3 день Первой весенней луны.
Разбирала сундуки и шкафы, перетряхивая их к весне. Отыскала большой отрез белой шелковой ткани с золотым шитьем – мое будущее платье к грядущему дню рождения. В шестнадцать лет юной баронессе Эрде предстоит торжественно отправится на свой первый бал. Должно быть, это будет захватывающее действо, но теперь я уже не уверена, что оно когда-либо состоится. К тому же, как это ни странно, я не испытываю никакой тяги к блестящей светской жизни. За это нужно благодарить мою матушку с ее острым языком и пристрастием называть все своими словами, а также мою лучшую подругу Цици.
Столь непонятное прозвище она получила от моего братца, соединившего первые буквы ее имени и фамилии. Цици на самом деле Цинтия Целлиг, фрейлина принцессы Аманты, супруги принца Зингена, второго сына короля. Цинтия – первая собирательница сплетен и слухов во всем дворце, что неудивительно – ведь она дочь хранителя королевских архивов. Ее отец бывает у нас в доме, но познакомится мне с ним пока не удалось, ибо он всегда приходит только ради встречи с моим отцом или матушкой. Слуги шепчутся, будто у этого человека темное прошлое. Мне иногда очень хочется разузнать, какую тайну он скрывает. Цинтия, знающая все о придворных дрязгах, семейные сплетни хранит надежно. Или сама ничего не проведала о молодости своих родителей. Мне известно только, что ее матушка, как и моя, родом с Полуденного Побережья. Моя – из Зингары, госпожа Лиа – из Мессантии Аргосской. Цинтия похожа на уроженку Аргоса, у нее такое же вытянутое личико, характерный горбатый нос (не с горбинкой, а именно горбатый, отчего Цици ужасно страдает), серо-зеленоватые глаза и неунывающий характер. Она худенькая, быстрая, говорливая и, как отец, рыжеволосая, эдакого жизнерадостного песочно-золотистого оттенка.
Именно Цици, почти каждый вечер наносившая нам визит и считавшаяся кем-то вроде дальней родственницы, добровольно взяла на себя обязанность познакомить меня с нравами обитателей Бельверусского замка. Не слушая робких возражений, Цинтия таскала меня в дворцовый парк, на конные прогулки и представления лицедеев, провела по всему кругу своих многочисленных знакомых и даже позаботилась, чтобы я угодила на глаза ее высочеству принцессе Аманте. Госпожа Аманта милостиво пообещала мне свое покровительство, когда я появлюсь во дворце, после чего мы с Цинтией едва не поругались. С юношеской запальчивостью я утверждала, что сама могу о себе позаботиться. Цици высмеяла меня с высоты двадцати двух прожитых лет и велела готовиться к очередной дневной прогулке, на которой она намеревалась строить глазки своим поклонникам и обмениваться с ними двусмысленными любезностями.
* * *
Это было всего две луны назад, а кажется – целую вечность… Цинтия уже почти десять дней не показывалась в особняке Эрде, но сегодня прислала весточку, что постарается навестить меня. Вестри утром отбыл в Академию, я пожелала ему успеха, но, кажется, он меня не заметил, погруженный в мысленные расчеты построения фортификационных сооружений. А может, думал о грядущем вечере у Неффелей.
У отца – совещание за плотно закрытыми дверями. Мне известно, что в комнате по соседству есть слуховое отверстие, но я сомневаюсь, что бдение возле него принесет какую-либо пользу. Ведь я имею самое смутное представление о дворцовых интригах и том, какая роль в них принадлежит моему отцу.
Со своего наблюдательного поста на галерее я вижу, как расходятся участники, и пытаюсь узнать знакомых. Неизменные Майль и Авилек, Клайвен, глава канцелярии при его светлости королевском советнике Тимоне, Раммирель – младший посол Зингары в Немедии (он-то что здесь делает?), достопочтенный Зугурд – старшина Оружейной Гильдии, Каспер Хеннер, заместитель капитана королевской гвардии, и Леттиг – доверенное лицо господина Сагаро, королевского казначея. Вдобавок – неизвестный мне высокий месьор в дорогом темно-сером плаще, отделанном беличьим мехом. Прочие обращались к этой личности весьма почтительно, и я рассудила, что, коли не самые последние люди в Империи так себя ведут, значит, к нам вправду пожаловала редкая птица. Может быть, кто-то из высокопоставленных придворных или даже младших принцев.
