Карим Хакимов: летопись жизни

Таким образом, к тому моменту определяются три основных направления деятельности К. Хакимова: содействие установлению советской власти и созданию ее новых органов; формирование и развитие новой светской системы образования, охватывающей все слои населения, и разрушение старой, «элитарной» системы, основанной на медресе для избранных из привилегированных классов; и, наконец, борьба со сторонниками автономии или независимости Башкортостана.

Сам К. Хакимов в своей известной автобиографии от 1932 года подает этот период как «ликвидацию контрреволюционного башкирского правительства» и борьбу «против контрреволюционных выступлений татарской буржуазии», а также «бешеную борьбу» против А.И. Дутова, за которым, как признает К. Хакимов, шло казачество и зажиточные слои населения…[52 - Воспоминания о Кариме Хакимове. С. 55.]

В этот период острейшей борьбы за власть и формирования ее новых органов, когда общество в России и Башкирии оказывается глубоко расколотым, он, наконец, находясь в Самаре, официально вступает в апреле 1918 года в РКП(б) и, по его собственному признанию, становится «солдатом партии» или «мусульманским коммунистом». Свидетельством этому станут его слова в ходе встречи с боевым товарищем Г. Давлетшиным в Казани в апреле 1919 года: «Я вступил в партию большевиков и с того момента целиком и полностью посвятил себя партии, потому что партийное дело – мое родное дело и выше цели, чем служение партии, у меня нет».

В этом контексте так и не объясненным до сих пор остается членство К. Хакимова в партии социалистов-революционеров с 1912 по 1915 год, о чем он напишет в своей анкете в 1920 году, хранящейся в Оренбургском архиве общественно-политической истории. Не ясно, как он к ним попал и почему от них откололся. Понятно лишь, что с 1918 года он уже окончательно сделал выбор в пользу партии большевиков. Хотя в той же анкете он пишет, что в РСДРП он с 1915 года и по настоящее время (1920)[53 - ОГАСПИ, ф. 1, оп. 2, д. 4487, л. 1.]. Нельзя исключать того, что бдительные органы НКВД знали об этом больше и впоследствии этот факт также мог быть использован против него. Возможно, на эсеров он вышел через поляка Ковалевского, поскольку даты совпадают с периодом его скитальчества в Средней Азии и первым революционным опытом. Но это – только догадки. Тайна до сих пор остается неразгаданной, как и то, почему сам Карим Хакимов об этом ничего не рассказывал.

Опять-таки можно только предположить, что идеи лидера социалистов-революционеров В. Чернова, бывшего в 1917–1918 годах и министром Временного правительства, и председателем Учредительного собрания, о мирном и демократическом переходе к социализму были Кариму одно время близки (возможно, даже уже в Томске и вскоре после возвращения в Оренбург), как и предложения эсеров, поддерживавшиеся и А.-З. Валиди, о «социализации земли». Но все это остается по-прежнему загадкой, как и то, в каком, боевом или политическом, крыле этой мощной на тот период и весьма противоречивой в своих действиях партии он состоял.

Однако, как бы то ни было, с апреля 1918 года его жизнь уже полностью подчинена советской партийной и военной работе, которой он отдается самозабвенно. Новизна и грандиозность задач завораживают, и он, как многие люди того времени, захваченные пафосом глобальных революционных перемен, исходит из того, что никакие жертвы на этом пути, как, впрочем, считали те же эсеры, воевавшие и с царизмом, и с большевиками, нельзя считать неоправданными. Пламя гражданской войны разгорается все ярче.

Впервые за долгие годы 28-летний Карим в условиях начавшегося гражданского конфликта в стране сталкивается с прямой угрозой своей жизни. Но, увлеченный идеями построения нового, справедливого, как он верит, общества он не знает страха и упрека. После казачьего набега на Оренбург 4 апреля 1918 года он берется за винтовку, работает в качестве агитатора в Мусульманском батальоне, а со 2 июля, после возвращения А.И. Дутова в Оренбург и восстановления, пусть и на короткий шестимесячный период, его власти, он из «трибуна, агитатора и главаря» полностью превращается в военного в традиционной для того времени «кожанке». Оружие надолго становится его главным атрибутом. Всех, кто встречал его тогда, впечатлял, а девушек – пугал огромный наган, висевший на боку в кобуре.

В этот период положение советской власти было шатким. В мае 1918 года начался мятеж чехословацкого корпуса, официально подчинявшегося французскому командованию. Чехи, военные формирования которых были сформированы еще до революции для борьбы с немецкими войсками, официально финансировались французским правительством и находились под его командованием, теперь, после подписания в марте того же года «похабного» Брестского мира, по соглашению с Советом народных комиссаров (И.В. Сталин с Т. Масариком) должны были быть вывезены из России через Владивосток по Транссибу. Однако вопреки своим обязательствам не вмешиваться во внутриполитическую борьбу в России, они, то ли опасаясь выдачи немцам (после требования советского правительства, а конкретно Л.Д. Троцкого остановить движение на Восток, разоружиться и переориентироваться на маршрут Архангельск – Мурманск), то ли, как считал В.И. Ленин, отрабатывая французские и английские деньги, выступили против советской власти, чем сильно укрепили в том числе и позиции А.И. Дутова в Оренбургской губернии, позволили ему вернуться летом 1918 года в Оренбург.

Естественно, в сегодняшней исторической литературе, в том числе чешской, дело подается так, что чешский экспедиционный корпус героически боролся с большевиками за идеалы демократии, а все зверства, приписываемые им, совершили большевики, которые на них напали… Правда, никто сейчас не уточняет, а просил ли кто чехов устанавливать у нас демократию? Тем более что в Белом движении, союзниками которого они выступили, были и монархисты, а не только сторонники Учредительного собрания. А чехи выступали как на стороне КОМУЧа, так и монархистов. Да и внутри самого чехословацкого корпуса временами не было единства в вопросе, за кого воевать. Ведь чехи на тот период были всего лишь интернированными комбатантами. Но у каждой страны свои исторические мифы, тем более что официально экспедиционный чешский корпус (от 50 тыс. до 70 тыс. человек) возглавлял, хотя реально и не руководил им во время путча, будущий первый президент Чехословакии Т. Масарик, что во многом выводит их из-под критики в родной стране.

Скрепя сердце, после серьезных колебаний приняв решение Губисполкома об отводе войск Красной армии из Оренбурга в Казахстан по Ташкентской железной дороге под давлением чехов, А.И. Дутова и частей сторонников «Малой Башкирии», Карим Хакимов летом 1918 года вливается в ряды военных. Но и на военном поприще лидерские качества К. Хакимова ведут к тому, что в боевых действиях он проявляет себя незаурядным деятелем. Особенно ярко это обозначилось в битве у Сакмарского моста, когда он с наскоро сформированным татаро-башкирским легионом прикрывал отход частей Красной армии, вместе с ним отбил несколько яростных атак казачьих частей и после его завершения взорвал мост, сев потом в последний уходивший на юг эшелон[54 - См.: Гадилов Л.З., Гумеров Ф.Х. Революционер-дипломат. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1977. С. 36.].

Начав простым бойцом, он вскоре становится командиром роты и командиром батальона (командир 2-го батальона Легиона III Интернационала)[55 - Воспоминания о Кариме Хакимове. С. 65.], пройдя с оружием в руках всю Актюбинскую кампанию в Туркестанской армии, вплоть до повторного вхождения Красной армии в Оренбург в январе 1919 года. Тогда он не раз принимает участие в боях с войсками А.И. Дутова в населенных пунктах Матук, Каратугай и Яйсан.

Зачастую положение Туркестанской армии было отчаянным: не хватало продовольствия, обмундирования, боеприпасов, она находилась длительное время в окружении, из которого вышла лишь в ноябре. Все тяготы того времени Карим делил с простыми бойцами.

Думается, в этот период выковались качества Хакимова как победоносного лидера: многие убеждаются в том, что где Карим – там победа. Он не имеет специального военного образования, наскоро проходит военные курсы, но затем сражается весьма успешно. Военные триумфы еще больше утверждают его в правильности избранного пути и укрепляют в необходимости еще шире развернуть бурную работу по строительству нового строя. Любое сопротивление на этом пути со стороны социума трактуется им как контрреволюционная деятельность, а несогласие с ним внутри партии, особенно по национальному вопросу, – как «националистический уклон».

22 января 1919 года происходит повторное взятие Оренбурга Красной армией. Хакимов вновь, уже без особого энтузиазма с его стороны, поскольку ему понравилась армейская среда, назначается губернским комиссаром народного образования и возвращается к прежней работе. Во всех селах с татарским и башкирским населением благодаря его неустанным трудам возникли школы с преподаванием на родном языке, были созданы библиотеки. Для подготовки учителей снова создали краткосрочные курсы. Хакимов работает не только как организатор, но и как пропагандист, разъясняя цели и задачи новой власти. Он часто выступает в тот период в помещении кинотеатра «Фурор». Его речи, всегда яркие, простые и доходчивые, рассчитанные на простонародную аудиторию, пользовались большой популярностью. Как и его боевые товарищи, жил он тогда очень аскетично, избрав для себя дом Насибуллиных на Водяной улице, о которых мы, к сожалению, ничего не знаем.

На фоне этой безумной по уровню риска жизни, когда пуля может в любой момент настигнуть его, вряд ли он думает о карьере государственного деятеля, а свою жизнь Карим видит как путь к победе всемирной социалистической революции в соответствии с лозунгами большевиков того времени. Поэтому утверждения Г.Г. Косача а также Р.Ф. Хайретдинова в его диссертации о карьеристских мотивах К. Хакимова выглядят как минимум теоретически отвлеченными, если не сказать надуманными. Так, Р.Ф. Хайретдинов пишет, что «идеалом К. Хакимова и его оренбургских единомышленников, говоривших и действовавших в направлении создания соответствующей эпохе социализма мусульманской культуры, было возвращение в прошлое, в четко стратифицированное общество имперского времени»[56 - Хайретдинов Р.Ф. Карим Хакимов – революционер, дипломат: Автореф. дис. на соискание уч. ст. канд. ист. наук. Уфа, 2006. С. 59.].

Это неверно не только из-за того, что К. Хакимов думал не о карьере, а о победе своих идеалов (вне зависимости от того, как они воспринимаются сегодня), а потому, что в этот период истории ни о какой реставрации Российской империи, даже весьма условной, даже в ее красном обличье, речь не шла. Идеи возрождения мощного государства начали обретать плоть и работать гораздо позже, когда в конце двадцатых – начале тридцатых годов у власти в СССР укрепился И.В. Сталин, который развернул политику от провоцирования мировой революции к строительству сильного национального государства. Да и тот, сталинский, СССР называть империей можно было с большой натяжкой – скорее «империей наоборот», поскольку она больше вкладывалась в развитие окраин, а не метрополии. В 1919–1920 годах, в разгар Гражданской войны, это просто никем не обсуждалось! К. Хакимов, как и основная часть коммунистов, был за III Интернационал и мировую революцию.

Друзьями и единомышленниками Хакимова в тот период были Сахипгирей Саидгалеев, Камиль Якубов, Шагит Худайбердин, Гали Касимов, Шамиль Усманов, Ади Маликов, Хусаин Мавлютов – интернационалисты. Г.Г. Косач их характеризует как группу татар – мусульманских коммунистов, которая противостояла бывшим джадидам, которые в Москве созвали свой съезд и создали новый орган – Всероссийское Центральное бюро мусульманских организаций РКП. Его сплачивали люди совсем другой ориентации – Мулланур Вахитов и Мирсаид Султангалеев (Султан-Галиев). Вот это – абсолютно обоснованно!

