Назад в космос

Яман вздохнул.

– Ши тоже это понимает?

– Не уверена. – Хейс остановилась на площадке минус восьмого этажа под плакатом «Спасем антилопу гну!», перевела дыхание. – Конечно, она будет блюсти интересы СБ, но боюсь… не так деликатно, как следовало бы. Между нами, я была против ее включения в комиссию.

– Я так и думал. Но почему нам ее навязали? Мы так хорошо сработались с Крамером…

– Дело не в личностях. Просто этот человек из «Мавзолея» – белый цис-мужчина, и если бы остался Крамер, возникли бы вопросы… баланса, разнообразия… ты понимаешь. – Хейс отдышалась и зашагала дальше вниз. – Что касается Ши – я лично не имею ничего против нее. Руководство ею довольно, биография безупречная, но знаешь, мелкие детали…

– Например?

– Например, она вызывающе одевается.

Яман поднял брови.

– Да? По-моему, вполне скромно. Деловой костюм…

– Я не говорю, что она одевается неприлично, по-сексистски, типа юбка выше щиколоток и все такое. Но она вообще носит юбку, при том что она цис. Что она хочет этим сказать? Выпячивает свою биологическую женственность? Типа, я не то что всякие трансы? Конечно, это пока не регламентировано, но сложилась неписаная норма: цис-персоны должны носить унисекс. Все это понимают, но она делает вид, что нет. По-моему, это маркер скрытой трансфобии, и я намерена поднять вопрос на Совете по чувствительности и регламенту поведения…

Хейс и Яман остановились. Выход с лестницы на минус девятый этаж перегораживала дверь из матового бронестекла. Под потолком мигала красным индикатором камера биометрического контроля. На мониторе сбоку от двери появился строгий эмодзи и надпись: «Смотрите в камеру. Ждите подтверждения идентификации».

– И еще один факт о коллеге Ши, – продолжила Хейс, подставив лицо камере и официально улыбаясь. – На нее однажды напал мужчина, черный, предположительно с целью изнасиловать, и она его застрелила. Насмерть.

– Она носит оружие? – Яман тоже с дежурной улыбкой поднял взгляд в камеру и поправил узел зеленого галстука. – Летальное?

– Как сотрудница СБ имеет право. Пистолет, конечно, был умный, распознал угрозу как реальную, и суд ее оправдал, но согласись – она проявила бесчеловечие и недостаток гражданской ответственности. И – я не исключаю – расизм. Вообще она крайне закрытый, непрозрачный человек. Сильно подозреваю, что не так уж искренне разделяет наши ценности. Работала в проблемных странах, а там легко подхватываешь токсичные идеи… Ну надо же, в кои-то веки камера нас узнала! Идем скорее.

Монитор показывал радостный эмодзи и надписи: «Долорес Амбер Хейс – личность подтверждена. Нагарджун Яман – личность подтверждена». Матовые створки открылись, потянуло сквозняком.

– Господи! Чем здесь пахнет? – Хейс поморщилась.

– Не обращайте внимания, здесь вечно так. Какие-то проблемы с вентиляцией. Направо, пожалуйста. Нам нужно получить одноразовые пропуска.

Они свернули из лифтового вестибюля, миновали разноцветные урны для раздельного сбора восемнадцати категорий мусора (все были доверху и с верхом набиты чем попало) и вошли под арку бюро пропусков. Стены были увешаны правилами пропускного режима в анимешных картинках, а над окошком выдачи висел плакат: «Уважайте чужое личное пространство! Слишком тесное приближение может психологически травмировать». Но посетитель у окошка был лишь один – высокий, широкоплечий пожилой мужчина. Лысина и курчавая борода лопатой придавали ему вид античного мудреца, но дешевый серый пиджак смазывал впечатление. При виде членов комиссии он заулыбался и суетливо зашарил по карманам.

– Докторка Хейс, доктор Яман, если не ошибаюсь? – Он наконец нашел, что искал – визитные карточки, – и вручил обоим.

Убористый текст с одной стороны на русском, с другой на английском гласил: «Леонард Гайдарович Периханян, доктор технических наук, профессор, комиссар Интернационала красных космистов «Атомный Мавзолей», академик Евразийской академии ноосферы». Последовали улыбки, рукопожатия, комплименты.

– Прошу прощения, как к вам обращаться? – поинтересовался Яман, когда все трое получили пропуска и вышли в длинный темный коридор. – Ну, типа «преподобный», или «ваше святейшество», или…

– Просто «профессор», – разрешил Периханян. – У нас, космистов-коммунаров, не приняты все эти средневековые титулы. Мы люди модерна, даже сверхмодерна…

– Доктор Яман никогда не читает моих рассылок, – сквозь застывшую на губах улыбку проговорила Хейс. – Иначе бы знал.

Яман виновато хихикнул. Они шагали по коридору, и лампы на фотоэлементах вспыхивали и гасли, сопровождая их участком холодного света. Двери по сторонам были стальные, пронумерованные, тюремного вида, каждая с клавиатурой и кардридером. По потолку тянулась коробчатая труба вентиляции. Слышалось, как где-то падают в воду капли.

– Профессор, – снова начал Яман, – надеюсь, я не скажу ничего оскорбительного, но меня беспокоит один вопрос. «Атомный Мавзолей»… Как вы относитесь к атомной энергии?

