Воля над Хаосом

10.2.1. Нормократия – власть правил, норм. Нормократия является отражением первичного упорядочения Хаоса – первичной гештальтизации. И так же, как принудительность Хаоса транслируется через упорядоченные гештальты, так и нормы, призванные ограничить, а в идеале и устранить произвол властителей, создают новую политическую, социальную и культурную принудительность. В роли Хаоса выступают страсти и прихоти правящего слоя, а Норма устраняет подчинение этим представителям Хаоса.

Нормократия исходит из представления о хаотической природе человека, которая нуждается в постоянном укрощении некоторыми нечеловеческими механизмами. В основе нормократии лежит стремление перенести ответственность за организацию жизни на внешние управляющие факторы. Подчинение абстрактной норме – это выражение потребности в «мягком рабстве», в наличии комфортного, понятного господина, снимающего ответственность за принимаемые решения. Нормократия естественна для обществ, в которых ясное сознание не культивируется, и свободная воля не является высшей ценностью земной жизни.

Нормократия приходит, когда Церковь оттесняется на периферию. Представление о ценности регулирующих правил/норм ведет к нарастающей механичности существования, подчиненности Сознания тому, что ниже его устройства и по статусу, и по сложности. Собственно, «страшная сказка» о господстве искусственного интеллекта и есть идея нормократии, доведенная до абсурда.

Нормократии выродились в системы представительской демократии, в основе которых лежит нереализуемая, подмененная криптократией, но достаточно зловредная идея – власть должна не создавать новые формы, а уйти от соприкосновения с Большими Процессами и просто обслуживать население: «Мы платим налоги, поддерживающие государство, и потому государство должно обслуживать нас». То, что справедливо на уровне самоорганизации народа, становится недопустимым в отношении государства. Государство в редких случаях сводится к этой функции – у него свои задачи, задачи другого уровня. Поэтому и создаются системы обеспечения задач государства помимо избирательных действ.

10.2.2. Идеократия строится на принципиально отличных от нормократии основаниях. Это понятие, введенное евразийским движением[106 - Н.С. Трубецкой. Об идее-правительнице идеократического государства.Евразийские хроники. Вып. XI. Париж, 1925; Идеократия и армия. Евразийские хроники. Вып. X. Париж, 1928.П.Н. Савицкий. Идеи и пути евразийской литературы. Русский узел евразийства. М., 1997.], означает подчинение не нормам, а задачам, проистекающим из универсальных Больших Идей. В этом случае над социальной нормативностью надстраивается инстанция, обеспечивающая деятельность по реализации Идеи, ради которой нормы могут нарушаться. Идеократические режимы существуют не ради обеспечения материальных интересов (для чего и создаются универсальные нормы), а для реализации вполне осознанной идеи.

Идеократия – власть определенного сегмента Культуры над социумом. К идеократическим государственным устройствам можно отнести множество режимов – от коммунистического и национал-социалистического в прошлом до современного теократического режима в Иране. Идеократии задают универсальный смысл исторического существования, приводя человеческую жизнь в соответствие с тем, что находится над ним. Ценность идеократии – в преодолении власти законов и соотнесении действий властных структур не с юридическими нормами, а с заданными смыслами, но теневая сторона аналогична той, с которой сталкивается Традиция, – она апеллирует к ценностям, находящимся в основе человеческой свободы, но ведет людей в определенном направлении, именно ведет, придавая свободе принудительный характер. Человек принудительным образом вовлекается в процесс соотнесения с высшими ценностями, но это вовлечение, при всей его ценности по сравнению с властью нормы, не решает главной задачи – восстановления статуса свободного созидающего существа. Идеи легко превращаются в новые нормы или срываются в произвольное истолкование властителями.

Поэтому идеократия должна основываться на совершенно иной технике управления, нежели нормократия. Управляющие идеи, как и все живое, подвержены основному организмическому процессу, ведущему к замене смыслового ядра идеи его формальными копиями, которые со временем начинают противоречить самой идее, создавая вокруг нее нормативную оболочку и умерщвляя ее. Противодействовать этому может только постоянное порождение самого идейного ядра идеократии с неизбежными его модификациями. Идеократия – порождение Культуры и может существовать длительное время лишь при наличии постоянно оживляющей Культуру инстанции – Церкви или Воли. Поскольку Церковь оттеснена в оазисы, идеократия может длительно существовать только в рамках волюнтократии.

Нормократический режим – господство рациональности, очищенной от всех других составляющих Сознания. Идеократический – воплощение той или иной культурной идеи. В реальных режимах в той или иной степени присутствуют следы всех других основ управления социальной действительностью. И нормократия, и идеократия в чистом виде встречаются редко – в посюстороннем Мире действуют неумолимые силы Искажения. Нормократия проистекает из определенного корпуса идей и является их «машинной» проекцией, идеократия для предотвращения деградации вынуждена прибегать к четким правилам и нормативам (сохраняя, однако, возможность преодолевать правила ради реализации идеи).

Волюнтократия – это иное, это власть пробужденной Воли, власть необусловленности над обусловленностью, превращение необусловленных слоев Сознания в главный управляющий фактор. У такой задачи по меньшей мере две стороны.

Одна сторона – самоорганизация носителей пробужденной Воли. Управление сообществом людей с пробужденной свободной волей требует особой организованности элиты: координации действий людей, которые принципиально не могут находиться в позиции управляемых извне. Шанс на это дает только опыт внутренней свободы и ясного сознания в соотнесении с процессом Творения. Одной из задач волюнтократического управления становится максимально возможное воспроизведение свободных существ, а это означает хроническую задачу волюнтократического государства по отношению к своим подданным: воцерковить тех, кого можно воцерковить; вокультурить тех, кого можно вокультурить; овоенить тех, кого можно овоенить. То есть превратить в себя всех, кого можно сделать членами волюнтократии. Волюнтократия сама воцерковлена (соотносит свою деятельность с процессами Творения), вокультурена (создает новые формы Культуры) и представляет собой военную организацию, ведущую хроническую войну за освобождение Сознания из-под власти Хаоса. Три высших типа человеческих существ – святой, гений и герой, – реализующих три ценности нашего мира – любовь, творчество и войну, – должны стать целью воспитательной политики государства, а не формирование массы законопослушных граждан. Неважно, какие при этом будут применяться технологии, – мы не можем предвидеть их форму, но можем определить их направленность.

Вторая сторона задачи – проблемная. В человеческой истории мы без труда обнаруживаем множество начинаний подобного рода – создание орденов. Но они решали ограниченные задачи и существовали ограниченное время. Основная их проблема – имитация тех качеств, которые признавались важными, людьми с совершенно иной мотивацией и стремящимися к власти в подобных структурах. Эта проблема – составная часть фундаментальной проблемы Искажения любых проектов и высоких идей при их погружении в реальную социальную среду.

Именно поэтому волюнтократия не может не быть воцерковленной. Противодействие Искажению – одна из составных частей жизни Церкви.

10.3. Условием возникновения и функционирования волюнтократии является определенная гигиена внутренней жизни и преобразование сознания – его волюнтаризация. Специальная подготовка является обязательным условием для множества профессий и некоторых социальных страт. Точно так же, как для получения офицерского звания нужно окончить военное училище, так и для вхождения в волюнтократический круг нужно пройти определенный обучающий курс. Пробужденная воля означает и ясное незамутненное сознание, что позволяет различать воздействие на сознание различных факторов и ответственность, проистекающую из волевой позиции. Только последовательное отсечение влияний «снизу» в сочетании с ответственностью, идущей «сверху», может сохранить позицию волюнтократии.

Условие волюнтократической гигиены – понимание неизбежности искажений, а значит, и наличие техники выявления и преодоления искажений и особой хладнокровной позиции по отношению к управляемым социокультурным процессам.

Волюнтократия – это война с Искажением, война с неопределенным исходом. До сих пор такие войны заканчивались победой Искажения. Победа доступна только Четвертому Риму, «которому не бывать» и который является религиозной, культурной и цивилизационной проекцией волюнтократии. Равно как и наоборот: волюнтократия есть проекция Четвертого Рима, который пока находится в зоне «не быти».

Волюнтократия является целью Перехода к Иному и средством такого Перехода. Нужно понять, какие формы политической организации наиболее благоприятны для Перехода. Переходный режим, конечно, должен быть фундаменталистским – идеократическим, с зачатками волюнтократии. Фундаментализм исходит из иерархии ценностей. Управление может быть сетевым, организация знаний ризомной, но ценностные структуры всегда упорядочены. В самом слове «ценность» уже содержится указание на то, что есть более ценные вещи и менее ценные (честь, противопоставленная выгоде, например, или, что существеннее, свобода – обусловленности). Фундаментализм – это утверждение, что в основу организации общества (управления, воспитания, «изготовления» человека и окружающей его культурной, технической и социальной среды) должны быть положены самые высокие ценности. Конечно, «должны» не значит, что так и есть, и даже не то, что это возможно, но здесь важен вектор, а не актуальное состояние, которое без этого вектора было бы совсем безнадежным. Умение читать ценнее неумения, и мы заставляем детей учиться (иногда насильно). Пребывание в Культуре ценнее, чем жизнь за ее пределами. Это культурный фундаментализм, гласящий, что задачей любой социальной системы должно быть максимальное вокультуривание тех, кого можно вокультурить.

Еще глубже церковный фундаментализм – соотнесение себя с тем, что находится за пределами мира и внутри человека и не описывается простыми схемами мышления. Церковь – это не социальный институт и не организационно-финансовая система, это территория соприкосновения сознания человека с тем, что за пределами Мира. На этой территории живут разные люди и не всегда хорошие. Но и не все родители учат детей говорить только хорошие слова, хотя учить-то говорить надо. Православный фундаментализм есть требование ввести человека в соприкосновение с Миром «за пределами», с реальной свободой воли и столь же реальной ответственностью за положение дел рядом. Это и есть обязанность фундаменталистского режима – воцерковить тех, кого можно воцерковить.

Волюнтаризация сознания – один из аспектов христианских практик. Точка воли, того «ничто», из которого производится волевое действие, совпадает с «местом ясности», известным в христианской аскетике:

«Ибо один чин у молитвы ума в месте ясности, как сказал я однажды, потому что там, на месте, превысшем и свободном от гомона страстей, нет молитв, и жертвоприношений, и молений, и прошений о прежде совершенных [недостойных] деяниях, но также нет и памяти о чувственном житии, которое проводится на месте чистоты и памятование о котором непрестанно воздвизается в уме. Но все сии [вещи] и подобные им прекращаются у ума на месте ясности, и память о них пропадает у чувства, свойственного уму, и он непрестанно приводится в движение тем, что выше сих [вещей] и превосходит их, в изумлении, [бывающем] при опьянении всемудрым Богом»[107 - Иосиф Хаззайя. О молитве в месте ясности. Богословские Труды. Выпуск 47–48, М., 2018, с. 526–542.].

10.4. Волюнтократия – проект, но реальных носителей волюнтократической идеи, а не ее имитаторов, все же очень мало. Для вызревания проекта необходимо политическое устройство, позволяющее максимально выявить потенции основных составляющих цивилизации.

10.4.1. Основа всех цивилизационных структур – жизнь, воплощением которой является народ, создающий и государство, и культуру, и носителей волюнтократии. Это этнос в гумилевском понимании, или система этносов – суперэтнос. Власть этноса – это власть жизни, порождающей все остальное. Народ воспроизводит и людей, и культурные коды, и стереотипы поведения.

Лучшая политическая организация народа – это прямая демократия: выявление реальных лидеров, зависящих от территориальной общины. Прямая демократия означает, что община, опираясь на реальных лидеров, сама организует свою жизнь, управляя полицейскими участковыми, системами обеспечения жизнедеятельности общины, сбора местных налогов и т. д. Народ создает свободную экономику того типа, который соответствует его природе, и территориальную армию по типу казачьих формирований, которые переходят в подчинение государству только в условиях войны. Народ создает свою ступенчатую структуру управления – лидеры общин выбирают своего лидера на муниципальном уровне, муниципальные лидеры – областного, а те образуют высший слой, избирающий своего руководителя или группу руководителей. В этом случае голосует не безымянная масса за того, кто ей понравится как артист на сцене, а круг ответственных личностей. Тогда воспитание лидерства становится одной из задач организованного народа. Именно на народном сегменте цивилизации и возможна сетевая самоорганизация. В этом случае государство освобождается от необходимости имитировать противоречащие его иерархической природе сетевые принципы.

