Отец сначала прикидывался, будто не понял, чего от него хотят, поскольку воспитывать детей терпеть не мог. Говорил, мои отпрыски мне нравятся в любом виде кроме дохлого и грустного, а воспитанием я занят круглосуточно со зверьем и сыт им по горло.
В детях он натурально души не чаял, очень надеялся, что оба продолжат его дело, и сам не заметил, что сильно перегрузил их специальной информацией и взрослыми навыками, попутно задирая самооценку до небес. У Валентины с ее душой нараспашку это все фонтанировало наружу, а интровертный Умка тихонько закипал, будто скороварка, которой вот-вот сорвет клапан.
Как еще детям себя чувствовать, если у них прадед был белый шаман, дед – кавалер ордена Трудового Красного Знамени, а папа – глубоко законспирированный Супермен… А сами они запросто водят по питомнику экскурсии, вызывая у туристов бешеный восторг пополам с обалдением от крутизны чукотских школьников. Тут впору сбрендить от собственной значимости. Но тебе напоминают, что нельзя задирать нос, ведь чукчи скромные ребята, – и ты очень стараешься поддерживать этот имидж.
Кстати, слово «имидж» у тебя от зубов отскакивает: ты действительно знаешь, что оно значит, тебе отдел продаж объяснил. Ты вообще знаешь очень много слов.
Если бы одноклассники могли, они бы тебя били каждый день просто из зависти. Но у них руки коротки с тобой справиться.
В результате такой педагогики Умка, даром что второклашка, воображал себя настоящим чукчей, которого хоть сейчас отправляй покорять Галактику пешком – он сможет. А Валентина к десяти годам набрала колоссальную пробивную силу и беззастенчиво ее применяла то к маме, то к учителям, то к своему любимцу Пете Омрыну, когда тот не успевал спрятаться. Только папу берегла, но тут случай вышел чрезвычайный: надо брата спасать.
Отец слушал Валентину, а сам думал: до чего интересные получились детишки, не по годам развитые и чертовски обаятельные. С одной стороны, того и гляди, хлебнешь с ними горя, найдут они приключений на свои шибко умные головы, а с другой – ну загляденье же. Девочка пошла лицом и статью в маму, а мальчик в папу, хотя чаще выходит наоборот. И если у Валентины отчетливо проглядывает русская четвертушка, то в Умке ничего такого не найти без микроскопа. Это порода, думал отец, против нее не попрешь. Сам он был стопроцентный чукча, а вот драгоценная его Наташа – полукровка – и чистая прелесть, за ней парни всех национальностей табунами бегали, да и сейчас люди на улице оборачиваются. Неспроста у чукотских женщин поверье, что рожать хорошо от русских: дети будут красивые и умные. Между прочим, чукотские мужчины, если и не особо довольны этим, помалкивают, ибо результаты налицо – и очень симпатичные результаты.
Отец сильно удивился бы, скажи ему кто, что он сейчас думает о людях, как профессиональный заводчик породистых животных, и это неправильно. Как это неправильно? Насчет племенного разведения чукчи, мягко говоря, не дураки, у них вся история – производство хороших зверей из каких попало; а почему людей нельзя слегка подправить? Извините за выражение, генетическая модификация всего, что подвернется, это наша традиция и народный промысел! Если видно невооруженным глазом, что люди-полукровки берут от обоих народов самое лучшее, то чукчи знают, как эти признаки закрепить в дальнейшем, и ничего предосудительного тут не видят. Один сплошной путь к процветанию. Вон поглядите хотя бы на маленьких Умкы: да с этими ребятами Чукотка может завоевать мир без единого выстрела. Если еще захочет. А у нас таких детишек много народилось. Только мы подумаем, однако, стоит ли делиться бог знает с кем своим генофондом…
– А? – переспросил он.
– По-моему, папа, ты заснул, – деликатно сказала Валентина. – Но я могу все повторить.