– Ядерные технологии сакральны для нас. – В голосе Периханяна появилась проповедническая размеренность. – Я писал об этом в «Метафизике сталинизма». Если вкратце: высшие аспекты ноосферы манифестируют себя в ядерной энергии, когда она согревает форпосты социализма в Заполярье или движет космические аппараты, несущие во Вселенную вымпел с бессмертным именем Ленина, или ждет своего часа внутри советских боеголовок, что одним своим существованием наводят ужас на реакционеров всех мастей… Но! – Он поднял палец. – Но не когда капиталисты подчиняют ее потребительским инстинктам обывательской массы, унижают ее мощь, заставляя питать микроволновки и тостеры! Вот почему мы приветствуем и глобальный запрет АЭС, и ядерное разоружение. У нас с вами разные мотивы, разные ценности, разное видение будущего, но в этом мы едины.

– Я очень рад, – с чувством сказал Яман. – Вы знаете, я был экспертом рабочей группы по индийским противоядерным санкциям, и…

– То же самое в космической области, – не слыша, продолжал Периханян. – Мы одобряем всеобщий мораторий на исследования дальнего космоса. Во время кампании против российских космодромов наши активисты выступали вместе с «Гринписом». Наша позиция: космос – либо для преображенного коммунистического человечества, либо ни для кого. Пока коммунизм не стоит на повестке дня – мы космоса недостойны. – Он поморщился: – Чем здесь пахнет?

– Вентиляция, не обращайте внимания. – Яман показал вверх: несколько секций трубы были разобраны, из дыры тянуло гнилостной вонью. Рядом стояла стремянка, лежали инструменты, но никого не было. – Кажется, уже чинят, – неуверенно пояснил он. – Профессор, вы изучали материалы по Эшеру?

– Да.

– У вас сложилось какое-нибудь мнение? – вступила в разговор Хейс.

– Объект, безусловно, интересный. – Леонард Гайдарович остановился у стальной двери под номером «-9174». – Нам сюда, правильно? Но подлинность вызывает сомнения. Хотя бы то, что его якобы запустило НАСА… Мы уверены, что вся американская космическая программа была грандиозной фальсификацией. – Он сунул пропуск в кардридер. – Нас, кажется, должно быть четверо, коллеги?

– Да, еще Мелинда Ши из службы безопасности. Но она опаздывает. Очень странно для нее. – Хейс вложила пропуск, дождалась зеленого индикатора, извлекла.

– Наверное, это она идет. – Яман показал в другой конец коридора. Оттуда приближалась вторая волна загорающихся и гаснущих ламп – еще далекое пятнышко света. – В той стороне лифты для безопасников. – Он вложил карточку, индикатор на пульте зажегся красным, кардридер выплюнул пропуск. – Да что такое, почему не проходит? А ведь мы все четверо должны авторизоваться – иначе дверь не откроется…

Хейс не слушала. Она глядела в тот конец коридора, откуда приближалась световая волна.

– Немного жутковато, – произнесла она.

Участок света уже приблизился, но он был пуст. Лампы зажигались и гасли, словно освещая путь кому-то невидимому. Шаги были слышны – твердая походка, четкий перестук каблуков, – но тьма скрывала идущего.

– Это привидение? – Яман хихикнул. – Или вы, Мелинда?

– Это я, здравствуйте. – В остров света перед дверью вступила маленькая хрупкая азиатка в круглых очках на пол-лица, в юбочном костюме тускло-оранжевой расцветки. Она походила бы на студентку или молодую учительницу, если бы под расстегнутым пиджаком не виднелась кобура. – Лампы почему-то работают со сбоем: загораются не надо мной, а в десяти метрах впереди. – Ши говорила монотонно, почти не разжимая губ. – Извините за опоздание, я застряла в лифте. Прошивка обновилась, а потом лифт не захотел ехать, потому что решил, что в кабине никого нет. Сбой в оценке веса пассажиров. – Она вставила пропуск – зажегся зеленый огонек.

– У нас та же история, – сказал Яман. – И мой пропуск не работает, вы не знаете почему?

– Тоже из-за лифта. Вы ввели свой пароль дважды, лифт решил, что кто-то другой хочет пройти под вашим именем, просигналил в СБ, и наши на всякий случай приостановили все ваши допуски. Но уже должны разобраться. Попробуйте еще раз.

– Как у вас все строго, – пробормотал Периханян.

– Естественно, – ответила Ши. – Это же комнаты для допроса экстремистов. Опять не проходит?

Да, пропуск Ямана снова не прошел. Четверо членов комиссии по-прежнему беспомощно стояли под дверью. Лампа погасла, оставив их в полной темноте. Яману пришлось пошагать туда-сюда, чтобы она загорелась снова. Ши вызывала кого-то по телефону.

– Запрос: Нагарджун Яман, восстановление допуска, – сказала она отчетливо и размеренно, как обращаются к автомату с не слишком продвинутым распознаванием речи. – Придется подождать. – Ши убрала телефон. – У нас уже человек десять с той же проблемой. Решение должен принять майор Шпренгер, а он в ближайшие полчаса недоступен, у него намаз.

– Мы не можем ждать полчаса. – Хейс нахмурилась. – Я сразу после этой комиссии должна докладывать на Совете по чрезвычайным ситуациям. Мелинда, решите, пожалуйста, проблему.

– Хорошо, но под вашу ответственность. – Ши набрала что-то на клавиатуре, замок щелкнул, дверь приоткрылась.

– Что вы сделали? – насторожилась Хейс.

– Ввела мастер-пароль СБ. Должна предупредить: тем самым я отключила внешнее наблюдение в реальном времени и взяла на себя полное управление локальной системой безопасности. Это придется отразить в протоколе. – Ши толкнула дверь и первая прошла внутрь.

Стены были расписаны в успокаивающих пастельных тонах цветами, котятами и счастливыми детьми разных цветов кожи. Кроме одной: стену напротив двери наглухо закрывали голые металлические жалюзи. Вдоль нее тянулся конференц-стол с микрофонами, в углу стояли кулер и кофемашина.