Стал в очередь огромную. И увидел через огромные стёкла наш самолёт. Вот это махина! Сначала даже не поверил, что это для людей. Думал, может, транспортник какой. Ещё подумалось – да как же он взлетит?
– Мой дед говорит, что эти самолёты демоны на своих плечах носят, – задумчиво произнёс Димон.
– Во-во. Похоже. Я тоже подумал о каком-то подобном фокусе. Но сейчас не об этом. Стою, значит, я – и подходит моя очередь побакланить с агентом безопасности. После одиннадцатого сентября такой закон ввели на трансатлантических перевозках. Стал он мне заряжать что-то по-английски. Но я не втыкаю ни бельмеса. Тогда вызвал он какого-то педика-толмача. Тот югославом оказался. И более ли менее сносно стал пытать меня, как я вёз свой багаж в аэропорт. Всё время ли он был в поле моего зрения. Не принимал ли я подарки или передачи от незнакомых мне людей. И прочую стандартную муру. А меня тут снова замутило. Но уже, правда, без фанатизма. Отбился я кое-как от этих пустобрехов – и забрался в эту громадину. Соседкой моей оказалось страшилище женского пола с обожженной рожей. Третье кресло пустовало.
Не передать тебе, что я испытал, пока всё это стадо, рассаживалось, снимало шмотки, запихивало всю эту багажную муть в верхние ящики. Квохчут что-то на своём. Пересмеиваются, волки заморские… А тут человек практически сдыхает.
Половина этих солидных гадов поснимали башмаки и остались в одних портянках. С ногами забрались на пустые сиденья. Устроились по-взрослому. Как-будто здесь остаток жизни провести собрались. А я помираю конкретно….
–Это тебе наказание за выжратый чужой коньяк, – назидательно заметил Дима.
– Ну, может быть, не спорю. Короче, взлетели мы кое-как. Я тут же ловлю первую попавшуюся стюардессу. Не зря же ридна украинська профессура мне попалась в попутчики – обучили нужной фразе. Говорю, и показываю жестом на всякий случай:
– Дабл дринк, плиз….
Что-то она мне протарахтела в ответ совсем уж непонятное. Я по жестикуляции этой ведьмы догадался, что надо ждать, пока эти пидары-пилоты высоту наберут, потом пока она у них у всех отсосёт, потом пока они отсосут друг у друга…. Короче, чувствую – хана мне. Уже мысленно к твоей подарочной водке подбираюсь. Вздохнул я поглубже и из последних сил приподнялся. Поймав эту нацистку в униформе в конце салона, я жалобно, как новорожденный барашек проблеял:
–Пли-и-и-из….
Что-то дрогнуло в её арийских беспощадных глазах. Я сменил тональность, и голосом рыжей пробляди из «Пятого элемента» зашёл на третий вираж:
– Хе-е-лп….. Пли-и-из…
Она, видно услышав что-то знакомое, улыбнулась, кивнула седой гривой и быстренько куда-то свалила. Но довольно скоро вернулась со стаканом и двумя маленькими бутылочками и баночкой.
В бутылочках оказался довольно неплохой джин. В баночке – тоник. Я всё это быстренько смешал – и шарахнул. И вот тут меня попустило конкретно. И немедленно накатил на меня остаток вчерашнего счастья. Опять все окружающие показались мне милыми и захотелось делать добро. Первое добро, которое я сделал – это заставил свою соседку-американку со страшными шрамами на лице, которая летела домой из Африки, слушать свой плэйер с диском группы «Аукцыон». В частности, композицию «Остановите самолёт – я слезу!».
На третьем прокруте этой мелодии она сдалась – улыбнулась мне улыбкой Квазимодо, вежливо отстранила наушники и отодвинулась от меня подальше на пустое кресло. Второе моё доброе дело – я решил, что нечего старушке-стюардессе лишний раз сбивать свои кривые варикозные ноги, чтобы тащить мне очередную порцию бухла, и сам настиг её в предбаннике, где стюарды в это время раскладывали жратву. И снова затянул свою волынку:
–Пл-и-из…..
В этот раз она уже не улыбалась. Молча, с хмурым видом, прям как врач – нарколог выдала положенную дозу. Не улыбалась она, когда я отловил её в третий раз уже в другом салоне. Эта старая карга (и кто их берёт в таком возрасте в стюардессы?), скрепя сердце, вручила мне малюсенькую бутылочку красного сухого и подвела меня к моему месту.
– Вэ ё хоум, сэр? – спросила она строго. Но мне было не до диалога – я возился с золотистой крышкой сухаря.
– Декларэйшн, андестенд? – протянула она мне бланк декларации.
– Йа…знаю, – что-то промямлил я в ответ, и жадно припал к сухарю.
Димон на этом месте рассказа встрепенулся:
– Я ж тебе, падла, писал, что декларацию надо в самолёте заполнять. И образец даже тебе выслал заполненный!
Витёк махнул на него рукой:
– Погоди – дойдём и до твоего образца. Из-за него то весь сыр-бор в конце и произошёл. Потерпи – осталось немного.
Розов ободряюще улыбнулся:
–Да не – всё в порядке. Рассказывай. Может третью откроем? Хотя ладно – ещё успеем.