Несколько позднее, в апреле (по другим данным в марте) 1919 года, Карим берет отпуск и едет в Казань. Там вместе с Карибом Хайрулиным и Шамилем Усмановым он либо самостоятельно, либо по поручению Реввоенсовета Южной группы Восточного фронта, возглавляемого тогда М.В. Фрунзе (он там с ним в это время познакомился и далее сотрудничал в Туркестане) и В.В. Куйбышевым (именно он впоследствии порекомендует К. Хакимова на дипломатическую работу), формирует 1-ю Приволжскую татарскую казачью бригаду[57 - Ее формирование началось 24 марта 1919 года.]. Она начинает сражаться с июня 1919 года[58 - В июле 1919 года эта бригада, насчитывавшая 7222 штыка, вошла в состав Первой армии под командованием М.В. Фрунзе, чтобы сражаться с армией адмирала Колчака и казаками южнее Оренбурга. 11 августа Южная группа Восточного фронта была преобразована в Туркестанский фронт.]. А уже 7 августа 1919 бригада форсировала реку Урал, заняла ряд казачьих станиц – Зубочистенскую, Краснохолмскую, Чернореченскую – и города Акбулак, Тоз-Тубэ, Актюбинск.

Занятый формированием мусульманских бригад, Карим Хакимов в результате пропускает важнейший этап в развитии военно-политической обстановки в Башкирии – а именно соглашение о «Малой Башкирии», заключенное между советскими лидерами, конкретно – между Лениным и Сталиным и правительством «Малой Башкирии». В этой борьбе он не участвует еще и потому, что с конца мая 1919 года будет поглощен вопросом противодействия вредному, с его точки зрения, «националистическому уклону» в самом коммунистическом движении в России, возглавляемом М. Султангалеевым.

Ахмет-Заки Валиди и борьба вокруг национального вопроса

В связи с темой «Малой Башкирии» настало время вспомнить о другом нашем герое – Ахмете-Заки Валиди.

Есть все же некая мистическая связь между ним и Каримом Хакимовым! Выдающийся историк-востоковед, подающий большие надежды ученый, Ахмет-Заки, как и Карим, именно в 1915 году круто меняет свою жизнь. Если Хакимов в этот год уезжает в Томск, где начинается его политическая карьера, то Ахмет-Заки Валиди в том же году и, как и Карим, в 25-летнем возрасте избирается от Уфы в мусульманскую фракцию IV Государственной думы. Судя по всему, оба наших героя почувствовали, что в стране грядут большие перемены и к ним надо хорошо подготовиться. Оба видят свое будущее в политике.

Так же как и Карим, Ахмет-Заки с большими надеждами встретил Февральскую революцию, считая, что она откроет дорогу к свободе народа Башкирии. Будучи не менее деятельным, чем Хакимов, он развернул бурную активность по созыву I Всероссийского мусульманского съезда. Молодой политик мотается по стране, проводя собрания мусульман как в Туркестане, который, как и Хакимову, был ему знаком по его ранним поездкам туда «с научными целями», так и в самой Башкирии. Если Хакимов в 1915 году твердо выбирает стан большевиков и становится из эсеров «мусульманским коммунистом», то Ахмет-Заки тоже определяется со своей позицией. И она не столько мусульманская, сколько национальная: он твердо выступает за то, чтобы на съезд была направлена отдельная делегация башкир, что ему вполне удается. На съезд выехало 58 человек от Башкирии, хотя она тогда не имела своих четко очерченных границ и была на тот момент скорее мыслеобразом и проектом с неясными очертаниями.

На I Всероссийском мусульманском съезде (май 1917 года) Ахмет-Заки, как мы уже упоминали выше, вместе со своими единомышленниками добился поддержки принципа федеративного устройства России, самоопределения всех тюркских народов. Представляя одно из крыльев российского джадидизма, А.-З. Валиди выдвигается на одну из первых ролей в деле становления башкирского национального движения. Он – не Исмаил-бей Гаспринский и нигде не говорит об общности судеб русского и башкирского народов, упирая больше на принцип национального самоопределения, за которым маячит идея самостоятельной жизни тюркских народов. При этом в практической деятельности он от пантуранских воззрений (которые он в документах старается все же пунктиром сохранять) начинает смещаться к конкретной модели самостоятельного национального самоутверждения башкир, хотя делает это аккуратно, не выпуская из поля зрения и не компроментируя свою стратегическую цель объединения всех тюрков.

