Провиденциалы

– Да, – произнёс Михаил, начиная вставать, полагая, что разговор подошёл к концу. Владимиру Николаевичу пришлось продолжать, поднимая глаза вслед за поднимающимся со стула собеседником.

– Возьми с собой что-нибудь грязное, рабочее – переодеться… обед захвати. Там дальше определимся. Согласен? – лицо Владимира Николаевича на протяжении всего разговора оставалось неизменно серьёзным. В то же время оно казалось как-то по-отечески приветливым, будто он знал Михаила маленьким, будучи давним другом семьи. Всё это подкупало. Доверие, выказанное ему этим человеком с первых минут, окрылило Михаила, и он был готов согласиться на какие угодно условия без колебаний. Последние слова своего нового шефа «Молодец, до понедельника!» он дослушал уже возле двери, держась за ручку.

Михаил буквально выпорхнул из здания, и его тут же окутал аромат тополиных почек – терпкий и целебный. Воздух вибрировал от щебета воробьёв, резвящихся в кронах деревьев. Солнечный свет щедро заливал исторический квартал. Лучи играли на фасадах двухэтажных деревянных домов дореволюционной эпохи, окрашенных в разные цвета. Затейливая резьба наличников и ставен так и притягивала взгляд, создавая впечатление живой, дышащей картины.

Сердце Михаила билось в унисон с его шагами, когда он направился к набережной. Ступив на неё, он повернул в сторону Затона, следуя изгибам береговой линии. Мысли о будущем кружились в голове. Улыбка, не сходившая с его лица, провоцировала прохожих невольно улыбаться в ответ.

До недавнего времени Затон тоже относили к старой части города. Этот район чудом уцелел во время ударной коммунистической стройки. На протяжении многих лет его вросшие по окна в землю и почерневшие от времени маленькие деревянные домишки исправно служили горожанам наглядным напоминанием о той руководящей и направляющей роли партии, благодаря которой за два десятка лет город изменил свой облик с уездного на индустриальный. Эти преображения произошли под руководством заслуженного строителя Крушилова, которому удалось в кратчайшие сроки переселить десятки тысяч семей из вагончиков в благоустроенные квартиры. Правда, столь стремительные темпы строительства не обошлись без компромиссов в области строительных стандартов. Так, в городе появились десятиэтажные дома с одним лифтом и шестиэтажные дома без лифта вообще – своеобразные памятники эпохе форсированной урбанизации.

Старые домишки оставались свидетелями прошлого, подчёркивая масштаб произошедших перемен. Однако с распадом государства эти дома один за другим потихоньку начали исчезать, уступая свои места роскошным особнякам. Старожилы Затона с грустью наблюдали, как меняется облик их родного района. Многие из них, не в силах противостоять натиску времени и денег, продавали свои участки и переезжали в современные квартиры на окраинах города. Другие упорно держались за свои корни, отказываясь покидать дома, в которых родились их деды и прадеды. Рядом с блестящими фасадами трёхэтажных коттеджей ещё можно было увидеть покосившиеся заборы и старые колодцы. Но с каждым годом таких островков прошлого оставалось всё меньше. Затон постепенно превращался в престижный район, где цены на недвижимость взлетели до небес. Тихие вечера, наполненные ароматом цветущих яблонь и звоном комаров, сменились шумными вечеринками и гулом дорогих автомобилей. Новая жизнь властно вступала в свои права, стирая последние следы прошлого в этом районе.

Глаза Михаила быстро выхватили из пестроты заборов нужный ему номер 14 на улице Береговой. Он замедлил шаг, осознавая, что перед ним – порог его будущей трудовой жизни. Взгляд невольно скользнул вверх, зацепившись за причудливое строение по соседству. Трёхэтажный дом-замок, будто вырванный из средневековой сказки, возвышался над окружающими постройками. Его острые шпили пронзали небо, а на вершине одной из башен гордо красовался позолоченный флюгер, отбрасывая солнечные зайчики на потрескавшийся асфальт. Губы Михаила тронула лёгкая улыбка. Он поднял руку в шутливом прощальном жесте и, разворачиваясь в сторону дома, негромко произнёс: «До встречи через два дня, петушок! Не улетай со своего насеста». С этими словами он зашагал прочь, унося с собой образ сказочного замка и предвкушение новой главы в своей жизни.

