Populus labyrinthus. Люди из лабиринта

Ожерелье из Крапины

Если эстетические предпочтения гейдельбержца заканчивались на создании симметричных бифасов, то неандертальцы любили украшать себя: 130 тысяч лет назад, когда Homo sapiens в Европе ещё не наблюдалось, какой-то на редкость важный неандерталец из пещеры Крапина (Хорватия) щеголял в ожерелье из когтей орлана-белохвоста. (13)

Предположения о существовании культа медведя у неандертальцев практически опровергнуты позднейшими исследованиями. (14) Но точно известно, что неандертальцы делились добычей с физически немощными соплеменниками: иначе не объяснить, как мог выжить однорукий глухой неандерталец. (15)

За два с половиной миллиона лет Homo от вполне обезьяньего австралопитека эволюционировал до вполне человекоподобного неандертальца; он изобретал и улучшал технологии обработки камня, совершенствовал методики охоты, строил жилища, жёг костры, заботился о соплеменниках, любовался симметрией и схожестями. Они были очень похожи на нас, но людьми так и не стали. Неандертальцы были последними «почти людьми». На них закончилась эпоха имитативности (подражательности), которую подробно разработал Б. Ф. Поршнев в своём труде «О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии». Если считать, что одно социологическое поколение длится в среднем 30 лет, то эволюция Homo от австролопитека до неандертальца длилась более 83333 поколений. За это время молодое человечество изобрело всего около 15 основных категорий каменного инструмента: чопперы, чоппинги, унифасы, нуклеусы, ретушированные пластины, скребки, резцы, долотовидные орудия, проколки, скребла, выемчатые и зубчатые орудия, галечные орудия, ножи, остроконечники, бифасы; плюс – простейшее деревянное метательное копьё. И, скорее всего, дубину, постепенно превращённую в топор.

Имитативное поведение, закончившееся на неандертальцах, предусматривало создание инструмента путём копирования предшествующего образца. В отличие от Homo sapiens, который предпочитает не просто копировать, но доделывать, улучшать, изменять, перерабатывать и изобретать.[3 - Чем выше уровень потребления, тем меньше вера авторов в собственное утверждение.]

Люди: кроманьонцы и мы

Согласно второму закону диалектики, количество информации, накопленной копированием за восемьдесят с лишним тысяч поколений, обязано было перейти когда-нибудь в качество. Приблизительно 180—130 тысяч лет назад, предположительно, в Северной Африке, на месте цветущей тогда Сахары, появились те, кто станет нами: кроманьонцы. Они обладали более совершенной техникой изготовления каменного инструмента и создавали изящные наконечники из длинных и узких отщепов. Кстати, первые антропоморфные изображения, названные «венерами», соседствуют во времени с кроманьонцами и местами их распространения. (16)

«Венера» из Берехат-Рама, Израиль

Около 110—90 тысяч лет назад в пещерах Казфех и Схул, в захоронения были принесены первые «приношения мёртвым»: рога, челюсти, лопатки животных. И только у кроманьонцев появляются парные захоронения, отсутствующие у неандертальцев. Повсеместно распространяются украшения, становясь частью быта. Начинается использование охры. (17) Плейстоценовое вымирание видов продолжалось, гейдельбержцы уже вымерли, а в Европе господствовал неандерталец.

Взрыв Тоба, упомянутый выше, мог стать катализатором, подтолкнувшим эволюцию Homo sapiens к закреплению хладоустойчивости, отличной от неандертальских адаптаций. Буквально сразу за извержением Тоба наступила Валдайская ледниковая эпоха, изменившая не только рельеф Евразии, но и историю человечества. Третья качественная адаптация, которую можно рассматривать как (пока) последнюю, происходила в климатически-экстремальной обстановке: ледник расширялся, выпивая влагу из атмосферы, повсеместно холодало.[4 - Нынешняя вирусная эпидемия COVID-19 вполне может стать причиной следующей адаптации, тем более, что на долю эндогенных ретровирусов человека или HERV (human endogenous retroviruses), осевших в человеческой ДНК, приходится около 8% человеческого генома]

Почему кроманьонцы выжили, а неандертальцы вымерли? Тем более, что кроманьонцы были приспособлены к холоду анатомически хуже неандертальцев, которые могли обходиться без огня. Вопрос, не имеющий ни одного ответа, но породивший массу гипотез: от каннибализма кроманьонцев, съевших неандертальцев (эдакий «геноцид» верхнего палеолита), до вулканической зимы, окончательно уничтожившей пищевую нишу неандертальцев после извержений Эльбруса, Казбека и вулканов Аппенинского хребта. (18) Кроманьонцы, в отличие от неандертальцев, повсеместно использовали огонь: это позволяло забираться севернее и выживать даже в условиях зимы, расширяя ареал существования. Значит, они либо обладали техниками добычи огня, либо умели переносить огонь с собой. Кроме того, у кроманьонцев было очевидное преимущество в мобильности: энергетические затраты на передвижение у неандертальцев были на 32% выше из-за плотного телосложения и короткой берцовой кости. Согласно расчётам Александра Соколова, основателя проекта «Антропогенез.ру», в период распространения кроманьонцев в Европе (культура ориньяк) зафиксирован рост численности человеческой популяции в 9—10 раз: на одного неандертальца приходился десяток кроманьонцев. (19) Такого соотношения хватило бы для простого генетического «размывания» неандертальцев в массе новых европейцев, тем более, что и половой отбор никто не отменял.

Начала цивилизации

Так повелось в теории цивилизаций, что цивилизацию делят на три стадии: аграрная (от возникновения земледелия); индустриальная (техногенная) и постиндустриальная (информационная), отказывая в существовании таковой собирателям и охотникам, неандертальцам и кроманьонцам одним скопом. Совершенно не замечая, что за общей схожестью кроются резкие отличия.

Наши ближайшие «родственники», неандертальцы, были очень похожи на нас – также были всеядными; делали каменный инструмент; владели копьём; умели делать жилища; использовали огонь и умели его разжигать (20); скорее всего, использовали одежду. Они точно, как и мы, любили украшения, подчёркивая собственную индивидуальность. Но при этом вполне «человеческом» наборе действий у неандертальца отсутствует целый ряд фундаментальных признаков нашей, кроманьонской, культуры.

Например, у неандертальцев отсутствует почитание мёртвых. Обычные одиночные захоронения на малой глубине, всегда в одной позе; никаких жертвоприношений: ни пищевых, ни бытовых; никакой охры; никаких обрядов и ритуалов. Отнесли и прикопали, чтобы не пахло. При этом одна и та же поза трупоположения: на боку, колени подогнуты, согнутые в локтях руки приближены к лицу. Фактически, это поза имитации положения спящего человека. Предположу, что для неандертальца «мёртвый» – это живой, но спящий или просто «другой», «иной», «не-такой», «который не проснётся» – не более того. Неандерталец так и не придумал мир, где «уснувший навечно» продолжал действовать, как живой. Романтизированные гипотезы о существовании ритуалов, связанных с поклонением неандертальцев тотему медведя, видимо, так и останутся научно-популярными сказками. По сути, неандерталец – это усложнённая версия гейдельбержца. Последний имитатор Земли.

Десятки стоянок кроманьонца, найденные в Африке, Европе, Азии, Америке и Австралии демонстрируют умения, присущие исключительно сапиенсу. Кроманьонцы доводят до совершенства обработку камня, изготавливая инструмент из тонких пластин. Возможно, подобного уровня обработки мог бы достичь и неандерталец, но мы этого никогда не узнаем. Кроманьонец использует кость для создания новых инструментов, например, гарпунов – наконечников нового вида, которые застревали в туловище жертвы. Костяные орудия (например, копьеметалки) он покрывает затейливым орнаментом. От Бретани до Урала распространяется искусство наскальной живописи; от Пиреней до Байкала находят статуэтки «венер» и животных.

Охота на равнинах Евразии, большей частью покрытых тундрой, процветает. По берегам рек, ручьёв и приледниковых озёр, широко осваивается водная (прибрежная) флора и фауна. В период молого-шекснинского межледниковья потеплело, и кроманьонец устремился на Север. Стоянка Бызовая находится на 64 параллели, а стоянка Мамонтова Курья – на 67 параллели, за условным Полярным кругом. Возможно, хладоустойчивость кроманьонца, в отличие от предыдущих «версий» человека, обеспечивалась не только физическими возможностями организма, но и «изобретательской» манерой мышления, обусловившей постоянное совершенствование техники обработки материалов.

