Леди не движется – 2

– Я не буду.

– Почему?

Я промолчала.

– Делла, – очень уважительно, очень сочувственно сказал Макс. – Я не знаю, кого ты ждешь. Но кто бы ни попытался вломиться сюда без спросу – стрелять буду я. И очередями. Я физически не могу напиться так, чтобы из автоматического оружия не попасть в дверь с шести метров. А при моем калибре не имеет значения, в какой именно участок дверного проема я попаду, потому что вылетит все, включая эту с виду крепкую стену. Так что пей смело. У тебя уставший вид, если тебя сморит сон, я покараулю.

Нельзя сказать, что в его словах не было резона. Собственно говоря, он был абсолютно прав. В том, что касалось конкретно боевых действий, Макс всегда был прав. Я поколебалась и взяла бокал.

– С праздником, – Макс отсалютовал мне.

Я не понимала, о каком празднике речь. На Танире взяли банду? Может быть, я не смотрела новости. Я вообще не отвлекалась. И свела к минимуму звуковую нагрузку – чтобы расслышать, если дверь в номер будут вскрывать электронной отмычкой.

Пригубила. Отставила. Макс испытующе смотрел на меня.

– И что ты подсыпал в это шампанское? – осведомилась я. – Глядишь так, как будто ждешь эффекта.

– Ничего. Просто удивлен. Ведешь себя странно.

– А по-моему, вполне адекватно. Ты говорил, что знаешь Джиллиан Фергюсон.

Макс сильно удивился:

– Ну, знаю. – Помолчал, ожидая моей реакции, не дождался и принялся рассказывать: – Охотница за богатыми мужьями. В обществе очень любят ее мать, поэтому и дочку принимают. Семья разорилась почти в ноль, остались только связи. Но это не помешало Джил четыре раза блестяще выйти замуж. Первый муж у нее умер, со вторым и третьим она развелась на своих условиях. Фактически она разорила их. Пощады от Джил не жди. Насчет четвертого ничего не знаю, может, и живут пока. Но, судя по тому, что на свадьбе Ирэн Маккинби она была без кавалера, – ищет новенького.

Меня чуть не передернуло. Уже нашла.

– В общем, пора бы, она с последним мужем в браке уже лет восемь, причем вместе они жили только год, потом он платил ей содержание, но жил отдельно. Сама по себе Джил довольно интересная женщина. Прекрасно образованная, хитрая, отлично распоряжается деньгами. У меня было с ней… – Макс замялся. – Не знаю даже, как назвать. Не роман, а так, история. Между ее третьим и четвертым мужьями. Еще до того, как мы с тобой поженились. По-моему, я был единственным, кто сумел ее бросить. Нас познакомили у Гамильтонов, Джил посмотрела мне в глаза. Меня поразило, как много она обо мне знает и как хорошо понимает. Буквально с полуслова. Я о ней не знал ничего, а она говорила только обо мне. Через час я за руку вытащил ее с той вечеринки, сунул в машину и привез к себе, потому что больше терпеть не мог. Любовница – феерическая. Такого секса у меня даже во сне не было. Проблема в том, что осталось ощущение игры в одни ворота. Это понимание, которое она демонстрировала, было лицемерным. Она навела обо мне справки и первые дни говорила лишь то, что я хотел слышать. Через два месяца я чувствовал себя выжатым и выглядел точно так же. При этом я никак не мог поверить, что меня обманули, что Джил мною пользуется, но не любит ни капельки, ей нужен брачный контракт, а любит она только деньги. Я уже знал, знал наверняка, что она именно такая, но не хотел верить. Потом как-то собрался с силами и уехал. Она пару недель доставала меня звонками, письмами, угрозами покончить с собой – я не реагировал. Через месяц мне сказали, что она вышла замуж. Я успокоился. Как раз через год я встретил тебя… Потом я как-то столкнулся с Джил. Ты еще училась. И опять у меня две недели просто выпали из жизни. Очнулся – как с лютого похмелья. На душе было настолько скверно, что я в зеркало смотреть не мог. С тех пор я зарекся появляться там, где Джил. Ты, кстати, на нее похожа.

– Ну спасибо.

