Кыся-стервец. Современная проза

У отца была мечта, купить «охотничьи колбаски», которые, как он говорил, делаются из натуральной медвежатины. А «поймать» их можно было только в трёх местах. В «Елисеевском», гастрономе №3 или в «ГУМе», на первом этаже справа. В «Елисеевском» их не было. Пока папа отстаивал очереди в один из отделов, а потом в кассу, я любовался убранством магазина. К тому времени мне ещё не доводилось бывать в музеях и мне казалось, что за короткое время я побывал в дух сказочных чертогах. Лепнина на стенах и потолке, зеркала в сияющих бронзовых рамах, цветные витражи на окнах. Как можно всё это назвать магазином и сравнить с тем, что я видел в своём городе?

Отец купил сыр, что-то ещё и мы быстренько спустились вниз по улице Горького к гастроному. И тут папе не повезло. Зато в кондитерском отделе он купил колотый шоколад:

– Это настоящий шоколад как у немцев в войну, – сказал он, когда мы вышли на улицу.

Я уже устал, еле ноги переставляю, но не скулю. Получил за свой подвиг кусок сладости, но отец предупредил:

– Ты его не грызи, зубы можешь сломать, засунь весь в рот и соси.

Быстрым шагом, по диагонали направились к улице двадцать пятого Октября. Как объяснил отец, эта старинная улица упирается в Красную площадь. Уже на ходу отец продолжил рассказывать о шоколаде:

– В войну точно такой входил в сухой паёк немецких лётчиков и офицеров. Они его растворяли в кипятке, и пили горячим. А мы, если удавалось найти, рубили его топором и пили с ним чай вприкуску. Грызть его зубами было невозможно, таким он был твёрдым. Правда, он попадался нам только первые два года войны. А с лета сорок третьего пропал, видно в тылу у немцев дела тоже шли плохо. Не до шоколада им было.

Я наивно спросил:

– А где вы его находили?

– Где, где?

Буркнул отец, видно, не ожидавший такого вопроса и уже пожалевший о том, что начал такой рассказ:

– У убитых в ранцах, в офицерских блиндажах, если успевали опередить царицу полей – пехоту. Это был первый рассказ моего отца о войне и один из немногих в последующие годы.

А рассказать ему было что. Прошёл всю войну с июля сорок первого до февраля сорок пятого танкистом, механиком-водителем. Москва зимой сорок первого – сорок второго года. Сталинград, Курская дуга. Дошёл до Будапешта, потеряв за эти годы четыре экипажа.

В тот московский вечер, мы быстро прошли по улице, смешавшись с толпой таких же жаждущих что-либо достать, и оказались в «ГУМе». Только тут отцу повезло. В продажу «выбросили» партию «Охотничьих колбасок». Очередь была просто дикой. К прилавкам вышел, какой-то тучный дядька, наверное, заведующий секцией и, перекрывая шум толпы, прокричал:

– Больше одного килограмма в руки, отпускаться не будет!

В очереди одобрительно загалдели:

– Правильно!

Одна женщина выкрикнула:

– А я вот с ребёнком стою?!

И тут эта лоснящаяся, торгашеская морда, решила схохмить:

– Ну и стой себе на здоровье! – Можно подумать твой ребёнок знает, что это такое, и ему так нужны эти колбаски.

Очередь затихла. Прошло несколько мгновений, прежде чем в этой тяжёлой, вязкой тишине, раздался голос пожилого мужчины, стоявшего за нами. Про такой голос говорят надтреснутый, дребезжащий, но тогда он мне показался звонким и режущим слух. Столько в нём было злости, что невольно хотелось втянуть голову в плечи.

– Это ты правильно, гнида, сказал. Её дети точно не знают, что это такое, а вот твои знают, небось, каждый день лопают.

Повисла мёртвая, давящая, страшная тишина.

Уже потом, много лет спустя, вспоминая эту ситуацию, я уверен, что раздайся в тот момент кличь: «Бей гада!»

И эту сытую сволочь порвали бы в клочья.

Спасла положение его подчинённая, ещё молодая, румяная, бабёнка-продавщица. Видно не раз и не два приходилось бывать ей в подобных переделках. Неплохо изучила психологию толпы, научилась управлять ею. Звонким, бодрым голосом она бросила в очередь:

– Ну! Кто тут первый, подходим, что встали-то?!

Очередь колыхнулась, загалдела, придвинулась ещё ближе к прилавку. А сытый хохмач, спиной вперёд юркнул в подсобку, как провалился.

Отстояв в очереди почти два часа и, получив свой заветный килограмм, мы бегом бросились к метро. Уже на вокзале по перрону мы точно бежали – это я хорошо помню. Еле-еле успели вскочить в вагон.

Уже дома, рассказывая маме о нашей поездке, я рассказал, как мы стояли в очереди «ГУМа». Она мне не поверила, сказала только:

– Такого быть не может. Он никогда, нигде не стоял в очередях и стоять не будет!

Вечером, вернувшемуся с работы отцу, пришлось подтверждать правоту моего рассказа. Выслушав его, мама отреагировала так:

– Да, воистину говорят: «Охота пуще неволи».

Действительно, после этого случая я никогда не видел своего отца, стоящим в какой-либо очереди. Возможно, он и стоял, но думаю, что это могла быть только очередь в винный отдел, но это – святое!

В поезде всё было как обычно. Разместились, отец застелил постели, сходили в туалет, умылись. Соседкой по купе была пожилая женщина с внучкой. После всех процедур она первой начала выкладывать на столик всякую домашнюю снедь. Всё правильно, было время ужина.