Тридцать тысяч лет условного «кроманьонца» – это процесс постоянного улучшения уже известных адаптационных технологий: огня, одежды, жилища; каменного, деревянного, костяного и верёвочного инструмента. Усовершенствование и изобретение не только являют новое, но и отрицают старое: это третий закон диалектики.

Отсюда один шаг до изобретений, принципиально новых для мира охоты. Кроманьонец придумывает копьеметалку и лук, что позволяет с меньшими опасностями добывать еду. Парадокс, но этот изобретательский подход загоняет нас в эволюционный тупик развития. Оружие увеличивает среднюю выживаемость на охоте. Повышение выживаемости способствует росту населения Евразии. Рост населения требует освоения новых территорий с новыми видами добычи. Новый вид добычи требует новых технологий. В отличие от неандертальцев, среднестатистический sapiens – изобретатель и новатор.

Второе важное отличие от предыдущих эпох Homo – захоронения. Кроманьонцы используют парные захоронения ещё с Ближнего Востока (Казфех и Схул): с пищевыми жертвами; начиная с верхнего палеолита – парные, одиночные, тройные; появляется многообразие поз трупоположения; мёртвых оснащают копьями, каменными ножами, другим инструментом; присыпанные охрой, в одежде, украшенной бусами, в головных уборах, с браслетами и ожерельями. Разнообразие похоронного обряда и инвентаря, часто имеющего сугубо символическое значение, демонстрирует резко возросшую способность нового вида Homo к абстрагированию, мифологичность сознания, появление представлений о «другом» мире, где умерший также действует, и ему требуются инструменты «этого» мира. Наверняка в это время появляется лексический набор для выражения этих сложных понятий. Недаром одним из основных маркеров археологической культуры является способ погребения. Вслед за обрядом захоронения появляются обряды половозрастных инициаций, которые крепко связаны с культом умерших, предков. Эту тему более подробно мы затронем на примере святилища Большого Заяцкого острова.

Английский историк Тойнби рассматривал цивилизацию, как «определенный тип человеческих сообществ, которому присущи общие черты в области религии, архитектуры, живописи, обычаев, языка, т.е. культуры в целом». Если вычеркнуть архитектуру, в которой кроманьонцы не замечены, то отнесённое Тойнби к «культуре в целом», для кроманьонцев является бытом. Но, всё же, первый признак – это, собственно, «определённый тип человеческих сообществ».

И здесь кроманьонец также очень сильно отличаемся от всех предыдущих «родственников». У неандертальцев хорошо фиксируются признаки кровнородственных браков (инбриндинга): следы вырождения отчётливо читаются в патологиях костей. У самых «именитых» кроманьонцев мира, жителей стоянки Сунгирь, расположенной во Владимирской области, следы инбриндинга в принципе не найдены. (21) Предположу, что этот фактор мог быть важнейшим в эволюционной гонке: неандертальцы, в отличие от кроманьонцев, имели прямую тенденцию к вырождению.

Мужчина из Сунгиря. Реконструкция по захоронению

Вдумайтесь: минимум тридцать пять тысяч лет назад жители палеолитического Сунгиря не допускали браков между близкими родственниками. При этом племя сунгирцев могло насчитывать от 250 до 440 человек. На наш взгляд, этот факт является прямым доказательством существования социальных механизмов, контролирующих формы брака в отдельном племени. Кроме того, он свидетельствует о существовании межплеменных правил обмена женихами и невестами. Кажется очевидным, что в кроманьонских сообществах устанавливаются нормы общественного поведения, появляются социальные договорённости, формируются половозрастные социальные группы, выделяются социальные роли. Зарождается то, что немногим позже (в рамках эволюции Homo) мы назовём социумом. По крайней мере, кроманьонец ощущал пользу от социального партнёрства и приручил собаку.

