***
Шейлом расхохотался, увидев Резчика.
– Говорил же им, дуралеям! Предупреждал! Но ты, ты… как в старые времена! Весь в крови и всех победил. И, как раньше, это не твоя кровь?
– Моей тут не меньше, – ответил Резчик.
В большой реторте кипела и пузырилась жидкость, перетекала по стеклянным трубкам в другие сосуды. Самым важным сосудом служил маленький принц, из надреза на руке которого в бурлящую жидкость большой реторты капала кровь. Принц был связан. Его кудрявая головка покоилась на груди. Волосики слиплись, на бледных висках поблёскивали капли пота.
– Не мешай! – крикнул Шейлом. – Завтра утром принц вернётся к отцу. Объеденное крысами тело другого ребёнка найдут в нижних канавах. Принц вернётся к отцу, а потом станет королём.
– Шейлом, ты же всегда был умным человеком. Неужели ты действительно решил, что осуществишь этот идиотский план?
Теперь уже Резчик расхохотался. И стал Пальцем.
– Я уже осуществил его! – крикнул колдун. – Только ты мешаешь. Но это ненадолго.
Он поднял руки, готовясь сразить Пальца заклятием.
– У тебя когда-нибудь были дети, Шейлом? – спросил Палец. – Знаешь ты, что дети меняются и растут? Как ты собираешься взрослеть в теле принца, Шейлом?
На миг колдун замер с открытым ртом.
– Какая неприятная мелочь, да, Шейлом?
Палец оказался рядом.
И тут же шея Шейлома раскрылась страшной улыбкой, сквозь которую хлынула кровь.
***
Палец достал из-за пазухи обломки короны. Большая чёрная жемчужина выпала из гнезда на колени мальчику. Полурослик встретил взгляд принца, и ему понравились внимательные и умные глаза будущего короля.
Палец снова полез за пазуху, вынул и вручил наследнику престола, совсем ещё ребёнку, деревянную игрушку – рыцаря в доспехах. Рыцарь был измазан кровью, словно сам побывал в сражении.
Маленький принц улыбнулся, сжал рыцаря в кулаке и протянул Пальцу на ладони чёрную жемчужину.
– Простите, Ваше Высочество.
Маленький принц кивнул.
– Спасибо.
Палец поклонился и вышел. В его кармане лежал сжатый до блестящей перламутровой горошины Домик-возле-холма. Внизу со стуком открылась дверь.
Послышались голоса, зовущие Шейлома.
Пальцу предстояло ещё раз стать Резчиком. И после этого окончательно сменить боевые кинжалы на столярные ножи.
Субботняя встреча
Наконец. Сегодня – тот самый день. Мой день. Так устала на работе. Вымоталась. Кажется, все силы к пятнице израсходованы. Всю неделю мечтала о выходных. Субботу жду больше всего. Я мечтаю о ней всю неделю. Представляю, как произойдет наша встреча. Я и он. Готовлюсь заранее. Думаю, как мы отдохнем. Растворюсь в нем. Обязательно! Дотронусь до него и поплыву по течению моей страсти. Я это могу – плакать и смеяться одновременно, становиться немного шальной. Думать, что теперь можно и умереть. Не сейчас, конечно, а после долгожданной встречи с ним. Как еще один глоток свободы и счастья. Мне просто необходимо еще раз забыть про рутину, скуку, всё, что надоело до тошноты.
Я жду этого дня всю неделю, и ожидание счастья дает мне силы. Они просто необходимы, чтобы дотянуть пять дней на нелюбимой работе. Только так я могу делать то, что мне совсем не нравится. Ненавижу, терпеть не могу…
И вот наступает день нашей встречи. С утра чувствую прилив сил. Отлично! Я даже делаю нечто отдаленно напоминающее зарядку. Зачем мне это? Говорят, бодрит. Смеюсь громко. Меня-то зачем бодрить сегодня? С утра ношусь, как заведенная. У меня все по графику – составлен с вечера пятницы. До встречи я должна передалать уйму дел. Все у меня в мозгу расписано по пунктам – пропылесосить и вымыть пол, поставить стирку. Сегодня, в субботу, перегладить всё, что высохло. Я включаю Вивальди или Чайковского и глажу. Музыка и плавные движения утюга вводят меня в транс. Да, музыка способна на такое. Я даже забываю, что не люблю гладить. Это не важно, когда звучит божественная классика. Кажется, мысленно подпеваю. В реале себе это плохо представляю – с моими музыкальными способностями. Но какие-то “Kя-ля-ля” отчетливо звучат у меня в душе. Вот, всё прогладила и сложила.
Что там с обедом? Это последний пункт. Злюсь, что мне надо идти на кухню. Поэтому я готовлю много – пусть хватит на три дня. Три дня без кухни – такой релакс. Я готовлю любимые блюда сына и мужа – они главные едоки в нашем доме. Пусть едят, обжоры. Достало кормить их, но они приходят с работы позже меня. Вроде, это моя обязанность. Да я и не против. Это сегодня ною, думая только о нем. Семья побоку. И что? А вы безгрешны? Ладно, это просто конец недели. Усталость накопилась. Сына и мужа я всегда кормлю. Не жалуются. Но сегодня точно не хочется думать о хлебе насущном. Не тот момент. Сегодня – день счастья.