Так, в своих «Воспоминаниях» он пишет: «На Московском съезде я не выступал за независимость Башкурдистана. В тот период я проводил идею о независимости Туркестана. Я считал, что применительно к Поволжью, где преобладало русское влияние, можно вести речь о культурной автономии, а восточная область, где тюркское население составляло большинство (впоследствии она стала называться “Малая Башкирия”), может присоединиться к Туркестанскому и Казахстанскому движению за территориальную автономию».

А параллельно он начинает готовить созыв Всебашкирского съезда в соответствии с полномочиями, полученными от Всемусульманского съезда, запускает издание газеты «Башкорт», где публикует свои статьи об особом месте Башкортостана в освободительном движении мусульман Поволжья и Туркестана.

Ахмет-Заки проявляет себя крайне деятельным и энергичным политиком, не теряющим ни секунды. На первом (20–27 июля 1917 года) и втором (22–29 августа 1917 года) всеобщих съездах башкир он избирается в состав Башкирского областного шуро, становится заместителем его председателя и председателем военного отдела, что уже говорит о его широких замыслах по государственному строительству. Выясняется, что у башкирской автономии должен быть свой военный компонент! Говоря сегодняшним языком, он хочет взять у России столько суверенитета, сколько сможет. Ахмет-Заки продвигает идеи создания демократической башкирской республики на национальных, территориально-федеративных началах, что оформляется соответствующими резолюциями. Много времени уделяет границам будущей «Малой Башкирии», в которые старается включить все территории, на которых башкиры составляют большинство.

В решении съезда так и было записано: «Башкиры, объединившись с тюркскими народами на востоке и на юго-востоке, борющимися за достижение автономии (т. е. с казахами и другими туркестанцами), будут добиваться осуществления автономии». А.-З. Валиди подготовил два первых фармана (указа) Башкирского областного шуро. Фарман № 2 провозгласил автономию Башкортостана: «Башкирский областной совет объявляет башкирскую территорию Оренбургской, Уфимской, Самарской и Пермской губерний с сего 15 ноября [1917 года] автономной частью Российской республики…»

На III Всебашкирском учредительном курултае (8–20 декабря 1917 года) А. Валидов был избран председателем съезда. Им готовились основные резолюции, а также карты-схемы Малой и Большой Башкирии. На съезде утвердили провозглашенную шуро автономию Башкортостана. Затем А.-З. Валиди был избран в состав Ксе-Курултая (предпарламента) и правительства Башкортостана. Своей столицей они временно выбирают Оренбург.

В феврале 1918 года Ахмет-Заки Валиди вместе с другими членами башкирского правительства был арестован на два месяца Оренбургским губернским военно-революционным комитетом. К этому аресту Карим Хакимов, хотя и находился в том же городе и активно занимался политикой, не был причастен, поскольку вошел в органы советской власти Оренбурга только 11 апреля 1918 года[59 - Воспоминания о Кариме Хакимове. С. 65.]. К тому же он тогда был поглощен вопросами народного просвещения. Как пишет башкирский исследователь Н.М. Калмантаев, ссылаясь на справку, подготовленную З. Абитаевым, который входил в делегацию, направленную военной фракцией II Военного съезда для расследования причин ареста правительства «Малой Башкирии», отмечает, что арест произвел Гали Шамигулов. Об этом написала газета «Курултай» 18 марта 1918 года[60 - Россия и исламский мир: история и перспективы цивилизационного взаимодействия: Сборник статей и материалов. Уфа, 2011. С. 75]. Однако факт остается фактом. Судьба свела двух исторических деятелей Башкирии в одном городе в один из самых драматичных периодов как ее истории, так и истории всей России. К.А. Хакимов лишь косвенно причастен к этому событию, поскольку являлся членом Мусульманского военно-революционного комитета, который выступил с инициативой ареста. Но решение принимал С.М. Цвиллинг, а арест произвел Г. Шамигулов, о чем и говорится в справке З. Абитаева. В воспоминаниях А.-З. Валиди в этом контексте его имя не упоминается, в отличие от С.М. Цвиллинга, который приходил к арестованному Валидову.

После освобождения из тюрьмы (или побега?) в ходе набега А.И. Дутова на Оренбург с апреля 1918 года Ахмет-Заки энергично восстанавливает жизнедеятельность башкирского правительства и занимается, как и Карим Хакимов, формированием башкирских частей. Однако, если Карим формировал мусульманские батальоны как интернационалистические, на платформе поддержки советской власти, то Ахмет-Заки делал это с прямо противоположных позиций, искал на первых порах поддержки у командования чехословацкого корпуса, руководства КОМУЧа, Временного сибирского правительства, других политических и военных сил, обосновывая это желанием сохранить автономию Башкортостана и его войско[61 - А.А. Валидов – организатор автономии Башкортостана. У истоков федерализма в России (1917–1920). Документы и материалы. Ч. 1 / сост.: Н.М. Хисматуллина, Р.Н. Бикметова, А.М. Галеева, Ю.Р. Сайранов. Уфа: Китап, 2005.].

В этих условиях Карим Хакимов никак не мог поддерживать действия одного из родоначальников автономии Башкортостана – они находились по разные стороны баррикад, и вышеупомянутое решение Оренбургского губисполкома от 30 марта 1918 года, хоть и принятое без его участия, с осуждением сторонников «Малой Башкирии», окончательно развело их судьбы. Так он разошелся с одним из крыльев движения российских джадидов, делавших ставку на обособление тюркских народов от России (а по версии А.-З. Валиди – и от татар) в той или иной форме, как потом разойдется и с их другой ветвью, возглавляемой М. Султангалеевым и развивавшейся в форме национального мусульманского коммунизма.

Как благожелательно пишут составители сборника, изданного под эгидой правительства Башкортостана, «А.А. Валидов – организатор автономии Башкортостана. У истоков федерализма в России (1917–1920)», «основная цель А. Валидова и его единомышленников как в восточном Башкортостане, так и в Казахстане и Туркестане предельно ясна: в ходе фундаментальных политических перемен в России добиться максимальной автономной самостоятельности тюркских народов, скрепив их единство полным политическим и культурно-языковым равноправием в пределах федерации тюркских и других мусульманских народов. И это должно послужить основой для достижения со временем полной их самостоятельности и отделения от России»[62 - Там же. С. 13.].

При этом нельзя сказать, что правительство «Малой Башкирии» и сам Ахмет-Заки не предпринимали попыток договориться с советской властью, в том числе и в Оренбурге. Однако первая попытка, как мы видели, закончилась арестом членов правительства «Малой Башкирии», которые тогда избрали своей временной столицей Оренбург. Участники тех событий потом во всем винили «засевших в органах советской власти татар», которые, мол, и не хотели договариваться. Но во многом, думается, это определялось не этнической принадлежностью членов Оренбургского военно-революционного комитета (среди российских историков многие их привычно именуют «татарскими националистами»), но общей ориентацией тогда оренбургских коммунистов на социальные, а не национальные аспекты революции, которые в большевистских верхах педалировали Л.Д. Троцкий, Н.И. Бухарин и Г.Л. Пятаков. В.И. Ленин и И.В. Сталин действовали в тот момент во многом на ощупь, пытаясь найти союзников на востоке России среди религиозных и национальных меньшинств. Да и вообще с точки зрения политической практики трудно себе представить сосуществование в одном городе в одно и то же время двух центров власти. Два медведя в одной берлоге…

На тот период большевистские вожди в Москве решали триединую задачу: сохранить власть Советов, обеспечить поддержку своим преобразованиям со стороны мусульманских народов России и использовать восток России, прежде всего Оренбургскую губернию, как плацдарм для распространения революционных движений на Туркестан и далее на Персию, Афганистан и арабский Восток. Тем более что надежды на пролетарские революции в Европе не оправдывались. Особую актуальность эти лозунги обрели несколько позднее, с лета 1919 года.