Время кроманьонца – это время скачкообразного роста производства, передачи и накопления информации. По сути, это первая информационная революция, технологический и социальный взрыв, подготовленный «разгоном» периода мустье. За 30 тысяч лет развития кроманьонцев, всего за 1000 поколений, человечество продвинулось по пути прогресса намного дальше, чем за предыдущие 2,5 миллиона лет (83000 поколений). Кроманьонец был идеалом физического развития для современного человека: крепкий, высокий, физически сильный, мобильный, выносливый. Хотя, почему – был? «Мозг кроманьонцев, вероятно, мало отличался от современного человека, но зрительные поля мозга в древности были более развиты», к тому же, «около 27—25 тысяч лет назад объём мозга начал уменьшаться» (22) и, постепенно, сократился до современного объёма.

Мы, современные люди, или homo sapiens sapiens, отделяем себя от кроманьонца, относя его существование ближе к «варварству и дикости», чем к цивилизации. Но если бы кроманьонец родился сейчас и жил среди нас, мы бы признали его за человека своего времени. И он наверняка был бы любимцем женщин: высокий, широкоплечий, светлоглазый атлет. Отказывая им в цивилизации, мы, кажется, пытаемся забыть, что все боги современных и бывших религий вышли из кроманьонских захоронений; а живопись, скульптура и музыка – из кроманьонских пещер и стоянок. Скажу больше: знание, как результат познавательной деятельности человека, и открытие астрономических закономерностей, как следствие наблюдательности, тоже появляется только с историей кроманьонцев. Неандертальцам было достаточно веры в то, что предыдущая модель (инструмента, поведения, укрытия) – лучшая модель, потому что… так делали до него.

Третья критическая адаптация привела к качественному преобразованию модели «имитативного» усвоения информации; подарила нам способность анализа, синтеза и абстрагирования; создала мозг современного человека – человека-изобретателя, человека-творца. По сути, homo sapiens и есть первый революционер: он отказался от слепого копирования, презрев «вечные» традиции. В этот момент важно не впасть в ещё одну ересь антропоцентризма: «мы первые стали умными!» Процесс перехода количества в качество не был сознательным. В этот момент homo sapiens просто получил возможность развивать сознание. При этом имитативная модель никуда не делась, но адаптировалась и приобрела новые формы.

Два алгоритма – вера и сомнение

Латинское imitatio означает подражание, но в русском языке имеется очень показательный синоним – обезьянничанье. Один из столпов психологии, Лев Выготский, рассматривал подражание как один из важнейших факторов развития высших форм поведения человека. (23) Эксперименты 1994 года показали, что обучение ребёнка с младенческого возраста базируется на трёх китах имитации: мимической (до 6—11 месяцев), звукоречевой и жестовой (от 9—10 месяцев). (24)

При этом все младенцы до года демонстрируют две алгоритма поведения, следующие один за другим. В первую половину года младенец демонстрирует абсолютную и полную доверчивость ко всем людям. (25) К двум месяцам любой младенец выделяет родителей и реагирует улыбкой на улыбку. Улыбка также является реакцией на «знакомых». С небольшой задержкой, но та же реакция относится к незнакомцам. Алгоритм «доверчивости» обеспечивает восприятие внешней информации без объяснений или доказательств. Так звери и птицы «учат» своё потомство: повторенье – мать ученья. На базе усвоенного строятся основные паттерны поведения, действующие всю жизнь. С точки зрения обработки информации, это централизованная система, где все данные стекаются в единый центр принятия решений.

Владимир Соловьёв определял веру как «признание чего-либо истинным с такой решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств». Алгоритм «доверчивости» действует в рамках формулировки Соловьёва: принимает всю внешнюю информацию без доказательств. Имитация, централизованная обработка, вера – по сути – синонимы, обозначающие механизм первичной социальной адаптации, формирующей понятие «свой».

В семь-восемь месяцев включается второй алгоритм: в ответ на появление незнакомца младенец реагирует плачем, определяя его как «чужого». (25, там же) Так на простейшем уровне выражается алгоритм оценки и ранжирования внешней информации. Здесь информация частью отрицается или временно игнорируется; частью согласуется с основными паттернами; частью образует собственные подпрограммы. С точки зрения обработки информации, это распределённая система, где решение корректируется на основе обновляющихся источников. В отличие от первого алгоритма здесь вся информация подвергается первоначальному сомнению. Это и есть процесс познания – антагонизм веры.