Витёк продолжил рассказ о своей нелёгкой одиссее:
– Короче, декларацию я с твоего сраного образца кое-как перерисовал. А стюардесса от меня в конце полёта просто прятаться стала. То в туалете запрётся, то за подружку свою жирную присядет, якобы в шкафчике что-то достаёт. Как маленькая, ей богу! Пришлось последний дозняк бухла клянчить у лысого стюарда. Ну это когда мы уже на посадку заходили…
Короче, выполз я кое-как вместе со всей этой галдящей бандой на американскую землю. А попутчики, сволочи, свеженькие. Выспались, гады…. Почуяли родное гнездо – ржут как лошади. Раскудахтались, как на птичьем базаре. Выстроились как по команде на паспортный контроль. Я же хоть и бухой добряче, но уже как-то по-доброму. Предвкушаю, что ты наверняка меня не пустыми руками встретишь. Единственное – курить хочу сильно. Огляделся. Народ с солидными паспортами вокруг. Американцы, шведы, немчуганы. Я один, как чмо, с хохляцкой корочкой. Думаю: «Поди, и не знают здесь такую страну…» Оробел малёхо. Как оказалось – не зря. Только моя очередь дошла – меня так сразу вежливо в сторонку – хоп! Мол, знай своё место, кривая вонючка!
Проводили меня два мужика в форме к транспортёру, и жестом предложили забрать мне мою сумку. Потом повели в какую-то кутузку, где сидели два араба, явных злодея. И одна малюсенькая, как гном, китаянка – видно её контрабандой в футляре для очков пытались провезти. И я четвёртым присел на лавку, чувствуя себя полным пидаром. Классификации со стороны злобных америкосов, скорее всего, я не поддавался. С тремя моими соседями по лавке быстро разобрались и увели. Наверное, на расстрел. Настала моя очередь.
Витька перевёл дыхание, и отхлебнул из стаканчика.
– И начали эти двое, гитлерюгентов в форме, тарахтеть наперебой. Горячатся, суки… А толмача у них нет русского. Наверное, в кипятке сварили…. Но я же ни фига не рублю в их щебете. Ещё и малёхо, так сказать, под балдой…
Потом вывернули всю мою сумку, бумажник и тут…Витёк строго посмотрел на Розова, и взял паузу.
– Что тут? – Дима поднапрягся.
– А тут они нашли два предмета, которые их очень и очень заинтересовали. Первым предметом была ксерокопия твоего грёбанного образца, которую я забыл выкинуть. А второй – пакет с пемзой, которую заказал, из-за совершенно необъяснимой ностальгии по Чёрному морю, твой папашка. Как-будто во всей Америке нечем пятки потереть!
– А чем это им мой образец не понравился?
– А суди сам. Ты же всё написал правильно, по-английски за меня. Чтоб я срисовал, так?
– Ну…
– А что ты написал в графе: «Фамилия, имя, отчество»? Не помнишь – я напомню. Имя у меня в твоём образце было «Витя». Ну это ещё туда-сюда. Второе имя, то есть отчество, писалось как «Моржовый». А фамилия, соответственно короткая, но выразительная – «Хер». И тоже всё в английской транскрипции. Вот ребята из паспортного контроля и прихуели. В руках две декларации. С одинаковыми абсолютно данными. Место и даты рождения – всё сходится. Проживание тоже. Но с разными фамилиями и именами. Причём одна из фамилий какая-то уж очень короткая. Явным шпионажем запахло в этой живодёрне.
– Ну а пемза чем их так раздраконила?
– Вот ты, Димастый, восемь лет в Америке….
–Семь.
–Ну не важно. Ты знаешь, как по-английски пемза? И вообще, если бы не жил в Крыму – представлял бы себе, что это за беда, пемза, и на хрена она вообще нужна? И они не знают. Они видят фальшивые данные в одинаковых декларациях. И странные пресованные кирпичики, числом шесть. Которые, если их потрёшь, крошатся в беловато-серый порошок. Так же господа таможенники с отвращением разглядывают мою уголовную, измотанную перелётами и бухлом рожу. От которой несёт за версту пойлом всех континентов. И понимают, что этот мистер «Хер» ох как не прост!
Дима почесал бороду:
– Надо же. Вот, бля… Я об этом и не подумал. Ладно – чем возня закончилась-то?
– Рассказываю. Кусочек пемзы куда-то унесли. Потом отвели они меня вместе с сумкой в пустую комнату. А сами, типа, ушли.
Но мы же ушлые бобры – фильмы в перерывах между запоями смотрим. Значит, думаю, или стенка у них прозрачная. Или камеры скрытые стоят. Ждут, видно, когда я брошусь двойное дно вспарывать в своём видавшем виды сумаре. Или яд из воротника доставать.
А мне так всё внезапно сиренево стало. Ну, думаю, коль отправят обратно – значит не судьба нам с тобой в штатах побухать. И в самолёт захотелось как-то. К седой нацистке под крыло.
Целых полчаса я там сидел. Даже прикемарил. Не знаю, что они там с порошком от пемзы делали. Может, пытались ширнуться или раскурить его. Или на пленных иракцах испытывали…
Но минут через сорок припёрлись оба. Отдали мне все документы и проводили на ещё один досмотр. Карантинный, на предмет жратвы. Там стоял какой-то молодой румяный педик и, натягивая на руки резиновые перчатки, нехорошо улыбался во весь свой белозубый американский рот: