Паноптикум 2. Акафист Аферизму – 8. Аферизмы. Сборник

Создатель шпаргалка на экзаменах судьбы.

Природа-то на Счастье торовата, беда в том, как Творец распределяет между нами дары природы.

Молитва приближает к нам ухо Господа, но милосердие его тщится раздавать церковь.

Создатель – бесконечность бытия Мироздания, измышленное нашим воображением в ограниченном пространстве черепной коробки.

Костяной череп твердо уверен – разум не должен быть таким мягким как беспринципные мозги.

Творец смотрит на мое отражение в своем зеркале и не узнает себя.

Всевышний не ведает, что сейчас мне в голову взбредет, ему известно, чем это кончится для него.

Дьявол рядом, мельтешит между нами, где же Юпитеру разглядеть-то меня.

В Раю мы все на одно лицо – благопристойное рыло тунеядства.

Изобретенный человеком Всевышний оказался настолько хорош, что человек стыдится узнать себя в его лице, и не решается признать свое авторство, сваливает все на провидение сверхъестественных сил.

Отец Небесный создал человека возделывать райские сады. А этот шельмец гонит в Аду самогон из райских Яблочков.

Человек манекен в швальне Всевышнего.

Убеждения – лоскутное одеяло прикрывающее срам равнодушия.

Ничего нет тупее отлитой из металла буквы, но и гении прибегают к ее посредничеству, желая убедить мир в своей гениальности.

Когда ум ставит точку, мысль ловит гром оваций.

Безопаснее бояться, чем мыслить бесстрашно.

Верно говорю, на кладбище собирается приличная публика, ни о ком слова дурного на поминках не сказано, одни панегирики. Не то, что вороватый сброд за кладбищенской оградой.

Похороны станут лучшим днем в унылой жизни покойника, если гости на поминках обожрутся, перепьются, и для полноты счастья покойника набьют друг другу морды.

Искусство гарнир к фаршу попсы.

Мудрость и глупость не разделяют даже половые различия.

Ад – придорожный кабак, где пропивают последние скоромные радости жизни

перед вечным постом в Раю.

Верности блуд в постоянстве не клялся.

Райское блаженство – отсутствие вкуса у безалкогольного нектара и постной амброзии.

Ад и рай – палки с одним концом. . .

Рай для богатых, хотя бы духовно, Ад для голодранцев.

Благоразумных стало так много, что идиотов от них уже не отличишь.

Ад – когда радуемся тому, что есть, Рай – когда радуемся тому, что сулят.

Никто себя дураком не считает, поскольку ничто, кроме глупости, не приживается в нас намертво.

Своей мысль быть не сможет, в конце концов, все мысли выражаются буквами одного на всех алфавита.

Не всякая мысль по силам букве, чтобы стать ее достойной.

Язык отчуждает наши мысли, в свободном обращении они приобретают общеизвестные признаки слабоумия.

У каждого слова есть три смысла – мужской, женский и дурацкий, и все трое в вечных взаимных претензиях на обладание смыслом слова.

Хороший адвокат лучше знает обратную сторону Закона, чем раб букву Закона.

Все уже придумано, но человек не замечает, что средства выражения мысли давно отстали даже от посредственной мысли.

Когда я восхищаюсь красотой своего слова, аплодирует дурак, умный завидует,

Всевышний похваливает себя, если обнаруживает в красоте слова смысл.

Кто бы рассказал, как выглядит душа негодяя в момент негодяйства? Что если она не изнасилованная соучастница?

Мысль умирает быстрее слова из-за его косноязычия.

Законы замордовали порядочного человека, он боится дать сдачи, боится показаться неучтивым.

Законов развелось столько, что на свободе оставаться –преступление.

Дай мысли молоток – перебьет оппонентов.

Тризна – день, когда покойник, в благодарность за хвалебные речи гостей на поминках, обязан отпустить присутствующим известные ему грехи. Словом, есть смысл наведаться на похороны, если еще не все ваши безобразия известны покойникам.

Человек – это все, что его прихоти сумели отвоевать у прижимистой родительницы природы.

Ненависть – великая сила единения, ненависть объединяет даже с теми, другими, которых ненавидишь, чтобы ненавидеть третьих, объединенных ненавистью со своими ненавистными, у которых есть свои ненавидимые. . .

Смысл жизни имеет ценность только в валютном эквиваленте.

Претензии смысла бытия человеку непосильны, если с ними невозможно сторговаться.