Я всё сделала. Я свободна. Я счастлива. Наконец он передо мной. Холст. Чистый льняной холст на подрамнике. Наша встреча всегда так будоражит меня. Сегодня я напишу пейзаж. Я раскрашу свою серую жизнь в яркие краски. А еще могу написать
натюрморт. У меня много идей. Лишь бы он был передо мной. Ожидающий моих прикосновений, моего восторга и вдохновения. Я пока не начинаю. Не тороплюсь. Глажу его шороховатую поверхность и понимаю, что чувствую себя абсолютно счастливой. Если сейчас умру, то расстроит меня лишь то, что я не успела написать ничего сегодня. Но, о радость, я жива, а это значит, что смогу писать пейзаж или натюрморт. Мы уже встретились. Реквием будней сменился бравурным субботним маршем.
Неделя не сразу, но превратилась в “Мой день”. И он не растает, как череда понедельников и пятниц. В конце недели у меня всегда остается картина. Он – мой возлюбленный холст, постепенно превращается в неё. Такое вот чудо! А волшебница – я. Колдунья. Получающая силу в лучший день недели – в субботу. И формула этой магии проста: счастье рождает волшебство. И волшебство это во встрече с ним. С холстом.
Усталость
Никогда не чувствовала себя слабой. Когда мне было пять, бабушка привела меня в секцию спортивной гимнастики, и я мгновенно поняла, что это именно то, чем хочу заниматься. Быть сильной, стройной, быстрой, легкой, красивой. А еще мне понравились купальники, и дома я спросила: "Ба, у меня ведь будет много купальников?" Я не сомневалась, что гимнастика – мой вид спорта. Думала, как это прекрасно превращаться в птицу, летая над снарядами или помостом. И меня не испугали боль, травмы, слезы. Бог был ко мне добр – их оказалось меньше, чем счастья от занятий гимнастикой. Счастья от борьбы. Я оказалось тем еще борцом, который всегда хотел победить – и соперниц, и время.
Да-да, победить время. Когда Игорь Петрович (мой тренер) говорил, что мне дается на изучение нового элемента месяц, то я делала всё возможное, лишь бы освоить его раньше, намного раньше. Просто удивительно, как я торопилась жить. Конечно, не особо думала об этом. Будто попадала в бурлящий поток, и он нес меня к яркому и счастливому. Новые элементы для гимнасток – всегда кровь и пот. Но я их воспринимала как вызов. В двенадцать лет стала мастером спорта, а в четырнадцать меня взяли в сборную России. Ко мне – самой младшей – относились, как ко взрослой. Прозвали Вечным двигателем, потому что, казалось, я никогда не испытываю усталости. Конечно, они заблуждались, и я уставала, но полный сил молодой организм почти моментально восстанавливался.
Я давно не зависела от бабушки. Родителей не помню. Мне было всего четыре, когда они погибли в автомобильной катастрофе. Бабушка заменила их. Со временем она перестала водить меня на тренировки. Я даже начала немного зарабатывать. Мне выплачивали стипендию. Ну и питание в спортивном интернате и на сборах. Бабушка мной гордилась и не пропускала ни одного соревнования. Даже когда болела. Тихонько, с палочкой, но шла увидеть меня в зале, порадоваться моим победам. А их было много —бесконечная череда побед. Я почти не проигрывала в детских и юношеских соревнованиях. И по сей день дом забит призами, кубками, медалями. Не дом, а музей Елены Комаровой.
Но еще была мечта – олимпийская медаль. Я готовилась к чемпионату мира, а после него подходило время Олимпиады. Мне предстояла двойная подготовка. Уж в вольных я точно завоюю медаль. Не факт, что золотую, конечно. А хотелось бы.
С первого дня, как пришла в гимнастику, поняла, что акробатика – самое легкое для меня. Возможно, надо было отдать меня в секцию акробатики, но такой рядом с домом не оказалось. А, так как я люблю акробатику, мне легко даются вольные упражнения. Конечно, опорный прыжок тоже люблю, но в нем всё слишком быстро происходит, а в вольных я рассказываю небольшую историю. Пусть она и длится всего полторы минуты, но в ней мои эмоции, чувства, моя жизнь.
К чемпионату мира Игорь Петрович усложнил мой последний прыжок в вольных. Тот, что в заключительной диагонали, когда сил уже не так много осталось. Теперь в прыжке еще один оборот. С матами у меня почти всегда получалось, но стоило их убрать, я то не докручивала, то перекручивала. Не могла понять, в чем беда – то ли пока не доучила элемент, то ли прибавила в весе. Вроде, всего три кэгэ. Никакого жира, только мышцы. С виду идеально. Но не тут то было. Тренер сразу почувствовал, да и взвешивание было – тайное стало явным. Меня посадили на диету – обезжиренный творог, куриная грудка, белки вареных яиц, огурцы, много воды. Тренер притащил штук двадцать бутылок минералки. Противная вода без газа. Еще посмеялся: "Это твоя основная еда теперь." Я всё понимала. Одна неделя до чемпионата мира. А надо похудеть и отработать новый прыжок. Игорь Петрович меня успокаивал, что, если не отработаем новый, вернемся к старому, который значительно проще. Но окружающие были уверены, что я стану легче и полечу…
Это была сама сложная неделя в моей жизни. Девчонки из команды иногда ходили на шоппинг в город, приносили новые шмотки, мерили, смеялись. Дважды им удалось устроить вечером танцульки с парнями из сборной. Мне было запрещено выходить из комнаты вечером. Игорь Петрович разрешил только ходить в бассейн перед сном. Я плавала и слышала музыку. Думала, там ли Ваня Белов. Я была влюблена в него. Он знал, наверное. Как-то обнял меня и прошептал, что обожает мой ангельский профиль. И поцеловал почему-то в нос. Господи, так хотелось потанцевать с Ваней. Я надеялась, что мы потанцуем после чемпионата мира. Ваня мечтал о медали. Мировой у него ни одной не было. Как я желала ему победить в прыжке или на перекладине. У него там прекрасные композиции. Но, скорее, в прыжке. На перекладине блистал британец Доминик. Ах, какие у него перелеты! Недаром его прозвали Летучим Британцем. Он, кстати, всегда разговаривал со мной по-английски и хвалил, как я "спикаю". А Ванька ревновал и говорил: "Опять трындишь с Домеником. Хочешь в Лондон уехать?" Я улыбалась – зря он ревновал. Не было у меня ни с кем никаких романов. И поцелуев даже. Один поцелуй в нос за все мои семнадцать лет… Но ведь я же с ангельским профилем… Казалось, что вся эта романтика у меня впереди.
Засыпала, а утром вставала, шла на утреннюю тренировку, и день крутился как всегда. Я очень скоро поняла, что худею, и прыгать стало значительно легче. Но диету не отменили. Я грустила, хотя и понимала логику тренера. Организм обрадуется, что еды стало больше, и быстро наберет то, что скинул, да еще и прибавит. Знаем, проходили.
Итак, прыгаю намного лучше теперь, что всех вокруг радует. Пожалуй, меня одну – не слишком. Я стала чувствовать слабость. Сначала редко, потом всё чаще и чаще. Ну да, это плата за потерю веса. Ничего в этом мире не бывает бесплатно. Я это прекрасно понимаю, но не даю себе паниковать – слабость уйдет. Скоро есть буду побольше. А если не снимут диету? Решила все-таки сказать тренеру про слабость. Стали колоть витамины. Но что-то не прибавили они мне сил совсем. По-моему, только хуже становится. Я успокаиваю себя, что всему приходит конец – это все тоже пройдет. Надо только перетерпеть.
Утром еле проснулась. Даже заплакала – не хочу вставать и идти на тренировку. Такое со мной впервые. Собралась, умылась, чуть пришла в себя и пошла на … тренировку. Что-то даже получилось. Выходя из зала, посмотрела на себя в отражении зеркала – ангельский профиль. Вспомнила Ваню, улыбнулась. Как он там? Вернулась в свою комнату. Легла спать. Что же такое? Днем постоянно спать хочется, а ночью сплю плохо – тревога неясная мучает. Днем приходится спать. Иначе мне не отдохнуть перед вечерней тренировкой.
Ну вот и вечер. Мои любимые вольные. Опять прыжок в последней диагонали. Странно, я стала легче, а получается через раз. Надо настроиться. Надеваю на лицо ангельский профиль и улыбку, собираюсь и мысленно повторяю все фазы полета. Включают русский народный танец, и я несусь по диагонали помоста к моему новому прыжку. Полет, обороты, приземление в доскок. Идеально! Я сияю, Игорь Петрович рад. Заканчиваю композицию – там еще два поворота. Почему-то спотыкаюсь на легком элементе. Странно, сложный сделала, а на ерунде чуть не упала.
Тренер просит отдохнуть и повторить концовку. Сижу на ковре пять минут. Обычно после нагрузки организм находит в себе поток энергии. Я ловлю его, и он как река выносит меня, отдохнувшую, в реальность. Но давно не могу этот поток поймать. Плохо восстанавливаюсь.
Попросила дать мне еще десять минут, но нет. Тренер злится. Редко он так выходит из себя. Нервничает – скоро соревнования. Иду на ковер и повторяю связку. И даже нормально приземляюсь, но на пять сантиметров выхожу за помост. А за это много снимут – что пять сантиметров, что двадцать. Нужно повторять и добиваться автоматизма. Чувствую, как дрожат ноги. Сажусь на помост и молю Бога, дать мне возможность отдохнуть. Массирую бедра. Дрожь проходит. Появляется Игорь Петрович:
– О чем думаешь?
– Спать хочу.
– Глупости. Не будь дурой. Всё должно быть подчинено цели. Сейчас тренировка. Поспишь после.