Оба алгоритма (или системы обработки информации) сосуществуют в каждом человеке всю жизнь. Исследователь Алексей Двойнин так говорит о двух «верах»: «Первая группа феноменов, традиционно обозначаемых как „вера“, связана с когнитивными операциями установления истинности некой информации. Вторая группа феноменов, обозначаемых как „вера“, – это феномены глубокой личностной убежденности в чём-либо.» (26)

Так почему же кроманьонцы стали способны к абстрагированию, изобрели сложнейшие украшения, обряды, искусство, социальные группы? Возможно, ответ лежит на поверхности. Неандерталец был склонен действовать в рамках первого алгоритма, имитативного, основанного на централизованной обработке информации или «вере». У кроманьонцев превалирует второй алгоритм, основанный на сомнении и предназначенный для быстрой обработки больших массивов информации. Как показала цифровая революция, распределённая обработка данных особенно хороша для создания новых технологий. Кроманьонец первым научился распределять информацию: сомневаться, отвергать, временно игнорировать, оценивать, ранжировать, сопоставлять разницу в базах данных, делать выводы и создавать новые технологии. Здесь прошла граница, где повторяемое действие становится социальной группой, язык превращается в речь, а особенности веры закрепляются общественным договором или «религией».

Кстати, существует две гипотезы происхождения слова «религия» в латинском языке. Согласно первой, глагол religАre образован из приставки re (означающей повторение) и глагола ligare, формы глагола ligo, произошедшего от праиндоевропейского ley? – «связывать». Вторая гипотеза гласит, что «религия» является производной от глагола relegЕre, образованного той же приставкой re и глаголом lego, происходящим от праиндоевропейского le?, означающего «собирать». Так или иначе, религия человека «собирает и связывает», то есть – определяет его принадлежность. К чему?

Сунгирь: социум, верования, речь

Изотопный анализ пищевых предпочтений знаменитого парного захоронения мальчиков из Сунгиря показал, что один мальчик питался, как и всё племя, очень хорошо. Диета его состояла, в основном, из мяса. Он ел, бывало, рыбу, не брезговал растительной пищей, но мясо любил очень. Второй мальчик из захоронения лишь иногда ел рыбу и растительность, но мяса не ел совсем. При этом – не голодал: его скелет не несёт признаков голодового стресса. Основу его рациона составляли беспозвоночные: жучки, паучки, червячки, гусенички. Мальчики жили в одно время, в одном племени и похоронены в одной могиле. Один ел мясо, второй – червяков. Судя по износу суставов, первый совершал движения гарпуном, а второй всегда сидел на корточках. Рядом с любителем червяков лежал футляр для охры, сделанный из кости человека, который тоже ел беспозвоночных и был… пра-пра-пра-дедушкой мальчика! Очень необычная традиция пищевой лимитации группы людей, возможно – мужчин отдельной родовой линии. (27) Предположу, что это и есть начало религий: демонстрация принадлежности к социальной группе, связанность общественным договором, «чувство локтя», если хотите.

Мальчики Сунгиря. Реконструкция по захоронению

Анализ зубов животных из украшений неандертальцев и кроманьонцев, живших почти одновременно и почти рядом, показывает, что они предпочитали разные зубы одних и тех же животных. Если в какой-то местности неандерталец чаще использовал в ожерелье премоляр, то кроманьонец – резец. И наоборот. Возможно, уже во времена соседства кроманьонцев и неандертальцев украшения превратились в знаки, фиксирующие стандартные (массовые) различия. Предположу, что язык украшений (или язык отличий, если хотите) широко распространился во времена кроманьонцев, подобно английскому, распространившемуся в XVIII – XXI веках. Учитывая традицию межплеменных скрещиваний, язык украшений мог быть межплеменным, универсальным. Насколько далеко простирались границы первых языков?

Сегодняшняя религиозная культура, выросшая из двух мальчиков Сунгиря – Аина и Кавеля – предлагает один, одинаковый для всех алгоритм. Для «достижения веры» требуется:

– признание догматов без формально-логических доказательств;

– звукоречевая имитация (песнопения, молитвы, мантры, заклинания и пр.);

– жестовая имитация (позы, жесты, танцы);

– мимическая имитация (суровая морда или, наоборот, улыбающаяся рожица).

