Цифрономикон

– Нет. Не может быть! Ввоз в Россию еще не разрешен…

Я даже засмеялся.

– Ты маленький, что ли, Чип? Какой ввоз, чего ввоз? Программа уже не меньше года в свободной раздаче, на любой смартфон встает. Видел, он руку за пазуху сунул? Вот так, – я показал согнутый палец, нажимающий на невидимую клавишу, – чик-чик! И рутина запущена. Сам так сто раз делал.

Министр бодро и напористо вещал об успехах в борьбе с наркоторговцами и контроле южных границ. Границы давно вскрыты, господин-товарищ министр! В каждом доме и в каждом отдельно взятом компьютере.

– Как узнать? – тихо спросил Кайрат. – Если у него на самом деле стоит эта программа, то…

Я поежился. В боку зашевелились горячие крючки.

– Если правда, – ответил я, – то к нему нельзя. Волку в пасть. А узнать – никак.

– И что теперь.

Кайрат сказал это странно, без вопросительной информации, обреченно. На него было больно смотреть. Обычно подтянутый, сейчас мой друг словно оплыл, сдулся.

Я замялся. Разговор назрел не сегодня, но я как-то надеялся избежать его. Всё давно уже стало понятно, но озвучить очевидное оказалось тяжело.

– Теперь, – ответил я, – пора признаться: эту лавину не остановить. Мы не знаем, ни с кем боремся, ни зачем. Рутинаторы изменят мир, и нам с тобой этому не помешать. Мы взрослые люди и можем трезво оценивать обстановку. Надежды нет, Чип. Пора выходить из игры.

– То есть ты сдался, – сказал он, поднимаясь.

– Вот только «на слабо» меня не надо, а? – вздернулся я. – Мы рискнули многим, и даже пока уцелели, но ничего не достигли. Это как вручную остановить электричку или асфальтовый каток! Не отойдешь – раздавит и не заметит.

Он кивнул и ссутулившись побрел к двери.

– Сам подумай, – не унимался я, семеня следом. – Ты же видел, как это работает. И понимаешь, до чего можно доиграться.

Кайрат на секунду остановился, обернулся, чуть снисходительно хлопнул меня по плечу. Вышел за дверь и уже с лестницы, вместо прощания, сказал:

– Надежда есть всегда.

На этом наша операция по спасению мира завершилась.

VII

Весна.

И 1 в п. в.

Каждый день по дороге на работу и с работы я более пристально, чем обычно, разглядывал окружающих – пассажиров, пешеходов, случайных людей в магазинах и на остановках. Кто они мне и кто я им? Чем живут, что их заботит? Каково им – в их собственных шкурах, со своим прошлым, настоящим и… Мысль о том, что вероятное будущее может у всех нас оказаться общим и не очень веселым, не придавала оптимизма. Часики тикают, всё буднично и обычно, но две змейки где-то рядом затягивают в свое вращение всё новых и новых людей, постепенно лишая их эфемерной субстанции – собственного «я».

А иногда я смотрел на них, уткнувшихся в кроссворды, судоку, бульварные газетенки, экраны смартфонов – разве время не убивается прямо здесь и сейчас, безо всяких рутинаторов? Диаметрально противоположным методом, но, в сущности, точно так же, люди сжигают излишки своего времени – лишь бы не остаться ненароком наедине с самими собой, не задуматься в свободную минуту слишком сильно о смысле своего существования.

Я разглядывал их как экспонаты в музее, заглядывал в поглощенные рутиной лица. Девять по вертикали, шесть букв, от чего не убежишь. Люди, вы знаете ответ? Пытаться вас спасти? От кого? От самих себя?

Начало марта выдалось особенно зимним, злобным, с резкими шквалами ледяного ветра, глубокими морозами, ясным выстуженным небом. «Алга-Импорт» уверенным курсом придвинулась к заключению эпохальной сделки с «Хай Мун Инкорпорейтед». Кхонг Шин Сы и его алма-атинский помощник появлялись в «Алге» чуть не ежедневно. Я старался не подниматься к Тэтчеровне, чтобы ненароком не столкнуться с китайцем. Мне хватало своей работы – а это ведь здорово, когда человек обеспечен работой.

