Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
и звук, и отзвук: из разных книг
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
а сверху воронье кружит,
и шелестит венок: от мужа,
а муж в земле сырой лежит…
II
…И поглотила одна могила
вас друг за другом – и холм сровняла.
И то, что жизнью недавно было,
теперь землею и снегом стало.
И не поверить, как это просто:
в дыму морозном, в ограде тесной
рядком два-оба – среди погоста –
сугроб надгробный да крест железный.
И всё. И солнце в морозном дыме.
И от рожденья до смерти – прочерк.
А я вас вижу еще живыми,
затянут намертво узелочек…
Спите спокойно. Теперь одни вы.
И голос давний, уйду ль, уеду:
– Не забывай нас, пока мы живы,
не будет снегу – не будет следу.
И стук какой-то. Окину взглядом
и догадаюсь: наверно, с ланки.
Каток кладбищенский где-то рядом,
колотят клюшки по мерзлой банке.
А снегу, снегу – само сиянье!
Гляжу – а вас и следы простыли.
Лишь снег остался да в поминанье
два красных яблока на могиле…
III
На бывшем пруду монастырском ребячий каток.
Кресты и ограды, а рядом канадки и клюшки.
Еще мы побегаем малость, подышим чуток,
пока не послышится судный удар колотушки!
Как жизнь эта мечется – зимня, желанна, жалка,
но высшая мера часы роковые сверяет:
стучит колотушка – и рядом удары с катка,
играют мальчишки – и трубы играют, играют…
1974
Велосипеды
Что есть и что останется – не знаю.
Как тень мелькает за ее спиной
стремительной, как вспыхивает солнце
на втулке колеса! Она легка
как бабочка, и на лету трепещет
крахмальный фартук белый – догони!
И колея в черемушник ныряет,
и воздух, воздух хлещет и пьянит,
а я припал к рулю, верчу педали,
я догоню ее! Но нет, едва ли…
Как ненасытна жизнь в пятнадцать лет!
Записка в книге, зуд велосипедный –
и целый день томишься, и во сне
куда-то сломя голову несешься,
она на раме, ты в седле – и прядь
отбившаяся горячит и дразнит,
а повернется – губы и глаза,
глаза и губы – и колючий шелест,
желанья полный, рама и седло –
и пустота!.. О, разрешенье плоти, –
так выбивает пробку к потолку
и раздраженно пузырится пена!
А мы, душа, другие знали сны,
но пролетели врозь велосипеды,
лишь имена Simpson и Diamant
еще тоской черемуховой веют,
послевоенной, злой…
Но чтоб теперь,
теперь столкнуться на перроне: ты ли? –
и отшатнуться: круглое лицо,
прямая полногрудая фигура,
затянутая узким ремешком
как дачный саквояж, и зонт японский –
чужое всё! – и только твердый взгляд
как вызов да еще сухие губы
надменные…
Зачем, зачем всю жизнь
я догонял тебя? Теперь я знаю,
что первая любовь обречена,
но медлю почему-то… Так однажды
стоял я у киоска Porno-sex,
о принце Датском смутно вспоминая,
о вопле паровозном, о письме:
– Я больше не люблю тебя, – а рядом
вечерний Копенгаген жил, и негр
глядел в киноглазок, и кто-то шею
тянул, чтоб оттеснить его, взглянуть,
увидеть нечто… Есть у нас секреты,
а тайны нет… Как вздрагивает зонт…
Нелепо говорить, молчать нелепо.
И хорошо, что поезд подошел.
– Звони! – и двери стукнулись резиной…
Не может быть, чтоб я тебя любил.
Не может быть. Я ничего не помню.
и шелестит венок: от мужа,
а муж в земле сырой лежит…
II
…И поглотила одна могила
вас друг за другом – и холм сровняла.
И то, что жизнью недавно было,
теперь землею и снегом стало.
И не поверить, как это просто:
в дыму морозном, в ограде тесной
рядком два-оба – среди погоста –
сугроб надгробный да крест железный.
И всё. И солнце в морозном дыме.
И от рожденья до смерти – прочерк.
А я вас вижу еще живыми,
затянут намертво узелочек…
Спите спокойно. Теперь одни вы.
И голос давний, уйду ль, уеду:
– Не забывай нас, пока мы живы,
не будет снегу – не будет следу.
И стук какой-то. Окину взглядом
и догадаюсь: наверно, с ланки.
Каток кладбищенский где-то рядом,
колотят клюшки по мерзлой банке.
А снегу, снегу – само сиянье!
Гляжу – а вас и следы простыли.
Лишь снег остался да в поминанье
два красных яблока на могиле…
III
На бывшем пруду монастырском ребячий каток.
Кресты и ограды, а рядом канадки и клюшки.
Еще мы побегаем малость, подышим чуток,
пока не послышится судный удар колотушки!
Как жизнь эта мечется – зимня, желанна, жалка,
но высшая мера часы роковые сверяет:
стучит колотушка – и рядом удары с катка,
играют мальчишки – и трубы играют, играют…
1974
Велосипеды
Что есть и что останется – не знаю.
Как тень мелькает за ее спиной
стремительной, как вспыхивает солнце
на втулке колеса! Она легка
как бабочка, и на лету трепещет
крахмальный фартук белый – догони!
И колея в черемушник ныряет,
и воздух, воздух хлещет и пьянит,
а я припал к рулю, верчу педали,
я догоню ее! Но нет, едва ли…
Как ненасытна жизнь в пятнадцать лет!
Записка в книге, зуд велосипедный –
и целый день томишься, и во сне
куда-то сломя голову несешься,
она на раме, ты в седле – и прядь
отбившаяся горячит и дразнит,
а повернется – губы и глаза,
глаза и губы – и колючий шелест,
желанья полный, рама и седло –
и пустота!.. О, разрешенье плоти, –
так выбивает пробку к потолку
и раздраженно пузырится пена!
А мы, душа, другие знали сны,
но пролетели врозь велосипеды,
лишь имена Simpson и Diamant
еще тоской черемуховой веют,
послевоенной, злой…
Но чтоб теперь,
теперь столкнуться на перроне: ты ли? –
и отшатнуться: круглое лицо,
прямая полногрудая фигура,
затянутая узким ремешком
как дачный саквояж, и зонт японский –
чужое всё! – и только твердый взгляд
как вызов да еще сухие губы
надменные…
Зачем, зачем всю жизнь
я догонял тебя? Теперь я знаю,
что первая любовь обречена,
но медлю почему-то… Так однажды
стоял я у киоска Porno-sex,
о принце Датском смутно вспоминая,
о вопле паровозном, о письме:
– Я больше не люблю тебя, – а рядом
вечерний Копенгаген жил, и негр
глядел в киноглазок, и кто-то шею
тянул, чтоб оттеснить его, взглянуть,
увидеть нечто… Есть у нас секреты,
а тайны нет… Как вздрагивает зонт…
Нелепо говорить, молчать нелепо.
И хорошо, что поезд подошел.
– Звони! – и двери стукнулись резиной…
Не может быть, чтоб я тебя любил.
Не может быть. Я ничего не помню.
Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее