядывается на меня, как будто боится потерять, я иду следом за ним по узкому тротуару, подбадривая его улыбкой. Я чувствую, что это что-то большее, чем обычная симпатия, и если он случайно дотронется до меня, то у меня голова закружится! Нет, она уже кружится! Голова идет кругом! Это был второй день знакомства, и я четко помню, что именно тогда, когда он показывал мне цеха, я уже тогда была безумно влюблена в него. Как он признался мне позже, он тоже, уже тогда испытывал ко мне сильные чувства. И это стало нашим счастьем, нашим безмолвным соглашением – быть вместе всегда. Но вот, что странно – мой ум не хотел верить, что я влюблена, и искал всякие причины не соглашаться с сердцем. В последующие дни я проходила путь отрицания любви в себе. Это отрицание переживалось мной в душе. Если сказать проще – я не осознавала до конца, что влюблена. Мой ум говорил – не может быть, а сердце отвечало – что это со мной? И сладко замирало, в предвкушении новой встречи с любимым.

Глава 2. Осознание любви.

После работы я часто виделась со своей близкой подругой Феодосией, которая была еще и моей соседкой по общежитию, в котором мы с ней и познакомились. Несмотря на красивое имя, Феодосия просила звать ее просто Дусей, и, кстати, такое уменьшение ее совсем не портило, а наоборот, делало очень милой. В заботливом взгляде Дуси, я снова увидела немой вопрос. В следующие несколько дней меня встречал тот же самый невысказанный вопрос. Видимо, она не выдержала и в один из дней спросила:

– Ты какая-то другая? Или мне кажется? Ты как будто изменилась.

Я не стала скрывать и поделилась радостью:

– Дусечка, я в эйфории! Я до сих пор не могу нарадоваться, что меня перевели! И начальник у меня такой хороший!

Со стороны ей было видно, что я выгляжу чересчур счастливой, и она с сомнением добавила:

– Да? Только из-за этого?

Понятно, что Феодосия сомневается, что я радуюсь только из-за удачного перевода на новую работу. Было что-то еще. Но, честно! Я тогда еще не осознавала до конца, что влюбилась и искренне верила, что испытываю эйфорию от перевода, от победы над своими противниками с прошлой работы (о них я позже расскажу). Тем более, у меня был мой парень Арсений. Я думала, что люблю его. Почему я думала, что люблю его? Да просто я привыкла, что за последние пять лет я любила только его и не могла себе представить, что способна полюбить другого. К тому же, я не видела его полгода, он был за границей, стажировался по своей специальности. Где он только не был за все время, что мы были и не были вместе, даже в армию успел сходить, а вот чувства мои к нему не проходили даже на расстоянии. Одно плохо – он всегда думал больше о себе, чем обо мне. С ним я не чувствовала защиты. И очень сопротивлялась, прежде чем согласиться жить с ним. Хорошо, что я успела только согласиться, а переезда еще не было. Мы планировали съехаться, как только он вернется в наш город. По иронии судьбы я познакомилась с Вячеславом Константиновичем на следующий день после того, как мы с Арсением решили все-таки жить вместе (решили при разговоре по телефону). Напомню – это очень важно для меня – совсем недавно я приняла собственное решение о том, чтоб больше не жить ни с кем гражданским браком (гражданский брак – не узаконенный брак). Вместо того, чтобы отстоять свои убеждения, я безвольно согласилась с Арсением жить вместе. В глубине души я надеялась, что он сделает мне предложение, и мы создадим настоящую семью, ведь именно узаконенные отношения считались юридически настоящим гражданским браком, хотя словосочетание «гражданский брак» все уже привыкли относить именно к свободным незащищенным неузаконенным сожительствам. Вот так вот я опять попалась в ловушку под названием «гражданский брак», забыв о своих новых принципах, в надежде, что Арсений сделает все-таки предложение. Я еще не знала, что как будто что-то свыше отведет от меня это сожительство, сохранив для меня мои принципы. Это еще впереди, а пока…