10.4.2. Другая составляющая цивилизации – государство, живущее в мире обусловленностей, искажений, агрессий, отклонений. Государство – военная структура по своей природе, власть, соединенная с правилами и нормативами, противостоящая другим властям, опирающимся на другие нормативы. Его задачи – обеспечение внутренней стабильности, внешнего доминирования и защиты от доминации других государств. Государство воспроизводит силу, стабильность, защиту. Государство – творение народа, но оно редко совпадает с народом, а крупное государство не совпадает с народом никогда. Для России это несовпадение особенно очевидно – Россия всегда была не совсем русским государством, а в начальный советский период даже антирусским, но оно всегда было порождением русского народа даже тогда, когда народ использовал для построения государства иноэтнический материал. Государство – это нормативы и управленческие акты, плановая экономика и целенаправленные инновации, призванные укреплять его позиции во внешнем мире и обеспечивать управляемость внутри государства. Это стратегические вооруженные силы, ориентированные на действия за пределами своей территории. Принципы формирования управленческой структуры такие же, как и в армии: коллегиальные решения высшего руководства по меритократическим критериям. Госслужащий в такой системе не бюджетник, а офицер административных войск.

Именно государство должно способствовать воцерковлению тех, кого можно воцерковить, вокультуриванию тех, кого можно вокультурить, овоениванию тех, кого можно овоенить. У государства должны быть своя самодостаточная плановая экономика, не подчиняющаяся рыночным правилам, но и не препятствующая свободной экономике народа.

10.4.3. Но должны быть и особые структуры, соединяющие в себе и творчество новых форм, и дисциплину военной организации, и трезвую оценку реальности разведывательными службами. Это и есть зародыш волюнтократии, создающий принципиально новую реальность вне норм и правил и обеспечивающий переход к Иному. Это такая же самостоятельная реальность, как народ и государство. Его силовая основа – силы и службы специальных операций, параллельные армии, но переходящие под начало армии в случае войны.

Экономическая основа волюнтократии – креативная экономика. Термин «креативный класс» в современной России в значительной степени дискредитировал себя, будучи неправомерно расширен на материально обеспеченный и образованный слой городских жителей, в основном офисных работников, независимо от выполняемых ими функций. Но исходное значение этого термина все же иное.

Понятие креативного класса, т. е. экономического класса, выполняющего творческую, связанную с созданием новых идей и их социальной реализацией работу, было введено Ричардом Флорида[108 - Florida R. The Rise of the Creative Class. And How It'ss Transforming Work, Leisure and Everyday Life. N.Y., Basic Books, 2002.]. Для культурного, социального и технологического развития нужны творческие люди, рождающие новые идеи, которые потом превращаются в инновационные технологии с последующей продажей и использованием их результатов. До недавнего времени создание новых содержаний и открытие новых смыслов представляло собой преимущественно спонтанный процесс, результаты которого использовались в той мере, в какой они отвечали потребностям рынка или могли быть навязаны потребителю. Творческий продукт находил себе применение только при условии, что потребность в нем была достаточно выраженной. Но в креативном (или, говоря словами С. Переслегина, когнитивном) мире, в который на наших глазах превращаются общества Технологий, создание нового (новых знаний, новых смыслов, новых технологий) становится ведущим процессом и начальным звеном экономики и политики. Это уже не выборочное использование продуктов деятельности творческих людей, как было до сих пор, а порождение нового, независимо от его полезности. Творчество превращается в целенаправленно культивируемый процесс, что неизбежно влечет за собой серьезные технологические, социокультурные и политические изменения. На повестку дня ставится вопрос об институциализации деятельности творческих людей, а значит, и формировании новых социальных институтов, отражающих специфику творческого процесса и его место в эпоху Технологий.

Нужно различать прагматичное, спонтанное и волевое творчество. Прагматичное творчество направлено на решение поставленных конкретных задач, которыми оно мотивируется и управляется. Спонтанное творчество безмотивно – художник создает новый стиль потому, что он его создает. Волевое творчество порождает и новые задачи, и новые формы. Прагматичное творчество нуждается в спонтанном окружении (подобно тому, как наука, занимающаяся ядерной физикой и способствующая развитию ядерных технологий, эффективно развивается в системе, включающей исследования разнообразия узоров чешуйчатокрылых насекомых). Более того, условием эффективного прагматического творчества становится расширение объема творчества спонтанного.

Спонтанное творчество, подобно волевому, не нуждается в мотивации, оправданием и наградой творческого процесса является сам акт творчества. Только потом общество отбирает то, что может превратиться в продаваемый продукт в современном рыночном строе. Понимая мотивацию и амбиции творческих людей, нетрудно прийти к выводу – платой может быть только одно: новое знание, проект, идеи должны быть технологически реализованы независимо от наличия или отсутствия спроса на них. Это непривычный взгляд с точки зрения современного рынка, для которого является не подлежащей сомнению догмой, что технологии создаются ради продуктов, на которые есть или может появиться спрос. Считается, что инновации создаются рынком, а не внедрением научных разработок в приказном порядке. Но для креативного класса не потребление становится ведущим стимулом для изменений, а производство и реализация нового. И это новое должно получить жизнь, воплотиться не из-за его полезности, не потому, что на него есть спрос, а просто в силу того, что его произвело сообщество творцов, воплотиться как плата креативному классу за его место в экономике.

Творческая деятельность часто носит откровенно подрывной характер. Принципиально новое всегда было контркультурным действием, нарушающим сложившееся равновесие. Только постепенно культура, а потом и социальные институты осваивали это новое, ассимилировали его, включали в свою ткань. Инновации приживались лишь тогда, когда они вписывались в социокультурные стандарты: усиление власти и расширение потребления.

Повторим: до сих пор легитимными инновациями считались те, которые стимулировались рынком, а не порождались активным сознанием. В структуре же нарождающегося креативного мира первичным является творчество и его проекция на социальную и экономическую реальности – инновации. А мир приспосабливается к ним. Это весьма нетривиальная трансформация социальной реальности. Она влечет за собой изменения и в структуре власти, и в методологии управления. Если креативный класс становится ведущим и формирующим социальную и культурную ткань, то он, естественно, задает и свои нормы: поведенческие, ценностные, стилистические. Производство нового опережает потребность в этом новом. Технологическая экспансия «по всем азимутам» создает очень емкий мир, не на один порядок превышающий емкость известных нам культур. Быстрота его развития требует особых технологий управления социокультурными процессами, которые обнаруживают взрывной характер.

Взрывные процессы – одна из характеристик креативного мира. Это «быстрый мир», по выражению С. Переслегина. Но «быстрый мир» – это мир, из которого вынуты «тормозные стержни», в отличие от нормально живущего общества, где присутствуют эти «тормозные стержни», хотя и замедляющие процессы социального развития, но зато делающие их безопасными. «Быстрый мир» возникает только во время и на время войны, когда требования выживания и предельные напряжения заставляют «вынуть тормозные стержни». Скачки в авиации, космонавтике, судостроении, прикладной психологии, практике управления социальными процессами – это продукты войны. Управлять быстротекущими процессами может и любит только одна разновидность человеческих существ – военная каста, точнее, та ее часть, которая любит войну как воплощение граничного напряжения воли. Вспомним, что в Советском Союзе, несмотря на жесткий идеологический контроль и косность научных учреждений, в рамках программ, имевших прямое или косвенное отношение к обороне, позволялось практически все. Можно было нарушать принципы диалектического материализма и просто нормы научного исследования – армия поощряла креативность и порождала избыточную реализацию научно-технических идей. Внешние обстоятельства (война, для которой и существует армия) и внутренние обстоятельства творческих людей оказывались комплиментарными. Быстрый мир предельных напряжений – вот идеал для тех и других.

Преобразовать мир, спроецировать на него все потенции сознания (отнюдь не только рационально-механической стороны мышления) – это для творческих людей не меньший стимул, чем высокая оплата труда и возможность покупки дорогих яхт и футбольных клубов. Торговцам этот быстрый, опасный и избыточный мир не нужен, как не нужен он и потребляющей продукты и услуги основной массе населения. Именно поэтому утверждение позиций креативного класса – достаточно сложный и противоречивый процесс. Противоречия снимает волюнтократия, неотъемлемой характеристикой которой является именно культ творчества. Поэтому креативный класс становится опорой волюнтократии в такой же мере, как и силовые структуры. Креативный мир – это сегмент волюнтократии: необычной диктатуры, направленной на стимуляцию разнообразия и постоянное создание новых форм. Волюнтократия означает, что мир перестает быть рабом социальной стимуляции, что поведение человека, этноса, культуры вновь начинает управляться свободной волей. На смену формуле Тойнби «Вызов – Ответ» приходит другая формула: «Воля и ясное сознание – созидание нового мира».

«Быстрый мир» обсуждается как проект и как возможность. Он отличается от обычного мира тем, что изменения не успевают закрепиться в правилах. Нормативное управление процессами «быстрого мира» невозможно, и у его обитателей остается два варианта: или отказаться от защитной роли правил и нормативов, стать реакцией на Хаос, либо перейти к непосредственному волевому управлению, минуя консервативные правила.

10.4.4. И есть Церковь, четвертый фактор — «весть оттуда». Церковь вводит народ, государство и волюнтократию в соприкосновение с тем, что «по ту сторону». Церковь придает всей цивилизации смысл существования. Ее кадровый состав порождается народом, государство обеспечивает ее защиту, волюнтократия превращает религиозные символы в новые культурные концепты и социальные структуры. Любая идея искажается, любой проект «загрязняется» дополнительными смыслами, которые развернуты в среде реализации проекта. Борьба с искажениями «отсюда» – задача волюнтократии, борьба с искажениями «оттуда» – задача Церкви.

У каждой из этих четырех цивилизационных основ есть свои способы существования и свои способы воспроизведения своей структуры. Их сосуществование создает взаимные ограничения и стеснения и требует особой координации, напоминающей принятое в развитых демократических режимах разделение властей на исполнительную, законодательную и судебную. Народ, государство, волюнтократия и Церковь – разные, но согласующиеся аспекты жизни гиперцивилизации Воли. В этом различии в разных пропорциях проявляются позиции по отношению к Большим Процессам и главной ценности Сознания – Воле. Государство в максимальной степени соотносится с Большими Процессами, а Церковь воплощает «перпендикулярный» Большим Процессам аспект – аспект свободной Воли и направленность за пределы Сознания. Судьба народа предопределяется сложным взаимодействием Больших Процессов и «перпендикулярной» им Церкви. Волюнтократия действует в пределах Больших Процессов, но источник ее действий – позиция Воли, соотнесенная с трансцендентными устремлениями Церкви.

10.5. Реальность волюнтократии неизбежно будет отличаться от картин, представляющих проекции сегодняшнего дня.

Волюнтократия становится промежуточным звеном между цивилизацией как совокупности действий, ее составляющих, и Большими Процессами. По отношению к цивилизации волюнтократия начинает исполнять роль Больших Процессов. По отношению к Большим Процессам – роль партнера, что и является условием формирования собственного вектора развития волюнтократии. В этой роли волюнтократия реализует двойственность человеческого существа как части Больших Процессов и как совершенного иного вектора – вектора свободы.

Практика смыслового, а не нормативного управления будет проецироваться и на технологии. В основаниях волюнтаристского управления лежат акты порождения новых реальностей и модификации реальностей существующих, а значит, и технологии управления реальностью должны быть организмическими в отличие от нормативного управления, предполагающего строительство реальности из нормативных кубиков.

Волюнтаристский скачок сопряжен с принятием иной онтологии, нежели та, что лежит в основе современных технологических подходов. Если феноменальный мир видится как соприкосновение Сознания и ТК, а центром Сознания является Воля как порождающее начало, то именно акты Сознания могут стать основой технологий организмического типа.

Волюнтократия не может быть создана силами государства, тем более в рамках представительской демократии, условием которой является снижение культурного уровня народа, низведение его до роли зрителей, выбирающих наиболее импозантного артиста на политической сцене. Представительская демократия оперирует симу-лятивными образами, а не реальными проектами, и потому для своей устойчивости порождает невидимую криптократию. Поэтому представительская демократия является крайним антагонистом волюнтократии. Становление волюнтократии возможно только в условиях режима «четверки», где она может стать одной из его составляющих и начать самостоятельное движение. Зародыши волюнтократии появляются рядом с государством, развивают себя не в противоречии с ним, но и не становясь его частью, помогают государству, как своей внешней оболочке, в периоды его кризиса. Волюнтократия не мешает никому, но, поскольку ее функция – усиливать, она усиливает и государство как военную машину, и народ как живое начало, и возвращает Церкви ее позиции. Вопрос не в том, чтобы придумать очередные политические формы и стать их узником, а в том, чтобы люди Воли начали согласованное движение вперед. Главный враг волюнтократии не существующие и будущие режимы. Главный враг – Искажение, ведущее к подмене и имитации.

