Падение грани

– Ступай, окунись. Заодно и Водой познакомишься. И не вздумай пугаться. Беги.

Глядя на него, я радовался и грустил. С одной стороны, он приобрёл необычные способности и серьёзную защиту, с другой – он потерял часть своей человечности. Возможно, вы меня осуждаете и вправе сказать: как же так, ведь ты сам возмущался, когда тебя без твоего согласия начали превращать в сверхсущество. Всё так, да не совсем. Я изначально уважал личность сына и его свободу. Он сам сделал выбор, и пусть будет так. Не скрою, я хотел его инициации, ибо это возвысит его. А поскольку Владимир добрый и умный человек, то использует силу во благо.

Через полчаса Вовка вернулся мокрый и без меры возбуждённый.

– Я даже не мог представить, что такое возможно! Вот это, да! – его буквально распирало от восторга.

– Теперь ты совсем другой человек. Ты получил высшую защиту и стал могущественнее, всех людей, но именно это и возлагает на тебя огромную ответственность перед ними. Пойми это и прими безоговорочно. Сегодняшний день я посвящаю тебе. Я научу тебя выживать там, где выжить нельзя, действовать тогда, когда нет никакой надежды, понимать и прощать тех, кто низко пал и облик свой потерял. Запомни, главная ценность вовсе не жизнь и уж точно не смерть. Главная ценность – любовь. Многие тысячи лет мудрецы и учёные пытаются объяснить, что есть любовь, и не могут. А ведь это всё просто. Если ты сознательно и восторженно готов пожертвовать всеми своими свободами вплоть до самой жизни ради блага или спасения другого существа и радость при этом испытать – это и есть любовь. Достигнешь её, и считай, что жизнь ты прожил не зря…

За целый день тренировок и внушений неизвестно кому пришлось труднее, сыну, жадно впитывающему знания и умения, или мне, старающемуся сжать весь свой опыт в единственный урок. К вечеру оба мы изрядно измотались и если бы не короткий отдых и не харчи стражников, я бы точно откинул копыта.

По-хорошему, нам надо бы выспаться и отдохнуть, но, чувствуя неумолимый ход времени, я торопился, поэтому, не дожидаясь утра, я решил уже вечером отправиться в церковь к отцу Иоанну, который мог многое разъяснить.

Перекрестив лбы у ворот храмовой ограды, мы шагнули во двор. Стоя на гладких камнях мостовой, я замер и насторожился. В непривычно пустом дворе я не заметил ни одного человека, и даже пернатая живность почему-то облетала его стороной. Из настежь распахнутых дверей церкви не доносилось ни звука. Я поманил сына, мы ещё раз перекрестились и шагнули в пропахший ладаном полумрак.

В слабо освещённом вечерним светом помещении тихо молились несколько человек. Потрескивая, горели свечи у больших икон Божьей матери и Спасителя, а возле алтаря моргали огненными язычками десяток разноцветных лампад. Спиной к нам стоял священник, и я сразу же шагнул к нему. На звук шагов он обернулся, и я увидел бледное лицо с тёмными, гладко зачёсанными назад и собранными в хвост волосами, с тёмными бородкой и усами. Молодой батюшка взглянул на нас стального цвета глазами с маленькими булавочными зрачками и немного нараспев спросил:

– Молитвами святых отец. Чем могу помочь?

– Здравствуйте, отче, – я слегка кивнул головой, – меня зовут Антон Латов, а это мой сын Владимир. Хотелось бы увидеть отца Иоанна, мы с ним давние друзья.

Молодой священник внимательно в меня вгляделся, перекрестился, склонил набок голову и сделал приглашающий жест. Затем он бесшумно скользнул в тень левого придела. Пройдя за ним, мы попали в небольшую светлую, скромно обставленную комнату. Молодой священник остановился посредине и ещё раз приветственно кивнул головой, мне ничего не оставалось, как сделать то же самое. Уколов меня и Владимира коротким внимательным взглядом, он вытащил из-за пояса сложенную вчетверо скуфью, надел на голову и потом заговорил, немного растягивая слова:

– Я отец Паисий. Приветствую тебя, Избранный и твоего сына. Слава Творцу, – он перекрестился и ещё раз склонил голову, – я наслышан о ваших похождениях. Прошло немало времени, а вас и по сей день славят повсюду. Безмерно рад видеть воочию героя битвы за Землю.

От его явного притворства у меня начало кривиться лицо, будто от зубной боли. Я всегда терпеть не мог любого славословия, и тем более в присутствии сына. Не зная, что делать, я неловко закашлялся, закивал головой и перебил священника:

– Отец Паисий, благодарю вас, но мне бы с отцом Иоанном повидаться.

– Понимаю. Понимаю вас. Но, сожалению, ничем помочь не смогу. Во время известного прошлогоднего происшествия вместе с домом исчезли несколько человек, в том числе и отец Иоанн, – сообщил он вкрадчиво, стараясь придвинуться ко мне как можно ближе и заглянуть в глаза. – Наш настоятель имел немало лет, но сохранял крепость тела и духа. Мы его очень любили, и нам его не хватает. Я знаю – в том злосчастном доме жили ваши родственники, и соболезную в связи с их исчезновением, – он всё-таки добрался до моих глаз, взглянул прямо в зрачки, отшатнулся, передёрнул плечами и, запинаясь, продолжил: – Э-э-э… хранитель этой земли пока не назначен, а… м-м-м… известный вам объект охраняется Корпусом Стражи.

Я слушал священника, и меня не покидали смутные сомнения. Что-то во всём этом было не так.

