Минотавр

Сдав рюкзак в багаж и сев у окна, я успел увидеть через просвет шторки, как бейсболка исчезает в дверях вокзала, уткнувшись козырьком в квестовые предметы. Мои пальцы постукивают кончиками друг о друга, словно лапки паука, плетущего сеть…

Они вскроют переписку со Светой. Найдут фрагмент, где я уговариваю поехать в лес, обещаю выбрать место. Никакой это не побег, просто еду выбирать, как и обещал. Но пока покупал снаряжение, Свету зарезала Анжела, спрятала улики у себя дома, под ванной, а подельника отправила разобраться со мной.

Мог он меня пришить и закопать в лесу? Вполне. А в квартиру Светы поехал избавляться от трупа, по приказу заказчицы.

Кондукторша напомнила пассажирам пристегнуть ремни, пожелала счастливого пути и вышла. Заурчал мотор.

Двери прошипели, и автобус наконец тронулся.

Глава 4

Прожить в лесу три недели, чтобы в итоге умереть от жажды на дереве. Бывают смерти глупее, но эта наверняка попадет в топ самых идиотских.

А как неплохо начиналось…

Автобус высадил на обочине трассы через пару с хвостом часов после выезда из города. Там деревенька, с трех сторон в тисках леса, а с четвертой уперта в реку асфальта, по которой автобус помчался дальше.

Я спустился в кювет, в траву по пояс, и дошел до одинокой ивовой рощицы, взрослое дерево и много кустиков вокруг. Присел под старшей ивой, и частокол травы меня скрыл.

Первым делом напоил глаза каплями. Боль и жжение слегка отпустили. Поморгав, я надел черные стекла.

В прозрачную сумку из толстого полиэтилена завернул свой ноутбук в Светином чехле, телефон (вынув батарею), документы, кошелек Светы, в котором паспорт, банковская карта и всякое такое. Выкопал ямку, где все это и схоронил. В лесу не нужно, а выкинуть или продать жалко. Осколочек прошлого… Будто надеюсь, что пригодится.

Присыпав могилку прежней жизни веточками и старой листвой, какое-то время медитировал. Слушал тишину и осознавал, что все. Мосты сожжены. Здесь другой мир, с другими законами. Но лучше здесь, чем в тюрьме. Какая-никакая свобода. Даже больше, чем социуме. Тарзан из меня, конечно, никакущий, но попытаться надо. Природа хотя бы дает шанс, и будь что будет…

Я переоделся. Вскоре походный шмот провонял спреем от клещей и комаров, меня вывернул кашель. Пришлось отойти от дерева, продышаться. После чего намазал лицо и руки солнцезащитным кремом, собрал все в рюкзак.

Когда вышел из рощицы в сторону лесной стены, заметил, что позади по обочине трассы идут два мужика с удочками. Разглядеть лица было нельзя, что хорошо: значит, мое лицо тоже вряд ли увидели. Но все-таки в мою сторону головы повернули. По-прежнему шли к деревне, но взгляды долго удерживались на мне…

А потом меня заглотил лес.

Поначалу самое трудное было – первая ночь. В темноте жуткие звуки, кажется, что вся местная нечисть в виде хищников и беглых зеков собралась по мою душу. Но стоит раз переночевать где бы то ни было, и место становится почти своим. Это правило работает, начиная еще с переезда из дома родителей в студенческую общагу.

Также непросто было привыкнуть к чувству жажды и голода. Именно к чувству. Запасы еды и воды были в норме, но пить и есть хотелось всегда. Тело, дитя древней природы, шкурой чует, что оно вне стен родной пещеры, а значит, нужно срочно вылакать и сожрать все, до чего дотянутся руки, мало ли, через минуту уже не будет, враги отберут или потеряешь. А ну быстро впихнул все в себя!..

Но я привык. Даже комары перестали быть чем-то назойливым. Будто там, на границе леса, дежурят боевые комары-пограничники, а здесь гражданское население.

Однако чем дальше в лес я уходил, тем более жгучим для меня становился свет. Я обходил стороной открытые полянки, старался держаться в тени деревьев, но и там сквозные лучики то и дело заставляли морщиться. А ведь когда-то под таким солнцем я мог гулять по городу… Теперь же, несмотря на то что я не пожалел денег на капли, флакончики пустели с устрашающей скоростью.

Но самым суровым испытанием стало не это. Куда более колючей оказалась… память. Чем глубже я погружаюсь в лабиринт деревьев, тем сильнее мучает эта опухоль. То и дело лезут в голову сцены из жизни со Светой.

