Ангелы отпевают всех подряд. Боевик

– Царица небесная, как с вами тяжело иметь дело! Я все-таки женщина. Подобрав в поле чужака, я тоже вляпалась в историю. Эдик рецидивист с самым гнусным прошлым… Я или бросаю вас здесь и возвращаюсь на дачу, или вы платите мне…

– Рассчитаюсь вперед! Пятьсот долларов! – выпалил Тимофей, искательно заглядывая в глаза бесстрашной леди риска.

– Прощайте! Я не торговка и лучше вас знаю чем рискую… Да и вы тоже… Вот таких скупердяев рэкет и гоняет как кроликов…

– Побойтесь бога! Я не скупердяй! Сколько же вы стоите!?

– Кроме меня, вас никто в наших краях не спасет. Три Тысячи долларов и я доставлю вас к подъезду вашего дома… Если у вас остался дом, где вы можете прийти в себя от страха… А если захотите, – могу приютить у себя.

– Вымогательство, мадам? Какие доллары! Три тысячи! Откуда?! Да я подельнику плачу меньше!

– Честные деньги не рассовывают пачками по карманам, не так ли? Не забывайте, вас легко вычислить, здесь поблизости где-то вы бросили машину. Вскоре ее обнаружат наши бесхитростные крестьяне… И тогда наедут профессиональные каталы… Эдик организует на ваши деньги крестовый поход местной мафии. Жлоб платит головой…

– Прошу вас, не оскорбляйте меня. Вы крепко лопухнулись, милочка! Я не жлоб. – Патетически воскликнул начинающий авантюрист, с удовольствием входя в забавную роль добродушно прижимистого миллионщика, обожающего выторговать заветную копеечку.

– Все! Кончайте базарить! Или я вас спасаю от Эдика за три жалких куска или катитесь на все четыре стороны.

– Зело кровожадная женщина! – поморщился, рисуясь Тим. Делать нечего, воля прекрасной дамы для меня – как Коран для мусульманина… Даю полторы.

– Бросьте юродствовать. От Валентины всей округе уже известно – вы нафаршированы валютой!

– Ништяк! Уломали. Две тысячи даю и сверху большое мерси…

– Три! Три! Три! – в сердцах воскликнула шоферистка. – Господи, с кем я связалась. Как вам не противно сквалыжничать. Сделайте, черт вас побери, красивый жест! Разве я не заслуживаю?

У самосвала началась подозрительная возня. Высокий парень, открыл бензобак, сорвал прутик, померил и стал что-то доказывать Эдику…

– Господи! Хоть бы поскорее они убрались… Хотя… В принципе, это единственная дорога от нас до шоссе. Мимо Эдика вы никак не проскользнете. Но если вернуться назад немного, есть заброшенный проселок на овчарню. Там был хутор. И овчарню, и хутор бомжи спалили. А за хутором есть дорога на мельницу. Мельница, правда, сама развалилась. А дальше… Но вам это не интересно… Рискнем, молодой человек?

Шоферистка плюхнулась в машину и захлопнула дверь. Достала косметичку, тщательно стерла с лица примитивный макияж молодящейся дачницы и, вложив весь свой опыт доморощенного визажиста, навела маску роковой женщины, неспешно подбирающей ключи к сердцу перспективного мужчины.

Тим рассеянно жевал клейкий листочек липы… Он злился. Наглость жадной бабы была противна. Но чем противнее становилась эта баба тем сильнее было желание распять ее на травке и как следует оттрахать. Разомлевшая от зноя, женственно мягкая листва дурманила томными запахами, юная трава призывно шуршала под ногами.

Женщина нервничала. Она достала Атлас дорог и длинным ногтем с облупившимся фисташковым лаком прочерчивала маршрут. Щоферистка обдумывая план прорыва, и все поводила плечами, словно сбрасывала бретельки бюстгальтера. Она думала как смыться от Эдика, а Тимофей все не мог придумать как похитрее выманить ее из машины и завалить…

– Чего мы ждем? – раздраженно спросил он.

– Я уже сказала. Ждем когда нам освободят дорогу. Эдик знает путь через мельницу. Надеюсь, ему надоест ждать нас тут и тогда он помчится кружным путем…

Тимофей присел под деревом. Он старался образумить сердце, но оно ничего не желало знать. Оно почти выскакивало из горла. Наконец шоферистка выскочила из машины и закурила. Кружа возле жигуля, она позволяла прекрасным формам своего тела бесстыдно выражать свою привлекательность… Подрагивала ляжками, капризно дергала ягодицами. Выглядывая из кустов, она вызывающе раздвигала ноги. Нарочно или нет, но стремилась держаться к Тимофею все боком, боком, искусительно впечатывая свой богатый бюст в нежнно-зеленый фон молодой листвы.

– Мне это надоело. – Женщина отщелкнула окурок.

Она села рядом с надутым Тимофеем. Припудренные тыковки груди вздымались так высоко, они вздымались навстречу понятливому мужчине почти с мольбою…

"Если бы я умнее повел себя, – расстроено подумал Тимофей, – Голубые трусики давно бы висели на антенне как штандарт свободной любви!"