– В том смысле, в каком свет похож на тьму – и то и другое слепит. Когда мы с тобой познакомились, я в первую секунду даже испугался – потому что ты точно такая же. То же самое ощущение абсолютного понимания. Вот только у тебя это настоящее. На что хочешь могу спорить, что мы с тобой действительно друг друга понимаем.

– Ты меня – нет.

– Понимаю. Но… Делла, одно дело – знать рассудком, другое – сердцем. Я не могу поверить, у меня в голове не укладывается, что ты не любишь меня. Как же так, ведь любовь была, точно была…

Я оживилась и с интересом уставилась на него. Кающийся Макс – зрелище, которое стоит потраченного времени. Он винился так артистично, так вдохновенно, что глаз отвести нельзя было. И пусть я знала, что это сиюминутный порыв, что ни хрена ни в чем Макс не раскаивается, пусть я видела этот спектакль уже раз двадцать – он все равно пробирал до глубины души.

– …я понимаю, что сам все испортил. Своими руками. Послушай, Дел, я отлично все про себя знаю и никаких иллюзий не питаю. Я испорченный мальчишка, который никогда ничем не дорожил. Я презирал этот мир за то, что мне в нем было нечего любить. И тогда появилась ты. Те месяцы, которые мы были вместе, – это единственное время, когда я был счастлив. И я отлично понимал, какое ты сокровище. Знал, что я не заслуживаю тебя. Мне просто повезло, случайно повезло. Но теперь я живу в страхе, что потеряю тебя. Да, по собственной глупости. Но, ты думаешь, осознание своих ошибок помогает что-то исправить? Нет. Это осознание порождает лишь злость и желание любой ценой сделать все как прежде. Как в то время, когда мне не было страшно, что я потеряю тебя. Да, рассудок говорит, что я уже потерял тебя, давно потерял, то ли в армии, то ли еще раньше. Но я не могу с этим смириться. Я как утопающий, который свалился в воду посреди океана, он знает, что не доплывет, но все гребет, выдыхается из сил, но старается держаться на плаву. Я хватаюсь за каждую соломинку. Я надеюсь. Кажется, я перестану надеяться, только когда умру. Я просто не могу, не способен поверить, что все уже в прошлом, оно никогда не вернется, мне надо привыкать к новой жизни, которая мне не нужна, в которой не будет ни одного проблеска света. Два года я не видел тебя – и все два года прошли как в тумане. А потом мы встретились, и я проснулся. Ты такая же. У тебя тот же взгляд, та же улыбка. Я не чувствую равнодушия. Поэтому и не могу поверить, что ты больше не любишь меня. Как же так, ведь мы по-прежнему понимаем друг друга с полуслова, мы по-прежнему родные, близкие люди. Разве так бывает, когда любви уже нет? Разумом я знаю – бывает. А сердцем понять не могу. И чем чаще я вижу тебя, тем сильнее боюсь – вот, сейчас у тебя появятся другие интересы, для меня снова не останется места в твоей жизни. И я, наверное, грубо, наверное, бестактно – но я просто пытаюсь закрепиться. Хоть одним пальцем. Чтобы иметь хоть какую-то уверенность, что увижу тебя завтра, послезавтра, ты не исчезнешь навсегда. Что завтра, через неделю я снова получу подушкой по голове, потому что ты легла спать, а тут я со своей любовью, вот только меня тебе и не хватало, когда все мысли – упасть и чтобы никто не теребил…

Я не выдержала и рассмеялась. Макс понял, что прощен. Подался вперед, осторожно взял меня за руку.

– Делла…

– Макс, убирайся, – сказала я с улыбкой. – Ну вот честное слово, мне сейчас не нужен ни один человек в этом номере.

– Я никуда не пойду, – проникновенно сказал Макс. – Потому что я не слепой. У тебя уставший вид и пистолет под рукой. Ты работаешь по опасной банде. Я дурак, но два с двумя сложить умею. Ты ждешь очередного покушения. Так вот, если ты меня выгонишь, я сяду в коридоре под твоей дверью. И буду сторожить. Оттуда ты выгнать меня не сможешь. Но было бы лучше, если бы ты пошла спать, а я бы покараулил здесь.

– Макс…

– Дел, если тебя убьют, мне жить незачем, – откровенно сказал Макс. – На этом фоне вероятность, что меня самого ранят или грохнут, совершенно не пугает.

Я тяжело вздохнула.