Волюнтократический проект предполагает, что в нем действуют люди свободные и ответственные. Свобода+ответственность – основа христианской ориентации в мире. Христианский взгляд на Мир многогранен и многоаспектен, он не может быть сведен к одной схеме. Один из аспектов – наличие потенциальной свободы Сознания и понимание свободы Воли как высшей ценности в земном существовании человека. Собственно, три задачи человека и создаваемой им цивилизации и состоят в пробуждении Воли, исправлении Искажений и соучастии в процессе Творения. Свободная Воля – высший божественный дар. Но природа человека искажена, и человек сам ответствен за это состояние. Выход – в исправлении ошибки.

В. АВДЕЕВ:

«Таким образом, основные усилия философии, психологии, социологии и педагогики сегодня должны быть сосредоточены на кристаллизации представлений о цели и развитии позитивной воли в нашем народе. Русский народ должен окончательно и бесповоротно изжить в своем характере такую тлетворную черту, как способность активизации воли только через эмоциональную самостимуляцию»[109 - В. Авдеев. Введение. Сб. Философия вождизма. М., Белые Альвы, 2006.].

10.6. Гетерогенизация и гомогенизация. Идеи разделения человеческого вида на несколько ветвей имеют под собой вполне реальную основу: люди различаются и по своим фундаментальным качествам, и по своим ориентациям.

Разделение идет по нескольким линиям. Часть людей в условиях рискованного выбора может задать себе вопрос: «Неужели мой страх сильнее меня?» и, ответив на него, действовать вопреки страху. Но другие люди себе этот вопрос не задают, и страх последствий управляет ими. Следующий вопрос: «Неужели мои желания сильнее меня?» Ответ на него производит очередное разделение. И, наконец: «Неужели мои мотивации сильнее меня?» Последовательность этих вопросов подводит к фундаментальному разделению на тех, кто может смотреть на себя из отстраненной позиции, и тех, кто отождествлен со своими страхами, желаниями, мотивациями – со всем тем, что не является его «Я». Взгляд из пустоты, из «ничто» порождает новые ориентации – часть сознательных существ стремится к упразднению любых форм сознания, другая – к действию из этой точки «ничто», которая в этом случае становится точкой созидающей Воли.

Люди различны не только по своим антропологическим характеристикам, но и по принадлежности разным социальным стратам, и по выполняемым функциям. Это обстоятельство создает предпосылки для разделения по социокультурным, а не по антропологическим критериям. Традиционные империи и современные технологически ориентированные государства полиэтничны и многоконфессиональны. Но при этом воспроизводят разделение по ролям – социальным и культурным.

Но есть и более глубокое разделение – по фундаментальным ориентациям в мире: или на свободу, или на подчинение, или на уход из мира. Одна часть людей живет в случайном мире, в неорганизованной неразберихе, где нет никакой целенаправленности, а есть случайные и хаотические события, но другая видит в окружающем мире целенаправленные процессы, подобные процессам жизни. Кто-то ограничивается этим, а кто-то понимает эту целенаправленность как продолжающийся процесс Творения и стремится как-то соотнестись с ним.

Кто-то довольствуется феноменальным миром и не задается вопросом, что за его пределами, кто-то задумывается о невидимых основах и своих взаимоотношениях с ними. При этом некоторые, видя искажения в реальном мире, берут ответственность за это искажение на себя, другие же воспринимают себя как жертву. Все это разные типы людей.

Межчеловеческие различия приводят к дилемме: либо эти различия просто фиксируются и каждому из них в той или иной степени находится место в цивилизационной системе, либо вводятся критерии высшего-низшего и осуществляется преобразование существ более низкого статуса в более высокий. В первом случае принимаются различия и фиксируется неравенство людей в цивилизационной структуре, во втором люди рассматриваются как носители ресурсов сознания, из которых можно «вылепить» сознательное существо более высокого порядка. Эта моральная дилемма остается непреодоленной. Даже внедрение в сознание людей механизмов внутреннего преобразования и мотивации к преобразованию представляется все же внешней и принудительной операцией, изменяющей исходную природу преобразуемого существа. Собственно, это и есть дилемма волюнтократии: отбирать «своих» из фактичности или «изготавливать» из «подручного материала».