– Нет. Не существует такого способа. Но мы нашли ритуал, с помощью которого можно вызвать кайдзю.
– Зачем? – опешил Латынин. Капитан потребовал перевод.
– Майк, – спокойно проговорила Фуми, – если в своей квартире вы обнаружите тикающую бомбу, часовое устройство, отмеряющее последние секунды, как вы поступите?
– Убегу.
– Но если в квартире будут ваши близкие? Грудные младенцы, которых вы не сможете вынести разом, старушка-мать, инвалид-отец?
Не догадываясь, к чему клонит Фуми, Латынин сказал:
– Я выброшу бомбу в окно.
Она удовлетворённо щёлкнула пальцами.
– Иначе говоря, переместите бомбу в другое место.
Челюсть Латынина отвисла безвольно.
– Вы… это сделали? Вы перенесли монстра в Койск?
– Мы провели ритуал. Чтобы он появился здесь, а не в Японии. Чтобы спасти наших сограждан.
Она не дрогнула, когда ознакомленный с переводом, сержант принялся лупить ботинком в стену.
– Твари! Суки бездушные! А мы не люди? У нас нет детей? Мы – скот, по-вашему?
Капитан молчал, просверливая взглядом линолеум. Сафронова положила руки на погоны Купчика:
– Перестань. Это не поможет.
Сержант выдал неполиткорректный монолог в адрес Азии, но прекратил пинать стену.
– Пусть закончит, – процедил Миронов.
– Я правильно понимаю, – повернулся Латынин к Фуми. – Вы решили, что если он придёт сюда, то не придёт к вам?
– Так и есть. Мы хотели свести потери к минимуму, и выбрали малонаселённый посёлок в глуши.
– Не пустыню Сахару? – Латынин почувствовал, как кулаки сами сжимаются. – Не безлюдные океанские просторы?
– Он не пришёл бы без жертв, – короткий, честный ответ.
– И в чём суть ритуала?
– Не важно. Это будет слишком сложно для вас. Всё случилось не так, как мы планировали.
– А по-моему, – сказала Сафронова презрительно, – именно так.
– Вы планировали сбежать, – утвердительно сказал Латынин.
– Да, – Фуми не отвела взгляд. – Но та тьма, с которой мы играли… она вселилась в Рёхэя. Он обезумел и напал на меня. Откусил палец. Я читала заклинания, истекая кровью, и брат вроде бы пришёл в себя. Но ненадолго. Теперь – он часть кайдзю.
– Бог существует, – вырвалось у Латынина: присказка в устах атеиста.
– Уверена, что нет, – сказала Фуми.
– Спроси эту суку, – произнёс капитан, – знает ли она обратный ритуал.
– Нет такого ритуала, – терпеливо сказала Фуми. – Кайдзю уйдёт, когда насытится.
– Вы говорите о разрушениях, – сказал Миронов. – Но оно просто стоит. У этой Годзиллы паралич.
Захотелось врезать кулаком в белоснежные зубы Фуми и размазать улыбку бессердечной всезнайки по её лицу.
– Оно вас изучает. Оно питается знаниями, поедая мозги. Оно хочет понять, как устроено ваше общество. После оно вас убьёт. – Фуми ухмыльнулась. – Меня тоже.
14.
Ветер на берегу Карского моря задувал внезапно, сопровождаясь снежными вихрями. Атмосферное давление падало, как камень в колодец, и в течение часа скорость ветра могла достигнуть сорока метров в секунду с порывами до восьмидесяти метров. Стихия изолировала Койск от всего мира на несколько суток, а то и на две недели.
Две недели у подножья живой глыбы, дышащей статуи с располовиненной гнусной мордой.
«Перестань, – одёрнул себя Тимур. – Военные уже едут к нам».
Метель размыла грандиозную фигуру среди заброшек. Мысли о колонне бронетранспортёров на зимнике придали сил. Но лучшим источником энергии сейчас была Марина. Худенькая, бледная, с белыми прядями, выбившимися из-под шапки, она цеплялась за Тимура, окольцевала его запястье рукой в варежке.
Она сказала, что не хочет идти домой.
– Но почему? – Тимур так же не желал её отпускать.
– Сложно объяснить. – Опушённые морозцем ресницы затрепетали. Глаза Марины были синими, взрослыми, напуганными. – Дома я не буду его видеть. – Она мотнула головой на холм.
– Но ты говорила…
– Пока я его вижу, я хотя бы знаю, что он там. Что не бродит по городу.
Тимур сглотнул и обнял Марину за плечи. Она прижалась спиной к его груди.
– Какой же он… страшный.
– Уродливый, – сказал Тимур. – Как обезьянья жопа.
Марина невесело хмыкнула.
Толпа рассосалась. Граждане то ли законопослушно разбрелись по квартирам, то ли пошли искать другое место для обзора: к пожарной части, например. Ретировались собаки. У школы коченели на холоде самые стойкие, человек десять. Губка Боб, Лидия Ивановна, задиристый десятиклассник Коля Исаёнков, незнакомые Тимуру женщины средних лет. У машины курил угрюмый сержант Маутин.
– Я когда на него смотрю, – сказала Лидия Ивановна, одна из тринадцати педагогов Койска, – кожу как иголками колет.