– Стас. Стас Руков, – в этой ситуации он не решился пока открыть ей свое настоящее имя.
– При других обстоятельствах я бы сказала, что мне очень приятно… А сейчас – не знаю… Наверное, у нас с вами самое необычное знакомство на свете!
Страх, растерянность и злость прошли. Перед ней сидел не бандит, не грабитель, а мужчина со своей болью и, наверное, какой-то ужасной тайной… Мужчина, который нуждается в ее помощи.
– Да, знакомство, ничего не скажешь, экстравагантное, – в тон ей ответил Стас.
– Вы что-то сказали об ошибке? И давай перейдем на «ты», так удобнее.
– На «ты»? Что ж, с удовольствием, хотя, скажу честно, мне нравится называть тебя Дарьей Сергеевной.
– А мне нет.
– Еще не поженились, а уже стали спорить, – сказал он с усмешкой.
– Не хамите, – ответила она скорее по инерции, злости не было, но и достоинство необходимо было сохранять.
– Прости, Даша, это была невинная шутка, отнюдь, не хамство. А об ошибке моей уж очень долго рассказывать или лучше вообще не говорить.
– Слово не воробей, вылетит не поймаешь. К тому же у нас впереди два выходных дня или их не хватит?
– Может, и не хватит, – ответил Стас.
– А ты, Стас, попробуй. Что мы будем делать два дня? Тут со скуки помрешь, если ты раньше меня не застрелишь, конечно, – не удержалась Даша от язвительного тона.
– Ну, допустим, быть застреленной также веселого мало, – сказал он и вздохнул, – я даже не знаю с чего начать.
– Начни с начала, – подсказала хозяйка.
– Я читал в Библии, что вначале сотворил Бог небо и землю.
Даша улыбнулась удачной шутке:
– Это можно опустить. Ты свою историю расскажи сначала.
– Скажем, у меня была некая сумма денег и я всю жизнь это скрывал. Даже когда женился – по любви женился, – от жены я так же это скрывал. Не то, чтобы я ей не доверял, а больше по привычке. И в этом была моя главная ошибка. Надо было ей все рассказать, и тогда трагедии, возможно, не было бы.
Они некоторое время посидели молча. Даша имела чувство такта и достаточно ума, чтобы не торопить собеседника. А он как бы вернулся в прошлое.
– Как ты думаешь, что в жизни самое страшное? – вдруг спросил Стас.
– Смерть, – ответила Даша.
– Нет. Нет! – он повторил это с нажимом, – Смерть, конечно, страшна своей неизвестностью – что там за последней чертой? Я несколько раз смотрел смерти в глаза, но это не самое страшное, что я встречал в жизни. А вот когда у тебя на глазах погибает четырехлетний любимый сын, – страшней этого я ничего не знаю. Три дня назад его застрелили, я держал его на руках, он не дергался в судорогах, он смотрел на меня доверчиво. Очевидно, он в свои четыре года больше всего доверял именно мне. Он смотрел на меня, а в это время жизнь выходила из него…
Стас замолчал. Даша увидела, что он сжал кулак здоровой руки так, что он побелел от напряжения. Вдруг Руков сжал зубы, желваки заходили под кожей, подбородок его задрожал, а из горла вырвался то ли рык, то ли стон. Но невероятным усилием воли он заставил себя замолчать. Потом как-то обессилел и сник. Даше показалось, что он вдруг постарел лет на десять. Они долго сидели молча. Даша его очень жалела, но облегчить боль не могла.
Наконец, он поднял глаза:
– А что самое ужасное в жизни?
У нее промелькнуло в голове – может, он псих?
– Я не тронулся умом, – в который раз, как бы прочитав ее мысли, сказал Стас.
– Самое ужасное, что во всей этой трагедии замешана Маша – моя жена. И все сходится на том, что она сделала это осознанно. Я ее очень любил, я отказываюсь в это верить, просто сердце с этим не соглашается, но все факты говорят за то, что она сделала это специально. И вот эта ноша в душе, которая тяжелее любого ранения, любого груза на плечах, любой тяжести в ногах, эта ноша сильно меня гнетет. Это и есть самое ужасное в жизни.
– А что, нельзя у нее спросить? – не поняла Даша.
– Она погибла там же, в тот же вечер. Еще во вторник утром я был счастливым семьянином, имевшим любимую жену и замечательного сынишку. А сейчас… Сейчас жизнь потеряла для меня всякий смысл.
– Однако это не мешает тебе вламываться в чужую квартиру и угрожать насилием, наставив пистолет.
– Пистолет я на тебя не наставлял, допустим.
– Но ты готов был убить меня. Не правда ли странно? Ты говоришь, для тебя жизнь теряет смысл, но сам цепляешься за нее и, чтобы ее сохранить, готов убивать…
– За свою жизнь, слава Богу, я никого не убил, а насилие, которым я пригрозил в начале нашей встречи… Так это не убийство, можно заставить человека замолчать не убивая, для этого есть множество способов. Ты, Даша, сгущаешь краски. Почему я еще стремлюсь выжить? Потому что хочу разобраться, что же было в тот страшный вечер на самом деле. Мы прожили с женой пять счастливых лет. Я был счастлив и чувствовал, что счастлива она. Были, конечно, размолвки и недопонимание, но нечасто и недолго.
– А без размолвок и недопонимания нельзя?
– Не знаю, в реальной жизни, я думаю, так не бывает.
– В моей семье, я буду стараться, чтобы этого не было вообще.
– Ну что ж, ловлю тебя на слове, – сказал Стас, лукаво улыбаясь.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда у тебя будет семья, я спрошу у твоего мужа, как ты стараешься, чтобы не было размолвок.
Даша слегка покраснела:
– Не придирайся. Что было дальше?
– У нас родился чудесный сын – Димка, – Даша увидела, что легкая, едва заметная дрожь пробежала по лицу Стаса.
– Мы оба в нем души не чаяли. И если это все было игрой с ее стороны – столько лет и так безукоризненно, то я просто не могу этого принять. Я просто отказываюсь понимать это. Тогда выход только один – рассчитаться с жизнью, если она такая жестокая… Но и самоубийство глупо, – добавил он тихо, как бы рассуждая сам с собой.
– Я где-то читал, что любая женщина – актриса. Да и в жизни у меня был случай, уже лет двадцать прошло с той поры, – одна моя знакомая так сыграла роль невинной девочки, что облапошила меня на тысячу еще тех, советских рублей. Это была сплошная импровизация, но сыграно было безукоризненно, я сомневаюсь, что хоть одна профессиональная актриса так смогла бы войти в роль. А позже выяснилось, что та моя знакомая смогла. Я просто снимаю шляпу перед ее талантом.
– Интересно, а какую роль сейчас играю я? – спросила Даша.
Он в ответ пожал плечами, мол, не знаю.
Помолчали.
– Уже поздно, одиннадцать часов. Может, будем ложиться спать? Хоть меня и гложет любопытство, хочется спросить из-за чего весь сыр-бор?