– Нет-нет, я задачу понял. Ты молодчина, вовремя подняла тревогу. Иди, тащи сюда Умку, я ему задам… направление, в какую сторону думать. И перестань звать его Умкой, а то он сердится очень. Он у нас, понимаешь ли, великий и ужасный чукча по фамилии Умкы…
– Это ты перестань звать его Умкой! – сказала Валентина и рассмеялась так волшебно, что отец сгреб девочку в охапку и минуту-другую бегал с ней по кабинету, ворча на ухо ласковые глупости и упиваясь заливистым смехом. А потом бросил взгляд в окно и погрустнел.
Окно выходило на вольер, куда недавно пригнали с выпаса раздобревшую Арктику. У загородки стоял Петя Омрын и гладил будущую мать по хоботу, которым та обнимала ветеринара за плечи.
Отец все еще держал Валентину на руках, девочка крепко прижалась к нему, и вдвоем они молча созерцали эту картину – ну просто идиллическую, если не знать, как худо может обернуться дело.
Для родовспоможения и не дай бог реанимации приготовили все, что можно; чтобы у Пети были на подхвате крепкие умелые руки, отец отозвал из стойбища пару опытных каюров, обучавших Арктику с детства. Пусть вокруг нее будут только родные добрые лица, голоса и запахи. Ничего волнующего и травмирующего.
Главный зооинженер остался в стойбище. Напомнил, что с самого начала возражал против вязки Арктики со Спутником, а старшие товарищи – или старые авантюристы, это как вам больше нравится, – послали его подальше. Если вдруг проблемы при родах, он начнет винить себя, а ему вредно, у него психика ранимая.
Петя тогда шибко вызверился на зооинженера, отнял у директора микрофон и зарычал:
– Что еще за психика?! Хватит строить из себя институтку! У тебя дедушка был пиратом!
Директор посмотрел на Петю очень недобро, остальные просто не поняли, о чем речь, и подумали: Петя обиделся на «старых авантюристов». Андрей сухо ответил, что у любого чукчи с побережья дедушка успел накосячить на расстрельную статью и лично ему за это ужас как стыдно, – и все равно не приехал.
Сторонний наблюдатель сказал бы: тут все на нервах, того и гляди сорвутся, одна роженица молодцом, хотя и здорово опухла. И был бы совершенно прав. Огромная бурая туша весело махала хвостиком, живо зыркала глазом из-под фирменной рыжеватой «чукотской челки» и явно не понимала, чего люди такие хмурые. Вон как старается Петю подбодрить.
– Петю жалко, – сказал отец. – Совсем извелся. Он на нее такие надежды возлагал. Это же его крестница, образно говоря. Его личное произведение искусства. Эх, дедушка ваш не дожил, не увидел Арктику в расцвете сил…
– А разве дядя Петя… Я думала, он только врач. Ну и методист, конечно, вон какие учебники написал…
– Это для вас дядя Петя, а вообще-то – почти легенда. Они с твоим дедушкой в семидесятых задали новый стандарт чукотской породы. С упором на интеллект и подвижность. И методику воспитания, которой теперь пользуются все, они вдвоем отработали. А потом дедушка ее проталкивал через Академию наук. Тебе кажется, всегда так было и не могло быть иначе, а на самом деле – совсем недавно. Наш питомник создавался заново…
Тут отец на миг осекся – кажется, он сказал лишнее, то, чего детям пока не стоит знать, – но Валентина не стала переспрашивать, и он продолжил.
– …И всю племенную работу дедушка с Петей вели на двоих. В питомнике долго не было главного зооинженера. Мы специально растили сотрудника под эту должность, чтобы Петю разгрузить, и я еще боялся – вдруг Андрей не вернется после института.
Ветеринар наконец оторвался от Арктики и шаркающей походкой удалился. В поле зрения возник дежурный тягач Тормоз, он же Звезда Чукотки Торманс, – обменялся с Арктикой коротким прикосновением хоботами и поспешил за Петей, клянчить вкусненькое.
– Такой вот у нас дядя Петя. Сколько лет готовился, сколько изучал породу, чтобы появилась на свет эта красотка… Теперь он, мягко говоря, не мальчик и создать новый шедевр просто не успеет… Насколько же все быстрее и проще с оленями и собаками. Про песца вообще молчу.