Однако столь романтическое настроение Михаила рассеялось, как только он переступил порог собственного дома. Мать встретила его с лихорадочным блеском в глазах, держа в руках потрёпанную записную книжку:

– Миша, звонили со сталелитейного завода! – выпалила она, не дав ему даже разуться.

Прихожая перед глазами Михаила внезапно поплыла. Сталелитейный завод – колосс индустрии, о работе на котором он робко мечтал, вдруг стал осязаемой реальностью. Слова матери о том, что его ждут в понедельник в восемь утра с документами на должность слесаря-ремонтника, звучали как волшебное заклинание. Стабильная зарплата, перспективы роста, бесценный стаж по специальности – всё это закружилось в голове Михаила, вытесняя образ сказочного замка с золотым петушком. Не чувствуя под собой ног, он развернулся и ринулся обратно в строительную контору.

Лишь оказавшись в душном салоне городского автобуса, трясущегося по разбитой дороге, Михаил осознал, что мог просто позвонить в контору. Но мысль о возвращении домой даже не пришла ему в голову. Так, за считанные секунды, жизнь Михаила совершила крутой поворот, и романтичный образ средневекового замка уступил место суровым очертаниям заводских цехов, обещающих не сказку, но стабильное будущее.

Михаил снова появился в уже знакомой ему приёмной, сохраняя вид человека, отлучившегося на короткий перекур, а не исчезнувшего на два часа. Лёгкая улыбка играла на его губах, когда он, излучая уверенность, указал секретарю пальцем на дверь начальника.

– Можн…? – слова застряли где-то между языком и зубами.

– Проходите, – отозвалась девушка, её голос на этот раз прозвучал как скрежет ножа по фарфору. Присутствие Михаила нарушало невидимый порядок в её мире. Несмотря на то, что это была лишь их вторая встреча, секретарь, очевидно, уже мысленно внесла его в список личных раздражителей, разместив где-то между заевшим ящиком стола и слишком громким звонком телефона.

Владимир Николаевич встретил появление Михаила с непроницаемым выражением лица, демонстрируя полное равнодушие к возвращению ушедшего до следующей недели посетителя. Хотя брови его на мгновение всё же чуть приподнялись, формируя немой вопрос, который он не посчитал нужным озвучивать.

– Извинит…, я в понедель… не смог… меня… завод позвал… – Михаил заговорил скороговоркой, теряя слоги и целые слова.

– Работу другую нашёл? – Владимир Николаевич решил подтвердить свою догадку, копируя интонацию опытного следователя, уже знающего ответ.

– Да, – выдохнул Михаил.

– Хорошо, ладно, успехов, – пробасил начальник и тут же уткнулся в бумаги, полностью поглощённый их содержанием.

Глава 2

Календарь отсчитал почти полный круг с того дня, когда Михаил влился в коллектив завода в качестве нового сотрудника. Реальность заводской жизни разительно отличалась от идеализированных образов, запечатлённых в фильмах его детства. Здесь не было места вечно улыбающимся рабочим, с энтузиазмом перевыполняющим план. Вместо этого Михаил погрузился в мир, пропитанный запахом машинного масла, и пронизанный монотонным гулом механизмов и ритмичным стуком оборудования.

Удивительно, но именно эта среда оказалась близка Михаилу. В цехе, окружённый какофонией производственного шума, он ощущал себя в своей стихии. Уверенность крепла с каждым днём, с каждым выполненным заданием. А когда его фамилия появилась в списке кадрового резерва, сулящем скорый профессиональный рост, метаморфоз Михаила достиг своего апогея. Он больше не сутулился, пытаясь стать незаметнее. Его поступь обрела твёрдость и решимость. Краска смущения, некогда так часто заливавшая его лицо, перешла в здоровый оттенок кожи человека, убеждённого в своём будущем. Фразы теперь не застревали в горле, превращаясь в нечленораздельное бормотание. Отныне его речь текла плавно и уверенно. Прогулки по городу перестали быть источником стресса. Михаил больше не озирался по сторонам в тревоге столкнуться с бывшими одноклассниками. Напротив, он шагал с гордо поднятой головой, готовый к любой встрече. Его взгляд излучал спокойную убеждённость человека, обретшего своё призвание и уверенно следующего по выбранному пути.

Заводские ребята превратились в его друзей. Как положено на производстве, вся бригада из тридцати человек жила общей жизнью. Солидарные в цеху, они поддерживали друг друга в трудностях, делили радости и печали за его пределами. Михаил регулярно присоединялся к коллективным посиделкам в барах и забегаловках по пятницам после рабочей смены, стал постоянным свидетелем чужих свадеб, похорон, рождений детей и новоселий.

На одном из таких мероприятий он познакомился с девушкой на два года старшей. И случилось это для Михаила довольно неожиданным образом.

В тесной комнате царил запах жареного мяса, алкоголя и специй. Вечер был в самом разгаре. Михаил сидел ближе к углу большого стола, чувствуя нарастающую усталость после напряжённой рабочей недели. Голова гудела от шума и гама веселящихся коллег. Их громкие разговоры и смех, бесконечные тосты и похлопывания по спинам лишь усиливали его желание оказаться дома, в тишине и покое. Он рассеянно водил вилкой по тарелке, не чувствуя вкуса еды. Его мысли были далеко отсюда – о незаконченных делах, о планах на выходные, о чём угодно, только не о происходящем вокруг. Михаил уже подумывал найти подходящий предлог, чтобы незаметно ускользнуть, когда вдруг рядом появилась девушка.

Она села справа от него, с едва заметной улыбкой на губах. Несмотря на своё не лучшее расположение духа, Михаил краем глаза отметил её скромную внешность. В ней не было ничего кричащего или вызывающего, что в данный момент показалось ему приятным отличием от шумного веселья вокруг. От девушки исходило ощущение мягкости и скрытой доброжелательности, которое смягчило его настроение.

Она была невысокой. Её бёдра, слегка расширенные, придавали фигуре форму груши и заметно выделялись по сравнению с её худыми плечами и руками, усыпанными россыпью мелких веснушек. Недорогое платье из штапеля в мелкий цветочек не скрывало этих особенностей. Лицо девушки не отличалось яркими чертами – оно было простым, из тех, что не задерживаются в памяти случайных прохожих. Нос чуть вздёрнутый, губы тонкие, почти незаметные на бледном лице. Глаза – маленькие и светлые, походили на выцветшие васильки в конце лета. Волосы – тёмно-русые, без блеска и объёма – были гладко зачёсаны назад и собраны в небрежный узел на затылке, открывая высокий лоб и подчёркивая овал лица.

Двигалась девушка немного скованно, боком, с осторожностью, присущей человеку, который постоянно ожидает столкновения с окружающим миром. Взгляд её был немного опущенным – она избегала прямого зрительного контакта с окружающими. На губах играла робкая полуулыбка – не то извиняющаяся, не то просящая прощения за само своё существование. Ладони, влажные от волнения, она то и дело тёрла друг о друга, стараясь незаметно вытереть испарину. Её облик был лишён броских деталей, которые могли бы привлечь внимание. Вся её сущность излучала простоту, незаметность, стремление раствориться в окружающем пространстве. Она всем своим видом, движениями, позой пыталась отгородиться от мира, спрятаться от любопытных взглядов, стать невидимой.

Довершал образ некоторый дефект речи – лёгкое, но заметное искажение звука «р». Это не было классической картавостью – скорее, каждое «р» в её устах превращалось в маленькую ловушку для слуха собеседника. Люди, недавно вошедшие в её круг общения, нередко замечали за собой непроизвольное желание поморщиться или отвести глаза во время её речи. Некоторые нетерпеливо заканчивали за неё фразы, другие старались избегать тем, богатых на злополучную букву. А самые бестактные и вовсе переспрашивали с плохо скрываемым раздражением, превращая каждый разговор в маленькое испытание для её самооценки.

«Угощайтесь, вкусно получилось!» – произнесла она, и Михаил невольно вздрогнул. Её «р» прозвучало так необычно, что он на секунду засомневался в своём слухе. Непроизвольно наморщив лоб и сощурившись, он попытался осмыслить услышанное. Девушка робко улыбнулась и придвинула к нему тарелку с салатом. Михаил кивнул, нахмурившись, и принялся за еду, чтобы избежать разговора. Это объяснялось не столько его плохим настроением, сколько стремлением уйти от неловкости, вызванной её манерой говорить.

Она продолжала хлопотать рядом, подкладывая ему закуски. При каждом её слове с «р» Михаил инстинктивно кривился и отклонялся назад, пытаясь дистанцироваться от странного звука. Черты его лица то вытягивались, то сжимались на переносице; выражали то замешательство, то лёгкое недовольство. «Попробуйте этот салат, он очень свежий», – предложила она, и Михаил заметил, как она на долю секунды задержала дыхание перед словом «попробуйте».

На протяжении вечера девушка не переставала угощать его, наклоняясь ближе с дружелюбной улыбкой. Михаил заметил: когда она нервничала, дефект усиливался, а в спокойном состоянии её произношение звучало почти нормально. Вопреки изначальному дискомфорту, он ощутил, как в его груди зарождается теплота и признательность. Её забота выделялась на фоне общего шума и суеты.

Михаил никогда не был в центре женского внимания. Оказавшись в ситуации, когда за ним явно ухаживала девушка, он сначала почувствовал себя неловко и не мог поверить, что кто-то проявляет к нему столько внимания. Такое отношение он видел разве что от своей матери. Оно ему определённо нравилось, подкупало, заставляя сердце биться чаще. В ненавязчивых заботах этой девушки было что-то по-домашнему уютное.

Его мысли крутились вокруг одного: почему он? Михаил с удивлением признавал, что начинает ждать её улыбок, её тихих предложений попробовать ещё что-то из угощений. Его подкупала её обходительность, и это пробудило в нём новое желание – узнать её лучше. Поэтому, когда гости начали потихоньку расходиться, Михаил, набравшись смелости, поинтересовался:

– Я Михаил. А как вас зовут?

Девушка улыбнулась, чуть смутившись:

– Светлана. Я двоюродная сестра Жени, – она кивнула в сторону коллеги Михаила по цеху, который сейчас прощался с одним из своих друзей. – Он попросил меня помочь. Я нечасто хожу на такие мероприятия, – продолжила Светлана, слегка покраснев.

Михаил почувствовал, как их общение начинает обретать особую значимость. Он стал задавать ей вопросы о её жизни, работе, увлечениях. Светлана отвечала спокойно, её голос был тихим и приятным. Она рассказала, что закончила педагогический колледж и три года проработала учительницей; в настоящий момент работает в библиотеке и любит читать. Сказала, что живёт вместе с мамой, в этом же доме, в соседней парадной.

– Давайте куда-нибудь сходим на выходных? – предложил Михаил, уже стоя на выходе и прощаясь с ней. Из её разговора он понял, что она останется здесь, в квартире своего двоюродного брата, ещё на какое-то время – поможет убрать со стола.

– Мы собираемся каждое воскресенье в час дня в нашей городской библиотеке, где я работаю. Приходите, мы всегда беседуем на различные интересные темы, – Светлана сделала ему встречное предложение, которое вызвало странное, но приятное волнение у подбодрённого выпитым Михаила.

«Кто такие "мы"? И почему она называет подъезд “парадной”?» – эти вопросы крутились в голове Михаила, пока он осторожно спускался по ступеням, погружённым во мрак. Его правая рука скользила по шершавой стене, нащупывая путь, в то время как левая прикрывала нос и рот, пытаясь защититься от вездесущего смрада. Выбитые окна на лестничных площадках зияли пустыми проёмами, впуская порывы ветра. Но даже эти сквозняки были бессильны против стойкого зловония. Образ бабушки всплыл в памяти Михаила – она тоже всегда употребляла слово «парадная», когда речь заходила о каком-нибудь жилом доме. За этим воспоминанием последовало другое: парень в автобусе, похлопавший его по плечу и спросивший: «Выходишь на следующей станции?» Мысли Михаила путались, перескакивая с одного на другое, но в этом хаосе сформировалось одно чёткое решение – в воскресенье он обязательно пойдёт в библиотеку.

После того вечера фигура Светланы неотступно следовала за Михаилом в его мыслях, преследуя его днём и ночью. Он то и дело ловил себя на том, что снова и снова погружается в воспоминания об их беседе, смакуя каждый момент. Её застенчивая улыбка, едва заметно приоткрывающая жемчужные зубы, вспыхивала в его памяти ярче звёзд. А особенное, чуть раскатистое «р» в её речи звучало в его ушах сладчайшей музыкой, заставляя сердце трепетать.