«Солнце, а что у нас на завтрак?»

«Хороший вопрос, милый… Думаю, следует задать его холодильнику».

«И что говорит холодильник?»

«Хранит ледяное молчание».

«А он хранит что-нибудь более питательное?»

«Вряд ли ты захочешь употребить это прямо сейчас, родной… Вот если это все смешать в кастрюльке и постоять у плиты… час-другой…»

«По-моему, проще спуститься в магазин за пиццей».

«На ком ты женился!»

«Ну, ты же знаешь, при свете дня слепой как крот, не разглядел малость. А когда протер глаза, было уже поздно, на пальце откуда-то взялось кольцо».

«Бедный ты, бедный. А вот не фиг было вчера мне эту игру показывать. До сих пор пальцы от клавы болят. А у меня вчера, если помнишь, были наполеоновские планы по приготовлению плова».

«В мультиварке».

«Все равно! Мясо и овощи сами себя не порежут и в мультиварку не прыгнут, между прочим. А ты тут со своей игрой, файерболом тебе в дышло!»

«Ну да, опять я виноват!»

«Конечно! Что ж, завтрака нет, будешь вместо него. Раздевайся и ложись на стол!»

«Ого! Знаешь, солнце, я вообще-то тоже голоден…»

Вспышки памяти ловили меня, когда я натыкался на свет глазами без очков или когда лучей попадало на кожу слишком много. Воспоминания причиняли такую боль, приходилось нырять в тень, сползать по ребристой коре дерева на землю и ждать, когда отпустит.

Иногда на привалах и ночлегах охватывал страх, что начинаю забывать черты ее лица, и пальцы спешно разгребали под ногами сухую листву, я смачивал почву водой и лепил портрет. А затем долго разглядывал земляной барельеф… Разговаривал с ним, теребя на шее амулет.

Да, я ведь сделал амулет. Еще там, в городе, когда сидел в сервисном центре. Пока парни возились с ноутом Светы, я устроился в кресле со своим и скинул на новую флешку все-все наши с ней фотки, всю нашу музыку, видео, где вместе дурачимся, ее школьные стихи… В общем, все. Потом купил цепочку и брелок в виде бычьей головы. На его кольцо прицепил обручальное Светы, рука не поднялась продать, ну и эту флешку.

Понятия не имею, что делать с ней в лесу. Но бороться с иррациональным порывом было невозможно. Хочется, чтобы цифровая душа Светы всегда была рядом.

Однажды проснулся со слезами. Снилось, что Света жива, вместо того чтобы ударить ножом, я уговорил ее сорваться в путешествие, мы в тот же день взяли билеты на поезд и умчались подальше от всех этих Лексов и прочей суеты. Я целовал ее под стук колес, и в этом поцелуе столько горечи и сладости, так не хотелось просыпаться…

Прошло три недели, и вот я сижу на дереве.

Яркие лучики солнца, пробиваясь сквозь листья, жгут кожу как лазеры. Спина вжата в ствол, между ног толстый сук, левая рука держится за сучок поменьше. Удовольствие то еще, все затекает, ребра коры больно давят сквозь одежду, а высота внушает, что шелохнешься – свалишься. А падать не хочется.

Особенно когда под деревом дежурит волк.

В пути я придерживался стратегии. Идти, сверяясь с компасом и картой, в самую глухую глушь, где на сотни квадратных километров ни единой живой души. Поход, привал, поход, ночлег… И не важно, сколько проходить за раз, но если идти каждый день и каждую ночь (ночью даже лучше – можно без очков, а ночи тут, как оказалось, довольно светлые), рано или поздно углубишься в таежные джунгли, куда не ступала нога человека. Разве что снежного.

И я добился-таки своего. Забрел в глушь. Конечно, предполагал, что глушь – это не только отсутствие потенциально опасных людей, но и наличие не менее опасного дикого зверья… Что ж, молодец, верно предполагал. Полегчало?

Мое верное предположение, тем временем, лежит прямо подо мной и вылизывает переднюю лапу.

– Эй, Шарик… Долго будешь караулить? Я не спущусь, не надейся.

Серый прародитель всех Шариков, Бобиков и Тузиков перестал лизать, задрал голову вверх. Глядит спокойно. Наконец, морда опустилась, челюсти выпустили язык, волк шумно попыхтел, и голова улеглась на лапы.

– Даже так?