– Ты бы занимался песцом? – спросила Валентина недоверчиво.
– Дай помечтать-то. Я бы, может, и занялся, да за меня все решили. Если вырос с мамонтенком в обнимку… Куда было деваться.
– Скажи еще, что недоволен.
– Окажись я на песцовой ферме, ваша мама не обратила бы на меня внимания. Поэтому я могу быть недоволен чем угодно, только… Чего опять смеешься? Над отцом смеешься, однако!
Ну да, это было забавно. Легенда гласила, что отец верхом на мамонте с кошачьим именем Пушок – официальная кличка по документам Звезда Чукотки Пушкин – вытащил маму из бурной реки, когда перевернулась лодка. Так и познакомились. Красиво и романтично, ага.
На самом деле отец, тогда еще рядовой оператор-животновод первой категории, привел стадо купаться, увидел, что вода для него лично холодновата, загнал мамонтов в реку, прилег на берегу и задремал. Мимо потихоньку дрейфовала лодка с заглохшим мотором и очень грустными пассажирами. Некая девушка из лодки помахала мамонтам и отсигналила рукой «ко мне, на помощь». Пушок все понял, добрался до лодки вброд, осторожно прихватил ее хоботом и мягко потянул к берегу. После чего за борт выпал мертвецки пьяный рулевой. Пассажиры возбужденно заголосили, а девушка бросилась рулевого спасать и тоже упала в воду. Пушок решил, что это совсем уже непорядок. По его команде стадо расхватало всех людей, сухих и мокрых, и форсированным маршем доставило их на сушу, не забыв и лодку. Дальше мамонты долго тормошили своего каюра, чтобы доложить о проделанной работе. Каюр глаза протер, увидал перед собой девицу редкостной красы верхом на очень довольном Пушке, которому уже перепала буханка хлеба за спасение утопающих… Тут девица и говорит каюру эдак надменно, с высоты своего положения:
– Слышь, ты, зоотехник фигов, у вас все такие раздолбаи? Или ты просто двоечник? Тебе на выгуле положено держать стадо в поле зрения и отслеживать ситуацию вокруг. Почему я должна сама твоим мамонтам подавать аварийный сигнал? И почему ты без бинокля? Где свисток? Где красная нарукавная повязка? А пистолет, однако, где? Куда аптечку подевали, которая должна быть на сбруе дежурного тягача? И кстати, с каких это пор дежурный тягач лезет вперед всех и лично управляет спасательной операцией?
– Да мы же это, – промямлил ошарашенный каюр. – Мы не эти.
– Вижу, что не эти, – кивнула девица. – Вы никакие! Ну и бардак!
– Да вы нас перепутали. Вы, наверное, думаете, мы строители. А мы из питомника. Мы тут просто вот… Пришли эти задницы мохнатые сполоснуть.
– Сам ты задница мохнатая, дрыхнешь на работе, скоро тоже шерстью зарастешь, – сказала девушка, но поглядела на каюра уже более внимательно.
Каюр, в свою очередь, немного осмелел и решил познакомиться.
– Слушайте, милая барышня, – спросил он, – а почему я вас не знаю?
Девушка сменила гнев на милость.
– Потому что я в училище пришла, когда ты уже выпускался, – сказала она. – Ты ведь Иван Умкы, верно?..
Ах, да, ну и воды в реке было, естественно, по пояс.
Но как раз после того инцидента в состав оборудования дежурного тягача официально ввели спасательный круг. Мамонтам очень понравилось его кидать, и теперь соревнования на дальность и точность броска спасательного круга – непременный атрибут всех чукотских праздников наравне с футболом. Все бы хорошо, только мамонты полюбили швырять автомобильные покрышки. С одной стороны, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, а с другой – приходится следить, чтобы не попалась шина от грузовика. Такая прилетит – не поймаешь…
– Папа, ты опять заснул? – позвала Валентина.
– Нет-нет. Все нормально.
– Папа, дай Умке мамонтенка. Это поможет.
– Где я его возьму? Нет подходящего по возрасту.
– Да вот же. – Девочка указала подбородком на Арктику за окном.
Отец тяжело вздохнул.