Ночи для Михаила превратились в нескончаемую пытку. Простыни путались вокруг его тела, пока он метался в бурном океане эмоций, тщетно пытаясь найти островок спокойствия. Дрёма ускользала, оставляя его наедине с раскалёнными мыслями о Светлане. Каждый скрип кровати под его беспокойным телом был стоном его измученной души, жаждущей близости с той, что так внезапно перевернула его мир. Михаил то зарывался лицом в подушку, пытаясь заглушить рой мыслей, то вскакивал, чтобы глотнуть воды, но ничто не могло остудить жар его внезапно вспыхнувшей страсти.

Всю неделю Михаил жил в предвкушении воскресенья. На заводе руки делали привычную работу, но мысли были далеко – он рисовал в воображении их совместное будущее. Михаил представлял их жизнь в маленькой квартире, где Светлана в уютном фартуке хлопочет у плиты, ожидая его с работы. Он видел, как они вместе ужинают, тихо переговариваясь о прошедшем дне.

В своих самых сокровенных грёзах Михаил видел Светлану совсем иной – раскованной и пылкой. В потаённых уголках сознания оживали её завораживающие движения: как она изысканно наклонялась, накрывая на стол, а облегающее платье обрисовывало каждый контур её фигуры. Его взгляд скользил по её силуэту, задерживаясь на манящих изгибах, чьи пленительные очертания открывали перед ним новый мир чувственных переживаний. Он представлял, как ткань наряда нежно обнимает эти соблазнительные округлости, при каждом шаге Светланы создавая волнующую игру световых и тёмных участков. Воображение рисовало, как она плавно садится в кресло, и юбка чуть приподнимается, являя изящные лодыжки. Михаил прослеживал линию её ног, воображая, как бархатистая кожа Светланы трепещет под его жадными пальцами, скользящими по изгибу тела. В смелых видениях Михаила её обычное лицо преображалось, обретая магнетическую притягательность. Тонкие губки манили своей мягкостью, обещая неземное блаженство. Маленькие глазки из-под пушистых ресниц обжигали его пламенем внезапной страсти, а лёгкое покачивание при ходьбе вызывало у него замирание сердца от восхищения.

Мечты Михаила уносили его в сладостное будущее, где их со Светланой союз расцветал плодами любви. Он грезил о детях – может, двое сыновей и дочь, чтобы и отцу были верные помощники, и матери – подмога? В своих мечтах он видел их счастливую семью в просторном доме, утопающем в зелени пышного сада. И почти ощущал аромат спелых яблок, которые они собирали бы вместе погожим осенним днём.

А добрая мама, хоть и останется в своей старой квартире, всегда будет рядом – готовая приласкать внучат, поделиться житейской мудростью или просто согреть их всех своей безграничной любовью. Эта идиллическая картина наполняла сердце Михаила теплом и предвкушением счастливого семейного будущего.

Каждый новый день Михаил встречал с её именем на устах. А в то судьбоносное воскресенье он вскочил с постели ещё до рассвета, гонимый предчувствием счастья, как моряк, завидевший долгожданный берег. Он бесшумно выскользнул из постели, стараясь не потревожить сон матери, и заварил себе крепкий чай. Михаил долго просидел на кухне, наблюдая, как первые лучи солнца медленно рассеивают ночную темноту. Безмолвие раннего утра нарушали только тихое позвякивание ложечки и едва уловимый шорох листьев за окном.

Зайдя в ванную, Михаил критически осмотрел себя в зеркале. Сон не шёл всю ночь, и привычные тёмные круги под глазами стали ещё заметнее. Он долго провозился с бритвой, пытаясь избавиться от редких волосков на подбородке. После принял душ. Стоя под тёплыми струями, Михаил мысленно репетировал разговор со Светланой, представляя, как будет держаться уверенно и непринуждённо. Вытершись насухо, он аккуратно зачесал непослушные волосы, стремясь придать им форму, как у киногероев.

Следующий час Михаил провёл в отчаянных попытках собрать достойный образ из своего скромного гардероба. Он вывернул шкаф наизнанку, превратив комнату в подобие примерочной комиссионки. Футболки кричали своей несерьёзностью. Единственная приличная рубашка, когда-то купленная на вырост, висела на Михаиле бесформенным мешком; воротник болтался вокруг тощей шеи, а манжеты скрывали половину ладоней, превращая руки в беспомощные культяпки. В итоге выбор Михаила пал на светло-бежевый костюм – самый солидный предмет гардероба. Костюм не превращал Михаила в фотомодель, но придавал ему вид серьёзного молодого человека. В нём он чувствовал себя взрослее и увереннее.