Он, другой и ты

– Все нормально, Дим. Ты просто трахнулся тогда, а я хотела большего. Глупая была, – Саша постаралась изобразить голосом спокойствие, изо всех сил стараясь отделаться от Димы и его участия. Она не желала его жалости, просто физически не могла вынести сочувствия.

– Почему ты не можешь просто рассказать, что было? Я ведь даже не знаю, за что должен извиниться, – он говорил тихо, но в интонациях уже улавливалось некоторое раздражение.

– Ты не должен извиняться.

– Должен. И я прошу прощения, если обидел тебя.

Сашка нервно захихикала, повернулась лицом к Токареву.

– Потрясающе. Ты не помнишь, но извиняешься.

– Помоги мне вспомнить.

– Расскажи, где ты был все эти пять лет.

Саша запьянела от запаха и близости Димы. Только так можно было объяснить непонятно откуда взявшееся мужество, с которым она отчаянно требовала ответа на свой вопрос. Нестерова не ждала, что Дима расскажет, она просто провела между ними черту, за которую нельзя заходить. "Ты не лезешь в мою личную жизнь, а я в твою", – решила Саша, заранее ставя крест на качестве статьи. – "Один материал не стоит того, чтобы снова смешивать себя с грязью"

Едва она так подумала и, снисходительно улыбнувшись, снова отвернулась к окну, полагая, что разговор закончен, как Дима еле слышно заговорил.

– Я жил в Непале. Потом немного в Индии. Это дешевые страны. Сестра присматривала за салуном, перечисляла мне иногда денег. Там все не так, как у нас, Саш. Там не хочется бухать и трахаться. Хочется просто жить. Если тебе однажды пресытятся все развлечения, работа, люди, поезжай туда, попробуй остановиться и подумать именно там. Попробуй заработать там хотя бы десятую часть того, что получаешь здесь. Только тогда научишься ценить то, что имеешь.

– Ты там работал? – Саша не дышала, пока он говорил.

– Работал, учился, просто жил.

– Почему вернулся?

– Очень захотелось домой. Соскучился по маме, сестре, племяшке.

– А по отцу? – Нестерова не успела прикусить язык.

– Он умер, – бесцветным голосом быстро ответил Дима.

– Прости.

– Не извиняйся. Не ты же его убила, – чуть усмехнувшись, успокоил ее Дима.

Он положил ладонь Саше на плечо, аккуратно, но настойчиво заставляя ее повернуться к себе лицом. Она послушалась, хотя немного напряглась от того, что он не убирал руку.

– Так почему ты уехал? – Саша решила ковать, пока горячо.

– А вот это читателям знать необязательно, – Дима заправил ей за ухо непослушный локон, который выбился из хвостика. – У тебя сердце стучит, как бешенное.

– Крепкий чай, – ляпнула Саша первое, что пришло на ум.

– Проверим?

Нестерова не успела и глазом моргнуть, а он уже целовал ее. То ли от неожиданности, то ли под влиянием его откровенности, она не смогла отстраниться. А может, просто не захотела. Запах, который даже на расстоянии погружал ее в транс, теперь полностью окутал, отключая логику, разум и другие полезные черты, присущие Александре Нестеровой. Она снова превратилась в Сашку, которая впервые целовалась с Димой. Со своим бывшем боссом, которого она не имела права желать, от которого буквально пахло грехом и неприятностями, в которого было так легко безответно влюбиться.

Дима обнял ладонями ее талию, прижимая теплое податливое тело к своему. Саша изо всех сил вцепилась в борта халата, который одолжила ему. Она отвечала на поцелуй, но не пыталась обнять, притянуть его к себе ближе. И оттолкнуть сил не было. Словно за соломинку Саша держалась за толстую мягкую ткань. Чтобы не упасть, не сорваться, но и не отпустить его сейчас. Она не могла прекратить это.

Саша зажмурилась, чувствуя, как злые слезы беспомощности собираются в уголках глаз. Она провела языком по нижней губе Димы, легонько прикусила, вырывая из его горла тихий стон. Если бы кто-то спросил ее, кого она ненавидела в этот момент сильнее: себя или его – Саша бы не ответила.

Оставив на ее губах несколько сладких звонких поцелуев, Дима провел носом по Сашиной щеке и уткнулся им в основание шеи, тяжело дыша, щекоча своим дыханием чувствительную кожу. Его рука медленно заскользила с талии вверх, к груди. Он очертил пальцем сосок, положил ладонь чуть выше, зашептал:

– Еще сильнее колотится. И чай тут не при чем.

Дима ничего не мог с собой поделать, он улыбался, как сытый котяра. Весь вечер ему не давали покоя ее губы и беспокойные дерганья. Токарев, конечно, предполагал, что Саша так реагирует именно на него, и все же не мог не проверить. Ему необходимо было получить от нее хоть что-то взамен, иметь защиту от проницательного взгляда и вопросов с подтекстом. И Дима поцеловал ее. И Саша ответила. Не так, как он хотел, конечно, но все же… Ее сердце ускорялось из-за него.

Токарева так обрадовало это открытие, что он выдал, не подумав:

– Тебя тянет ко мне.

Саша прикрыла глаза на пару секунд, а потом аккуратно, но уверенно убрала его руку со своей груди, и вторую – с талии. Задрав голову, она обошла Диму и одним движением стащила его вещи с веревки, едва не подпалив при этом джинсы. Нестерова со всей силы швырнула одежду ему в лицо.

– Убирайся, – без гнева, злости, но твердо.

– Мы не закончили.

– Мне хватит информации.

– Я не про статью.

Саша опять отвернулась к окну и попросила с холодной вежливостью:

– Токарев, сделай милость, исчезни.

Дима улыбнулся, отрицательно качая головой. Он не собирался исчезать.

Сбросив Сашин халат, натянул горячие вещи и отправился к выходу, решив, что на сегодня с них обоих достаточно. Его остановил экран ноутбука. Дима зацепился взглядом за заставку. Компьютер видимо ушел в спящий режим, пока они целовались, и теперь на мониторе мелькали фотографии. Не без удивления и, черт подери, злости Токарев узнавал на фотках своего друга. Едва Дима вышел от Саши, как полез за телефоном, набрал номер.

– Да, Митяй, – ответил ему Костя Бирюков.

Глава 13. Для чего же тогда нужны друзья

– Да, Митяй, – ответил Костя, и Дима едва сдержался, чтобы не наехать на него сразу.

– Здорово, старик. Чем занят? – нейтрально начал Токарев.

– Собираюсь передернуть и лечь спать, – признался Бирюков.

– Мать твою, Кос, нахера мне эти подробности?

– А нахера ты трезвонишь в воскресенье в десять вечера? Я женатый человек, между прочим.

– Угу, женат и дрочишь, – стебанул его Дима.

– Маринке половой покой прописали, – признался Костя с вселенской тоской в голосе.