– Макс, это моя война.

Ну да, черта с два его этим проймешь. Это Йена можно попросить уйти – и пойдет. Макс только плотнее усядется и будет ждать, когда его введут в курс последних событий. В крайнем случае – когда ему поставят конкретную задачу. И попробуй только не дать ему задачу – он сам найдет. Это, ребятки, принц. Человек, на генетическом уровне абсолютно уверенный в правильности каждого своего шага. И в том, само собой, что его присутствие уместно всегда и везде. Хуже Макса в этом отношении только Август. Август в подобных обстоятельствах способен выгнать тебя – но не себя.

Макс подошел, отодвинул столик с картами, присел передо мной на корточки. Потом качнулся вперед, опершись коленями об пол. Положил голову мне на ноги и трогательно вздохнул:

– Дел, я люблю тебя. Это факт. Ты никак не можешь повлиять на него. Ты можешь быть сколько угодно недовольна, что солнце встает, а Эверест замерзает, например. Но изменить это ты не можешь. Так и моя любовь. Ну да, такое вот я стихийное бедствие, хрен от меня избавишься…

– Про бедствие – очень точно подмечено. Сижу и думаю – за что мне оно?

– За то, что самая лучшая. Лучшим всегда поручают сложные задачи. Например, перевоспитать меня.

Моя рука совершенно непроизвольным жестом опустилась на его затылок, пальцы залезли в кудри. Красивые, блестящие, черные кудри. Макс, не поднимая головы, обнял меня.

– Я не собираюсь запирать тебя дома. Да что я, садист, по-твоему… Пойми, я действительно боюсь за тебя. С этими покушениями… сколько их было, два уже? Дел, с меня хватило твоей армии. Ты уходила за кордон, а я сходил с ума. Я думал, что сейчас у тебя спокойная работа, но когда я увидел ее своими глазами…

– Обычно она не просто спокойная, а почти скучная.

– Но риск остается.

– Риск остается у всех. И всегда. Вон, Грета Шульц – первая жертва. У нее в жизни вообще никакого риска быть не могло. И нате вам, убита. Кстати, про остальных хотя бы понятно, за что их убили. Но за что ее – мы уже головы сломали.

– Поэтому, если уж мне не удалось отговорить тебя от риска, я останусь с тобой. И буду охранять. Я не оставлю тебя, не надейся. Когда мы венчались, я клялся быть с тобой в радости и в горе. Для меня это не пустые слова. Ты можешь сказать, что мы разведены… но никто не освобождал меня от клятв, данных добровольно. Я не отказываюсь от своих слов.

Я молчала. Такой большой, теплый… В чем-то Макс был прав: ощущение общности, целостности у нас всегда было потрясающее. Чуть ли не с первой минуты знакомства. Я всегда знала, что Макс – мой. Совершенно мой, полностью. Мы действительно были частью друг друга.

Чип тихонько пискнул, я вскинулась, даже сердце забилось. И тут же сникла: нет, не Август. Эмбер. Я подумала – и не стала отвечать на вызов, послав в канал «извинительную» визитку, мол, не могу говорить сейчас, непременно перезвоню позже.

Эмбер… да, с ней я тоже поступила нехорошо. Завезла на Кангу и бросила там.

– Бросила? – удивился Макс, которому я пожаловалась на свой эгоизм. – Дел, она там счастлива. Она наконец-то избавилась от тотального контроля своей матушки. Эмбер звонила мне вчера, у нее все хорошо, и больше всего она не хочет уезжать. Матушка в жизни не позволила бы ей гладить диких зверей – это же негигиенично, опасно, они укусить могут. Стрелять не позволила бы, ездить верхом, одевшись в камуфляж, – это не для девушки из приличной семьи…

– Как ты думаешь, у нее с Августом что-нибудь получится? – спросила я, усилием воли прогнав воспоминание: девушка-гадюка подлащивается к Августу.

– Что? – Макс даже выпрямился. – Ты о чем?

– Не знаю, мне казалось, они нравятся друг другу.

– Пф, – сказал Макс уверенно, встал и потянулся за шампанским. – Выброси из головы. Маккинби никогда на ней не женится. По той же самой причине, по которой не женился я.

Я почувствовала себя почти оскорбленной.

– Что, родом не вышла?