Неизвестная. Книга первая

Наконец совсем заледеневшие, мало похожие на людей, они остановились у избитого вьюгой меблированного доходного дома.

– Тута? – простонал с надеждой один из солдат.

– Тут, – просипел в ответ отважный покоритель северных льдов. – Парадная заколочена. Айда через черный… – махнул он в сторону подворотни.

И через миг на першпективе уже не было никого. И ветру стало скучно.

Тихо скрипнула дверь черного хода, люди торопливо втиснулись в теплое чрево доходного дома. На лестнице тускло горела лампочка, а чугунная батарея исходила жаром. Один из солдат подлетел к ней, присел на корточки, громыхнув винтовкой, привалился спиной к раскаленным ребрам и застонал то ли от удовольствия, то ли от боли.

– Тут будь, – сказал ему морячок. – Никого не выпускать и…

– Никого не впускать, – хрипло закончил солдатик давно заученный приказ и оскалился щербатым ртом.

– Вот-вот, – кивнул морячок, увидел как от промерзшей шинели солдатика повалил пар, зябко поежился и повернулся ко второму служивому:

– Митроха, за мной…

Митроха помялся, зыркнул на морячка недобро, но винтовку с плеча сдернул.

Морячок бодро взлетел на пролет лестницы, а солдат заковылял по ступеням, опираясь о приклад винтовки, словно о посох.

На площадке была всего одна дверь – добротная, обитая ватином и хорошей кожей, с фигурными медными гвоздиками, изящной витой ручкой и отполированной посеребренной табличкой:

«г-н Степанъ Евграфович Околесинъ»…

…и чуть ниже:

«Дворникъ»

Под табличкой была аккуратно прибита медная стрелка с гравировкой «Крутить для вызова!», которая указывала на барашки звонка.

Морячок крутанул. Потом еще раз. И еще.

– Ни черта не слышно!

– А может, звонок сломатый, – тихо изрек Митроха и подул на замерзшие пальцы.

– Это навряд ли… впрочем, – и морячок уже занес кулак, чтобы стукнуть им в посеребренную табличку, но тут за дверью послышалось – «И кто тама?» – приглушенно, но вполне отчетливо.

– ЧК! – рявкнул Митроха так, что моряк даже подпрыгнул от неожиданности. – Вызывали?

– Ну, наконец-то… – в замке мягко щелкнуло, дверь бесшумно распахнулась.

– Слава богу, граждане-товарищи, а то я уж испереживался весь. Что же долго-то так? – на пороге стоял маленький тщедушный старичок с реденькой бородкой и блестящей лысиной.

«Чистый гриб», – подумал моряк, который рядом с этим плюгавеньким выглядел даже высоким.

Одет был старичок в добротный гобеленовый жилет, синие в тонкую полоску английского сукна порты, заправленные в начищенные до блеска хромовые сапоги. Из-под жилета выглядывала желтая атласная косоворотка, на жилете блестела дворницкая бляха с выбитым номером.

– Нам пролетки не досталось, – стал вдруг извиняться Митроха, – пехом пришлось…

– Гражданин Околесин? – перебил его моряк.

– Так точно! – выпрямился, выпятив цыплячью грудь, старик.

– Вы телефонировали в ЧК?

– Так точно! – покосился он на красную повязку на рукаве Митрохи.

– Ну и на кой? – делово спросил чекист.

– Так ведь девка… я же дежурному доложился…

– Какая девка?

– А… да… – махнул ручонкой дворник. – Пройдемте-с, граждане-товарищи, я покажу-с.

Старичок вышел на площадку, бережно прикрыл дверь и осторожно вставил ключ в замочную скважину. «Как раз на уровне глаз», – хохотнул про себя морячок.

А старик повернул ключ в замке и, прислушавшись к работе механизма, остался весьма доволен. Потом аккуратно отодвинул в сторонку дылду Митроху, просочился мимо моряка и начал подниматься вверх по лестнице:

– Идемте, граждане-товарищи. Тама она, стерва, на четвертом этаже, – поманил он чекистов за сбой.

Морячок поморщился, точно медузу проглотил – не любил он дворничье племя. Вспомнились ему мельком те славные деньки, когда капитан второго ранга Колчак позвал его как самого молодого и смышленого в экипаже минера на новенький ледокол «Вайгач». Как напился он тогда от счастья, как рвался в пьяном угаре к возлюбленной своей Татьяне-курсисточке, чтобы попрощаться навек, и как вот такой же сука-дворник как младший полицейский чин сдал его адмиралтейскому патрулю. И ушел Колчак на норд без него…

– Ну, тот-то помордастей был, – отогнал он от себя смутное желание пальнуть из маузера в тощий зад старичку, да чтобы задымились от пули синие старичковы штаны. – Тот… помордастей… – и пошел вслед за дворником.

Митроха немного согрелся и уже бодрее пошагал за командиром.

– Я, значится, граждане-товарищи, у парадной снежок обмел, – торопливо затараторил старичок, привычно оглядывая ступени (все ли с ними в порядке?), окидывая взглядом стены (не пошла ли трещиной краска?) и потолки лестницы (нет ли где ненароком паутины?), – котельню затопил, а то вчерась дамочка из восьмого нумера жаловались, что в комнатах прохладно. А Силантий, наш кочегар, еще в январе расчет взял да в деревню к себе подался.

Дворник поднимался все выше по чистой лестнице освещенного и протопленного черного хода.

– А где сейчас кочегара-то наймешь? Кочегары нынче во власть… Так я все сам… все сам. Потом решил запоры чердачные проверить, ну а тут она, аккурат на четвертом, да… под чердачным притвором. А замки-то на притворе нетронуты… И мимо меня никто вроде не проходил… Не местная она. Своих-то я всех… Ну я ее попервости прогнать… А потом… ох, – вздохнул старичок. – К себе спустился да в чеку позвонил… у меня же телефонный аппарат еще с царских времен… Я хоть ныне и отстранен в отставку как чуждый алимент, только непорядок это, чтоб в таком-то виде по домам-то шляться. Тут ведь люди порядочные, степенные… и детишки проживают. Ну и не стерпел я… Вызвал… Барышня на станции расторопной оказалась, а вас все нет и нет…

– Так что случилось-то? – моряку надоела эта болтовня.

– Так ведь вот-с, граждане-товарищи…

– Мама родная! – вырвалось у Митрохи, и он чуть не перекрестился ненароком.

– Ну и че? – хмыкнул морячок. – Голой девки не видал, че ли?

– Такой не видал, – разлыбился солдатик.

– Да-а… – протянул морячок, приглядевшись, и на всякий случай потянул за ремешок кобуры маузера.

– Вот и я говорю – странно енто как-то, – поддакнул дворник, отступая за спины чекистов.