Ещё лучше, если все адепты будут одинаково одеты, обриты и украшены. В общем, «будьте как дети» до семи месяцев, используйте имитативную модель поведения и доверяйте пастырям: они плохому не научат, ибо «так деды завещали». Несомненно, вера способствует сохранению традиций и развитию консерватизма. А консервы, простите, дело вкуса.

Захоронения Сунгиря усыпаны тысячами бус, которые нашивались на одежду и головные уборы. Резные фигурки, найденные там же, могли использоваться как подвески или нашивки. Наверняка, вышивка была сложной и включала детали орнамента, присущего именно этому племени. Современник, встретивший жителя Сунгиря, по украшениям и орнаменту с лёгкостью мог сказать, какой половозрастной группе принадлежит (мальчик/девочка; старик/взрослый/юнец/ребёнок); в какую социальную группу входит (рыбак? охотник? червеед?); кто его родители (род); каков его семейный статус (женат/не женат; есть дети/нет детей); удачлив или нет он в своём деле; путешествовал ли он. И, возможно, ещё массу другой полезной информации, которая нам сегодня и в голову прийти не может. К мимическому, жестовому и «криковому» языкам, добавился новый, четвёртый способ передачи информации, получивший толчок к развитию именно во времена Homo sapiens: количество находок украшений у кроманьонцев по сравнению с неандертальцами отличается на порядки.

Богатейшие захоронения Сунгиря, дали не только массу новых знаний; но и породили бездну новых предположений, на одно из которых мы хотим обратить внимание. Обилие похоронной символики, масса украшений, очевидная пышность и сложность обряда, родовые пищевые лимитирования, специфичность предметов, взятых в загробный мир, и даже родственные связи предметов и похороненных, заставляют предположить, что за этим «ритуальным» набором кроется глубоко разработанный корпус лексических понятий, описывающих правила «жизни» после смерти и, возможно, иерархию «мира мёртвых» или «мира предков».

«Алгоритм сомнения» порождал смысловые различия, которые необходимо было сохранять и транслировать для дальнейшего использования: количество информации росло в геометрической прогрессии. Учитывая, что смысловая «ёмкость» предыдущих четырёх языков существенно ограничена, появились эволюционные предпосылки для создания нового вида языка. Очевидно, что в какой-то момент случился качественный переход от четырёх языков (мимика, жест, крик/возглас, украшение/рисунок) качественно новому языку. Новый язык (пятый по счёту) должен был обеспечить потребности в накоплении, хранении и передаче информации в условиях её экспоненциального роста. Устная речь как нельзя лучше обеспечивает потребности человечества в накоплении и передаче информации; она способна вечно хранить больший объём смыслов, чем любой материальный носитель, потому что нематериальна; объём понятий и смыслов постоянно растёт и, возможно, стремится к бесконечности; речь адаптируется к любым внешним изменениям.

Каждая предыдущая критическая адаптация Homo была ответом на какой-то эволюционный вызов, решая задачи выживания. Если алгоритм сомнения рассматривать основным эффектом третьей критической адаптации, то устная речь является важным следствием этого эффекта. Размышляя беспристрастно, наличие гена, дающего возможность речи и анатомические особенности, делающие речь технически возможной, не являются доказательством её использования. Речь, как процесс вербализации и озвучивания мысли, по идее, должна была появиться позже языка украшений, или развиваться параллельно, но не раньше.

Около 20—18 тысяч лет назад ледник достиг очередного максимума, после чего наступило следующее межледниковье, в котором живём мы. (28) Посмотрите в зеркало – вы видите слегка измельчавшего кроманьонца, живущего в условиях потепления. Вы – следствие трёх критических (и десятков не критических) биологических адаптаций, произошедших за 2,5 миллиона лет в результате аридизации (осушения) планеты и похолоданий. Похолодания неизбежно приводили к изменениям пищевого рациона, вызывая физиологические адаптации, самые успешные из которых закреплялись в биологические. Надеюсь, вы не думаете, что на вас эволюция остановилась?