Он не верил ни одной ужимке, но обнял шоферистку за талию.

– Что с вами, молодой человек? Вареный вы какой-то. Вы чем-то недовольны? Ну, будет, будет! У нас нет времени на сантименты.

Женщина оттолкнула Кровача и завела двигатель. Она гнала машину так, что казалось вот-вот отвалятся колеса. Иногда она притормаживала и обеспокоено оглядывалась. Кровач безучастно пялился в окно. Резкое движение женщины, обидевшейся на его медлительность там, под деревом, произвело в штанах его сокрушительный обвал.

За холмом, с которого они только что спустились, поднялся шлейф желтой пыли.

– Погоня? – шоферистка близоруко прищурилась, нацепила на нос очки в тонкой золоченой оправе, осмотрелась и тут же спрятала их.

– Погоня? – Равнодушно переспросил Кровач.

– А вы как думали! С вами хлебнешь неприятностей! Думаю, они обнаружили наши следы. Кажется, мы влипли. По проселку самосвал идет, пожалуй, даже шустрее жигуля.

У Кровача зачесался нос. "Неужели опять драка?" Он вытащил из кармана револьвер и на ладони доверчиво протянул водительше…

– Тут остался один патрон? Как перезарядить?

– Ну, знаете ли!! Почему у вас взведен курок!? Вы что, держите меня под прицелом? Откиньте защелку барабана, вытолкните стреляные гильзы. Да сначала курок, курок спустите. – Дама, одним глазом наблюдая дорогу, пару раза ткнула пальчиком в револьвер и Тим постиг все премудрости обращения с Бульдожкой.

– Патроны в моей косметичке… Пошарьте на дне… Вы ни разу не стреляли?

Шоферистка осторожно спустила машину в овраг, заглушила мотор и ящеркой поползла по склону на гребень, наблюдать за преследователями.

Тимофею понравилась деловитость револьвера, с которой тот влипал в ладонь. Каждая мелочь в конструкции пугача было продумана до совершенства. Он повертел револьвер на пальце, как это делают в кино бравые ковбои, похожие на добрых разбойников с большой дороги. Потренировался молниеносно выхватывать его из кармана и взводить на лету курок. Наконец почувствовал себя другом револьвера, принял картинную позу стрелка без промаха и прицелился в противную препротивную бабу.

– Пах! Пах! – вскрикнул Кровач. Он хотел напугать шоферистку, но она и ухом не повела.

Теперь он понимал Таис из романа, валявшегося под креслом самолета… Понимал и страсть в которой сливались в одно целое ее ладошка и никелированный ревнивец со щечками слоновой кости… Это было красивое метафизическое совокупление человека и револьвера.

Как не понять, бульдогу надоело дешевое пижонство Кровача и он рявкнул! Завоняло, словно весь мир сунули в яму отхожего места. Тимофей побежал прочь от машины, окутанной вонью. Чтобы развеселить женщину он потешно петлял, и дама, наконец, соблаговолила вступить в игру. Она хохотала так, что не удержалась на гребне и скатилась по откосу на дно оврага…

Тимофей лег рядом. В промежутках между засосными поцелуями он ловил жадными ноздрями ее частое духовитое дыхание и балдел. Погрузив язык в ложбинку меж грудей, он вспомнил о Сусанне, это местечко обеих женщин было неразличимо… До соленого пупка он добрался … Но ниже спуститься губами не посмел… Женщина поняла как он страдает от боязни оплошать и с силой постучала по его лбу маленьким, костяным кулачком…

– Тоже мне насильник нашелся… Хватит меня мучить…

Они вскарабкались на гребень и продолжили шаловливый петтинг. Столб пыли переместился на другой холм. Пропал в лощине. Вновь появился и снова пропал.

– Эдик обкурился и не может найти дорогу на мельницу… – прошептала женщина в шею изнемогающего мужчины.

Ожидание затягивалось. Тимофей расстегнул блузку, бережно вынес на солнце напрягшиеся груди и растерянно посмотрел в розово карие зрачки сосцов. Он был безоружен перед их невинностью. Невменяемый взгляд сосков смирял похоть. Совершенно равнодушные к остальному телу женщины, они призывали боготворить себя. Кровач захотел чтобы и его сердце взяли голыми, чистыми и нежными руками и вложили в сердце женщины. Оно было готово принять его сердце и нетерпеливо билось по птичьи быстро и мелко. Женщина не играла, женщина волновалась искренне и это было хуже всего… Соблазнительница подтолкнула его руку себе под юбку…

– Сделай же что-нибудь. А то я чокнусь от воздержания…

Женщина перевернулась на спину, немного поерзала, выбирая лопатками и ягодицами местечко помягше. Расстегнула ширинку мужчины и захихикала.

– Я не могу сегодня поехать к вам. – Исповедался Кровач. – Как видите я не в форме.

– Дурашка мой… Это дело поправимое, но сейчас Я согласна на нежный петтинг. Ведь я в девках была лесбиянкой… Прикуси мой клитор и я кончу…

Тимофей почувствовал себя рядом с этой бесстыдницей старым, заскорузлым пуританином, с которого чуть ли не насильно сдирают черствую корку древних сексуальных предрассудков.