В этом контексте политические реалии того времени требовали порой от Ахмета-Заки и других членов его правительства принятия решений, продиктованных изменениями в общей ситуации. Как вскоре после образования «Малой Башкирии» понял А.-З. Валиди, цели белочехов были явно чужды ее сторонникам, союз с ними выглядел все более противоестественным, КОМУЧ требовал отказаться от поддержки Брестского мира, а военная диктатура Колчака вообще была категорически против реализации каких-либо национальных чаяний не только башкир, но и всех других национальных меньшинств в России. Адмирал Колчак, возглавлявший Белую армию, установил контроль над территориями и приказал «уничтожить территориальную автономию и распустить военное формирование башкир»[63 - Renault Matthieu. “L'empire de la revolution”. Lenine et musulmans de Russie. Paris, edition SYLEPSE, 2017. P. 59.]. Ахмет-Заки Валиди и его сторонники вынуждены вновь и вновь – в июне и сентябре, а затем и ноябре – посылать своих эмиссаров к центральной советской власти договариваться. Но эти сигналы до Москвы по разным причинам не доходили.

Ахмет-Заки, выполнявший функции Верховного главнокомандующего (ему, ученому-востоковеду по образованию, как и Кариму Хакимову, пришлось стать военным), оказался между молотом и наковальней: с одной стороны – не доверяющие ему КОМУЧ и адмирал Колчак, против которого он в декабре 1918 года составил заговор вместе с эсерами и на которого неудачно покушался, а с другой – абсолютно не доверявшие ему красные, которые еще недавно бились с его войсками и хотели от его вооруженных формирований только одного – немедленно сложить оружие и разоружиться. Он оказался между двумя диктатурами – пролетарской и колчаковской – и решил выбрать одну из них.

Валиди проявляет мужество, хладнокровие и последовательность. В конце 1918 года Башкирское правительство, несмотря на двойственность своего положения, принимает окончательное решение о переходе на сторону советской власти. Между башкирскими националистами и большевиками были начаты переговоры, которые со стороны советской власти вел Мирсаид Султангалеев, к жизни которого и к его отношениям с Каримом Хакимовым и Ахметом-Заки Валиди мы еще вернемся…

В январе 1919 года уполномоченный от башкирского правительства Муллаян Халиков отправился в Уфу, чтобы изложить Губревкому – Революционному комитету провинции – условия присоединения башкирского правительства к советскому лагерю[64 - Ibid. P. 60.]. Условия он выставил жесткие: в первую очередь полное признание автономии; эти условия включали, кроме того, окончание иммиграции – колонизации региона (читай: русскими), за исключением тюрко-татарского населения; но это требование было расценено башкирским правительством как чрезмерное, и от него вскоре было решено отказаться. Просьбы, явно запросного характера, были переданы в Москву[65 - В воспоминаниях А.-З. Валиди требования его правительства изложены так: Башкортостан имеет полную самостоятельность во внутренних и экономических делах, башкирские войска подчиняются советскому командованию, но всю внутреннюю жизнь определяют сами. Строительство коммунизма в республике необязательно. Валиди Тоган З. Воспоминания: В 2 кн. Кн. 1. С. 278.].

Ответ Ленина и Сталина революционному комитету не заставил себя ждать. Их инструкции свидетельствуют об абсолютном приоритете, который они тогда отдавали военным задачам в контексте разгоревшийся гражданской войны: «Предлагаем не отталкивать Халикова, согласиться на амнистию при условии создать в мае единый фронт с башкирскими формированиями против Колчака; советская власть полностью гарантирует национальную свободу башкир. Конечно, необходимо в то же время жестко ликвидировать контрреволюционные элементы в башкирском населении и обеспечить эффективный контроль над верностью пролетарских башкирских войск»[66 - Ленин В.И. ПСС. Т. 28. С. 467.]