– Скажите, отец Паисий, а кто ещё был в том доме? Вам это известно?

– Отчасти. Как я уже сказал: отец Иоанн, Семён Прокофьевич, Пахом Прокофьевич, и, кажется, старшина стражи Сергей.

– А, вы не в курсе, что они там все вместе делали ночью.

– Не ведаю.

– Благодарю, отец Паисий. Нам с сыном нужно спуститься вниз.

– Ваша воля. Мир вам. Ступайте с богом, – ответил священник, снова осторожно кольнув меня холодным взглядом.

За время моего отсутствия хранители перекрыли вход в подземелье мощным стальным затвором. Рядом я увидел приборы сигнализации. Сам затвор и приборы управления защищала толстая железная решётка. Едва мы приблизились к входу в подземелье, как нам заступили путь трое стражей в касках, бронежилетах и с автоматическим оружием наготове.

– Прошу остановиться, – раздался громкий голос одного из них, – предъявите пропуск, пожалуйста.

– Не понял, – искренне удивился я, – и кто же нынче здесь пропуска выдаёт?

– Не умничай, дядя, – грубо ответил старший наряда, выдвигая вперёд короткий ствол, – документы то хотя бы у тебя есть?

– Нет. Документов у меня вовсе нет.

– Тогда – кругом, и шагом марш.

– Но зачем же так грубо и некультурно? Я бы обязательно получил пропуск, но те, кто мог бы мне в этом помочь: отец Иоанн, хранители Семён и Пахом, или ваш старшина Сергей исчезли. Ну, не отправляться же за разрешением в Иерусалим к моему родичу Верховному Советнику Николаю, или в Рим к Координатору Александру.

– А-а… вы кто?

– Слава Творцу, я слышу первый нормальный вопрос. Меня зовут Антон Латов.

– Избранный?.. Вы тот самый Антон Латов?

– Я не знаю, что означают ваши слова «тот самый», но я, действительно, Антон Латов. А это мой сын Владимир. Так как, дверь откроете?

– Приносим свои извинения, проходите, пожалуйста. Вас проводить?

– Нет, мы сами. Ваше дело дверь караулить. Бывайте здоровы, служивые.

Посмеиваясь, я шагнул в проём открывшейся двери и оказался на отлично освещённой лестнице. Стало немного грустно. Электрический свет стёр незабываемый флёр романтики и тайны. То ли дело раньше – мрачные подземелья, факелы. Красота.

Лестница привела нас в большой тамбур со вторым створом, который тоже изменился и представлял собой бронированную круглую дверь, толщиной около метра, какие обычно ставят в банковских хранилищах или в подводных лодках. Ого! Это уже серьёзно. Настежь распахнутый люк означал, что проход нам открыли. Мы нырнули в круглый проём, миновали высокий сводчатый коридор, бесшумно распахнули древнюю медную дверь и вступили в зал Четырёх Стихий. У хранителей хватило мудрости не трогать его и оставить в первозданном виде, но теперь он выглядел иначе. Яркое освещение выявило все закоулки зала и стёрло непередаваемый дух мрачной таинственности. Теперь помещение сильно смахивало на музейные руины, и только от сияющего аспидно-чёрными гранями куба портала по-прежнему исходила неисчерпаемая мощь.

– Вот, сын, это тот самый портал. Единственный и неповторимый. За ним неизвестность, бесконечность и река времени. Ну, как не передумал? А?

– Что ты, отец! Такое бывает раз в жизни. Мне представилась уникальная возможность прикоснуться к вечности и, кстати, получить ответы на многие вопросы. Я готов немедленно нырнуть в эту самую реку!

– Хорошо. Только давай без пафоса. Отнесись к происходящему серьёзно, ведь нам предстоит шагнуть в неизвестность. Даже мне трудно представить себе то, что нас ожидает. До сих пор я ходил за Грань в прошлое, которое уже произошло, сегодня же нам предстоит переместиться в будущее, которому ещё только предстоит свершиться.

– Здорово! Интересно, как выглядит вальс звёзд в будущем?

– Насколько я понял, ты говоришь о системе Великого Аттрактора?

– Ну, да.

Я внимательно посмотрел на сына, и почему-то в глубине души возникло глухое раздражение:

– Послушай, Володя, мы идём туда не за твоими научными изысканиями. Придёт время, и я открою тебе такие базы данных, что и представить себе не можешь. Позволю себе напомнить, нам предстоит отыскать причины опасных феноменов, а, в конечном итоге, найти способ борьбы с всесильным врагом, собирающимся уничтожить Землю, Солнце и весь этот сектор вселенной. И что я слышу? В то время, когда человечество уже подверглось нападению, тебя легкомысленно интересует феномен существования нашего злейшего врага. Запомни, нет никакого «вальса звёзд», а есть подготовка Великого Тёмного и его сателлитов к атаке на Землю.

– Да, да. Я всё понял, прости.

– Хорошо, если на самом деле понял, – меня всё больше охватывало сомнение в правильности моего решения о привлечении сына к борьбе, которая потребует убеждённости, самоотдачи и боевой злости. Я всё время приглядывался к Владимиру и пока не видел у него этих качеств. Он рассматривал всё происходящее, лишь как экзотическое приключение, организованное для любимого сына блудным могущественным папашей.

По ступенькам мы взошли на поверхность портала. Я посмотрел на сына, и недоброе предчувствие кольнуло в сердце. Доверяя интуиции, но, не понимая причины тревоги, я медлил с переходом. Время шло, а я продолжал стоять в нерешительности.

– Ты чего ждёшь, отец?