Покидавшее моего отца общество приглушенно беседовало. Преобладающие интонации – деловито-обеспокоенные. Несколько раз прозвучало имя моей матери, произнесенное тем голосом, каким принято упоминать страждущих членов семьи. Мимоходом помянули короля Нимеда, затем речь перешла на волнения в столице, вспыхивавшие и гаснувшие почти всю зиму. Авилек посетовал, что у него под замком сидят по меньшей мере десяток изловленных смутьянов и распространителей слухов, и никто не может решить, что с ними делать. Казнь излишне возбудит и без того беспокойную городскую чернь, а дальнейшее содержание нарушителей спокойствия за казенный счет представляется бессмысленным. Может, выставить их на денек к позорному столбу или выдрать да сослать на копи у Соленых озер?
Посетители миновали огромный нижний зал и скрылись за дверями парадного входа. Отец не появился.
Обед ему принесла в кабинет домоправительница Хейд. Я перехватила ее на обратном пути, дабы расспросить, как себя чувствует месьор Эрде. Толстуха Хейд растерянно покачала головой, бормоча, что давно не видела его милость таким расстроенным. Даже не вышел в середине дня в сад, погулять с собакой, как обычно. А бедное животное сидит и мается…
Тут, словно нарочно, из кабинета донеслось:
– Хейд, ты еще здесь? Пусть кто-нибудь выгуляет пса!
Бриан толкнул дверь мордой и вывалился в коридор. Когда Вестри было годков десять, а мне, соответственно, шесть, мы седлали бедную собаку и разъезжали на ней, как на маленькой косматой лошади. Теперь пес постарел, вокруг морды появились белые волосы, и ходит он грузно, переваливаясь с бок на бок и часто останавливаясь передохнуть.
– Пойдем гулять? – спросила я Бриана. Волкодав вздохнул и поплелся за мной.
В саду стояли лужи от тающих сугробов, разлаписто торчали старые яблони и пахло талой водой. Бриан лениво бродил между деревьев, иногда без интереса копался в палых листьях. Я сидела на покосившейся скамейке и пыталась сообразить, что же теперь будет. В серо-сизом небе, затянутом низкими облаками, выделывала круги и галдела воронья стая. Иногда долетал городской шум – через три квартала от нас располагается Площадь Побед Нумы и зеленный рынок.
– Дана, Дана, Дана!
От этого пронзительного вопля Бриан встряхнулся, поставив уши торчком и оглянувшись. По мокрой дорожке к нам, подобрав юбки и придерживая разлетающийся плащ, неслась молодая дама. Песочные локоны, вычурные одеяния зеленых и бежевых цветов – Цинтия во всей красе.
– Доброго денечка, барышня, – сказала я, подхватывая Цици, которая, разумеется, умудрилась поскользнуться и едва не шлепнулась. – Можно ли узнать, чем вызвана ваша поспешность? Так ведь недолго и упасть. Кстати, слышала историю про рыцаря и даму, которым пришлось ночевать на заброшенной мельнице?..
– Тараск вернулся! – выпалила Цинтия, не дав мне договорить. – Он и весь его отряд, и эта девица, Дженна! Сегодня утром! С победой! Он нашел этих грабителей! Они, оказывается, прятались в ущельях возле верховьев речки… как же ее… Ялруга! Он разогнал шайку, казнил вожаков и привез их головы в столицу! У тебя карта Немедийских гор есть? Надо посмотреть, где эта самая Ялруга! И, наверное, надо сказать твоему отцу! Или он знает?
– Думаю, что нет, – ошарашено признала я. – Когда они вернулись?
– С колокол назад! В замке наследника все вверх дном! Я удрала, чтобы рассказать тебе! Кстати, наследник уехал куда-то, и теперь его все ищут!
Такова Цици. Взбалмошная и преданная. Принесенная ей новость в самом деле заслуживает внимания. Сдается мне, это известие будет неожиданным даже для герцога Эрде, знающего о Немедии и ее делах все и немного больше.
– Пошли к отцу, – решила я. – Он, правда, в плохом настроении, но вряд ли нас выставит.
– А что случилось? – забеспокоилась Цинтия.
– Матушка хворает, – кратко объяснила я. – Уже седмицу.
Хорошо бы Цинтия проболталась об этом во дворце. Если начнется расследование обстоятельств смерти молодого Эрлена, мы и слуги будем единогласно твердить – госпожа герцогиня который день не покидала пределов особняка. И Цинтия поддержит – да, так оно и есть.
Уже входя в дом, я запоздало сообразила, кто был высокий господин в сером плаще. Надо же, какая честь – нас тишком посетил сам наследник престола. Честь или, наоборот, предвестие беды? С чего принцу Нимеду-младшему вдруг понадобилось наведываться в дом главы Вертрауэна? Подданные отправляются ко двору короля, а никоим образом наоборот.
* * *
Пожалуй, стоит рассказать подробнее об упомянутых мною Тараске и девице Дженне. Имена этих личностей в последнее время у всех на слуху, похождения и эскапады их самих и их друзей щедро поставляют хворост для костров придворных и городских сплетен.
Начнем с его светлости Тараска и углубимся в генеалогию королевского семейства. У его величества Нимеда есть младшая сестра, ее высочество наследная немедийская принцесса Артеза Эльсдорф. По соображениям высокой политики и для укрепления многоразличных союзов ее больше тридцати лет назад с помпой выдали замуж за одного из членов Кофийской королевской фамилии. Артеза со своей свитой переехала в Хоршемиш, время от времени слала царственному брату весточки, хлопотала об обмене посольствами и вела себя, как и подобает женщине ее положения. Ее супруг, к сожалению, не достиг высоких чинов, в когда к власти в Кофе пришел король Страбонус, вообще отодвинулся в тень. У госпожи Артезы было несколько детей, являвшихся немедийскими принцами и принцессами крови, но никого из них сюда, в Бельверус, не привозили. Артеза и сама наведывалась на родину всего два или три раза.
Пять лет назад, в 1289 году, король Страбонус покинул этот мир, ввязавшись в неудачную свару с Аквилонским королевством и тамошним правителем, личностью весьма незаурядной и решительной. В результате на престоле Хоршемиша оказался двоюродный брат Страбонуса, Балардус, ставший (по крайней мере, на словах), вернейшим союзником Аквилонии. Даму Артезу и ее мужа на всякий случай возвысили, сделав поклон в сторону Немедии.
В начале этого, 1294 года, старший отпрыск госпожи Эльсдорф решил навестить родину предков.
Так в Бельверусском замке появился Тараск Эльсдорф, человек, вроде бы принадлежащий одновременно к двум правящим династиям и вместе с тем не обладавший ничем, кроме блеска высокого происхождения. Его приняли с полагающимся почетом и размахом, предоставили для проживания пустующее крыло в городском замке наследника, даровали парочку громко звучащих и незначительных по сути должностей, и предоставили самому себе.
– К нам прибыл очередной соискатель славы, – заявила Цинтия, делясь как-то со мной впечатлениями относительно личности месьора Тараска. – Не спорю, золота у него много, однако он явно жаждет чего-то большего.
– В таком случае ему стоит поискать в другом месте, – заметила я. – Бельверус переполнен охотниками за титулами и богатством. Вдобавок беднягу никто не заметит. Что значит какой-то принц крови, приехавший из Кофа, по сравнению с круговертью, устраиваемой вокруг четырех сыновей короля? Единственное, чего он может добиться – женитьбы на какой-нибудь девице из родственного королю семейства. Эльсдорфы, да простится мне простонародное высказывание, плодятся, как кролики весной.
– Фу! – Цици состроила гримаску и задумчиво добавила: – Кстати, этот Тараск очень даже неплох собой. Наверняка вскоре последуют куртуазные драмы, разбитые сердца будут подсчитываться десятками, а милорд Тараск обретет репутацию дамского погубителя.
– Пожелай ему успехов на сем тяжком поприще, если как-нибудь встретишь в темном уголке, – попросила я, и мы захихикали.
Однако вскоре королевский племянник нашел возможность отличиться. В горах на границах с Аквилонией уже полгода бесчинствовала крупная и неуловимая шайка грабителей, нападавших на торговые караваны, зажиточные деревни и даже взявшая штурмом небольшой замок. Пограничная стража никак не могла захватить разбойников, и, когда в столицу пришло очередное паническое донесение, Тараск вдруг предложил свои услуги. Мол, его присутствие при дворе не слишком обязательно, под его рукой ходит опытный отряд, и он всегда будет рад послужить на благо высокородному брату своей дражайшей матушки… Возражений не нашлось – вдруг его светлости в самом деле повезет? – и с луну назад месьор Тараск со своими людьми отправились к Немедийскими горам, именем короля наводить справедливость и карать злоумышленников.
Легкое удивление при дворе вызвало то обстоятельство, что вместе с Тараском на охоту за разбойниками отправилась Дженна.
Дженна. Надо признать, это что-то с чем-то! Сложение богини из нордхеймских саг, повадки амазонки и при этом – спокойный, хладнокровный и расчетливый ум, больше подходящий опытному царедворцу или полководцу. Может, эта девица не слишком образована, зато ей не откажешь в знании людей. Никто до сих пор не понимает, как она сумела пробиться в Бельверусский дворец, однако теперь она – неотъемлемая часть двора. Не придворная дама, не фрейлина, не знатная госпожа – просто Дженна.
Если подходить со всей строгостью этикета и происхождения, она – самая настоящая простолюдинка. Правда, очень богатая простолюдинка. Единственная наследница главы Гильдии торговцев пушным товаром из Пограничного королевства. Ее отец заправляет в этой загадочной стране, населенной выходцами со всего Материка и вдобавок народом полуволков-полулюдей, оборотней, едва ли не всей торговлей. Неудивительно, что почтенный господин Стеварт совершал частые поездки в Немедию и был принят при королевском дворе.
Лет пять назад он привез с собой дочку, диковатое и привлекательное создание восемнадцати лет, зовущееся Зенобией из семейства Сольскель. Сочетание вычурного имени, данного матерью-хауранкой, с грубоватым нордхеймским прозванием рода отца, чьи предки были из Ванахейма, звучало настолько чудовищно, что девушку очень быстро начали переименовывать. Зенобия превращалась в Зенну или Дженну, в Йенну и попросту Йен. Согласитесь, «Йен Сольскель» намного приятнее для слуха и более соответствует облику носительницы имени.
Девица из Пограничья на удивление быстро привыкла к городской жизни. Отец, видимо, давно понял, что бесполезно навязывать дочурке какие-то правила поведения и предоставил полную свободу. Дженна, вопреки обыкновению, не ударилась во все тяжкие. Она не пыталась удачно выскочить замуж или стать чьей-то любовницей, хотя от мужчин не бегала. Сначала ее частенько видели в обществе Айрена, посла Бритунии. Его она сменила на ди Рагбе, легата «Немедийского дракона» – если верить слухам, именно он привел ее в Бельверусский замок. От Рагбе сметливая купеческая дочка ушла к Хеннеру, помощнику капитана королевских гвардейцев. Этому, в свою очередь, она предпочла месьора Тараска из Кофа. Но, как утверждает осведомленная буквально во всех делах двора Цици, Дженна не любовница Тараска, а просто… Просто подруга.
Что самое удивительное, Дженна умудрялась избегать непременно возникающих вокруг любой бывающей при дворе женщины сплетен. Ей не требовалось ни золота, ни места при дворе, а со своими поклонниками она ездила на охоту за кабанами, рубилась на мечах на тренировочном плацу и наотрез отказывалась принимать их подарки.
Чем Дженну привлек кофийский гость – оставалось непонятным. Однако вот уже вторую луну он волочился за решительной нордхеймской красоткой, пусть и не добился особых успехов. Не зря же она согласилась прокатиться с ним в Немедийские горы. Хотя кто знает… Может, погоня за разбойниками для Йен Сольскель такое же заурядное развлечение, как стрельба из лука по фазанам?
Моя мать, когда я спросила ее мнения, заявила, что считает Дженну выскочкой и деревенской девчонкой, случайно поймавшей удачу за хвост.
4 день Первой весенней луны.
Сегодня утром в городе во всеуслышание объявлено, что через два дня при дворе состоится празднество, посвященное военным успехам его высочества принца Тараска, а также гуляния для горожан всех сословий, с раздачей выпивки и угощения за счет казны. Вестри и десяток его особо отличившихся соучеников будут нести охрану во дворце, оттого мой братец носится между оружейной, конюшней и Академией, шпыняет слуг и не замечает ничего вокруг.
А я замечаю. Моим родителям не прислали приглашения. Отец редко бывал на торжествах подобного рода, однако всякий раз, когда из дворца являлась торжественная процессия, привозившая украшенный печатями и вензелями пергамент, матушка немедля отправлялась в грабительский поход по ювелирным лавкам и портнихам, утверждая, что ее предыдущие украшения и наряды никуда не годятся.