Нужно было как-то существовать дальше, а я завис между «до» и «после», между войной и миром, между пережитой опасностью и непониманием, действительно ли всё закончилось и не рано ли успокаиваться. Дергался каждый раз, когда кто-то рядом брался за телефон. Оборачивался на улице, остерегался темных аллей и пустынных дворов. Старался по-страусиному делать вид, что ничего не происходит, ничего не случилось, что жизнь течет своим чередом. Кошки-мышки с собственной логикой и интуицией. Наверное, так чувствуют себя коровы, которых везут на бойню. Обойдется, твердят они себе, качаясь в пропитанных отчаянием фургонах. Как-нибудь утрясется, мы же ничего такого, всё как всегда, всё нормально…

Но чего ждать? Покушения? Подставы? Пули из чердачного окна, пакетика с наркотой в кармане, молнии с неба? Да кому я нужен? Подумаешь, соскочил с программы! Нелояльный клиент, несостоявшийся юзер – смехотворная причина для преследования. Я вышел из игры, я не суюсь в ваш метафизический бизнес, слышите?! «Угомонись!» – совет простой и ясный. Я следую ему на все сто!

– У тебя виски седые, – как-то заметила Гуля.

После возвращения из Чимкента она ни разу не напомнила про мой истеричный ночной звонок, не поинтересовалась, что происходит у меня на работе. Может быть, по-своему забилась в раковину. Может быть, не хотела слушать новое вранье. Меня вполне устраивали оба варианта.

В знаменательный день подписания контракта с «Хай Мун Инкорпорейтед» всем в офисе не сиделось на месте. Слухи о сделке века расползлись по отделам и без моего участия. Коммерсанты-закупщики бродили с мечтательными лицами, предвкушая премии и бонусы. Тэтчеровна решила совместить визирование контрактов с пресс-конференцией, на которую планировалось зазвать весь цвет журналистского мира. Пиарщики метались повсюду как тараканы на свету – настал их судный час.

Меня на мероприятие не приглашали, и я был этому искренне рад. Убедившись в отсутствии срочных дел, я предупредил Эльдара, что ухожу.

По холлу первого этажа рыскали незнакомые люди с бэйджиками «Пресса». В конференц-зал никого не пропускали суровые подчиненные Шефа. В коридорах вдоль стен выстроились треноги штативов.

Петрович со взъерошенными усами и вылезающими из орбит глазами грудью закрывал турникет от хищного журналистского выводка. Широкоскулая девица в шубе ловко тыкала охранника в лицо мятой бумажкой с расплывшимися синими печатями. Выставив вперед плечо, я из-за спины Петровича нырнул в журналистское море и поплыл к выходу.

Снаружи неподалеку от главного входа раскорячились круглобокие автобусы телевизионщиков с блюдцами антенн на крышах. Большой день для «Алги» и мира. Завтра будет другой день, и всё уже будет по-другому. Мы ничего не сделали, Чип.

Потом я ехал в троллейбусе, держась рукой за поручень над головой. Потом я шел к дому. Потом я открывал дверь подъезда, тыкая пальцем в холодные металлические кнопки. Потом я поднимался к двери квартиры и истратил пять шагов на девять ступеней. Первый шаг на лестницу – всегда левой ногой. Моя рутина – всегда со мной. Какая ни есть – вся моя. Я не хочу отдавать ее кому-то или чему-то. Вот так.

Гульнара стояла на коврике в дверном проеме, не обойдешь. Последнее время она не выходила меня встречать, и я успел придумать четыре причины изменения в ее поведении – одну фантастическую, две прозаические и одну дурацкую. Промахнулся со всеми четырьмя.

– Ты имеешь к этому отношение? – спросила она.

Глаза круглые, распахнутые, перепуганные.

– Привет, – сказал я и погладил ее по плечу, заодно чуть отодвигая с прохода.

Она оттолкнула мою руку. Не то чтобы грубо, но неоправданно резко. Путь оставался закрыт.

– Что такое? – сказал я.

Гульнара попыталась что-то сказать, но ничего не получилось. Вместо этого у нее из глаз потекли слезы.

– Гуль, – я бросил портфель под ноги и взял ее за плечи. – Да ты что?

Она помотала головой, шагнула назад и ткнула пальцем во включенный телевизор. Я только сейчас разобрал звуковой фон – нервные тревожные тона какого-то экстренного включения. Никогда раньше я не видел, чтобы Гулю напугал телевизионный репортаж.

«…остаются заблокированными в зале. Террористы не выдвинули требований и пока что не идут на контакт. К зданию компании «Алга-Импорт» подтянуты силы специального реагирования, вот-вот должны прибыть переговорщики…»

Как был в ботинках, я прошел на кухню и сел перед экраном.

– Какое «отношение»? – строго спросил я. – Сама подумай, что ты говоришь.

Гуля подошла совсем близко и что есть сил прижала мою голову к себе.

– Думала, ты там, – шепотом сказала она. – В зале.

Из-за Гулиного рукава мне не было видно телевизора. Я тоже обнял ее и погладил ладонью затылок.