Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами

Тимур представил, как полярники, едва одетые, покидают базу и шествуют по тундре, Буранчик – во главе.

Он поблагодарил фоловеров и отключился. Бродя по пустому музею, он ломал голову над загадкой, но ответ на вопросы был совсем рядом.

Его, ответ, узнали родители непутёвой Лены Рябцевой, девушки, убитой в бассейне на глазах Вересаева. Правда, поделиться истиной они не смогли бы. Рябцевы шли к гаражам, чтобы взять вездеход и поехать в РОВД, но никуда они не поехали, и ветер швырял от гаража к гаражу помпон, сорванный с женской шапки.

Истину узнал рыбак, карабкавшийся по мосткам и не успевший ойкнуть. И кошатница, вышедшая к мусорным контейнерам подкормить питомцев – не вернувшаяся домой.

Был выходной, жители Койска пересиживали вьюгу у телевизоров. Чуть больше четырёхсот человек (счастливчики гостили на материке). За час под фонарями у школы прошагали три пешехода. Они не поинтересовались, почему лают дворняги, и не оторвали взгляда от тропы. Не посмотрели на холм – чего они там не видели?

И то, что стояло на холме, заметили не местные, а парень из Минска, пользователь под ником tinker89x. Именно он написал Тимуру:

«Мужик, в твоём сегодняшнем ролике. 2 минута 13 сек. Что это выглядывает из-за крыши?».

8.

Дед Михаила Латынина, директора краеведческого музея, переехал на север сразу после войны, по доброй воле переехал, с женой-декабристкой. Строил порт и бараки, предшественники панелек. Посёлок основали на двадцать лет раньше. Первые полярники описывали в дневниках, как по привязанному канату, вслепую, добирались от домика к домику, а ураган швырял булыжники.

Отец Латынина по крупицам собирал материалы, музейные экспонаты, интервьюировал представителей исчезающих народов: энцев, нганасан, эвенков. Сохранилась запись, сделанная со слов пожилого оленевода, о великанах, живших у залива, и не позволявших племенам селиться здесь. Под записью в амбарной тетради есть рисунок, выполненный детской рукой: гигант, шагающий через тундру. Иллюстрацию нарисовал маленький Миша.

Михаил Латынин пошёл по стопам отца и глубоко в душе сожалел, что Тимур – счастье, свалившееся на голову в сорок лет – покинет Таймыр. Все покидали, в поисках тепла, карьеры, денег. Латынин искренне надеялся, что за четыре года настоящего отцовства исправил ошибки прошлого, по крайней мере, попытался.

Тёмным ноябрьским днём Латынин стоял возле полярной станции. На сердце скреблись кошки.

Служебный «УАЗ-ТРЭКОЛ» сверкал проблесковым маячком. Территорию огородили лентой. Мощные фонарики лучами прорезали сумрак. Было что-то особенно тревожное в гуле ветра, в пляске призраков, порождённых вьюгой, во мраке, плывущем с океана. Миронов не пустил директора на станцию. Приходилось издалека наблюдать за действиями стражей порядка. Латынин был уверен: они понятия не имеют, что делать. Топчутся, создавая видимость работы.

По дороге к станции Латынин встретил Петьку Китайца. Долган ковылял, будто в трансе. Водочный транс – привычное для него состояние, но сегодня было что-то ещё во взгляде оператора котельной. «Будто мертвеца увидал» – кажется, так писали в готических книгах?

– Ну что там, Петь? – спросил Латынин.

– Эскё, – сказал Китаец, не сбавляя шаг, проходя мимо под оледеневшими проводами. – Эскё поел и скоро снова поест.

– Сказочки это…

Косматые брови Китайца съехались на переносице.

– Он забирает вождя. Потом шамана. Потом он забирает всё племя.

От столовой к обсерватории прошагал капитан Миронов в расстёгнутой настежь куртке.

«Эскё, – подумал Латынин, – богатыри со змеями вместо рук. Не их ли ищет капитан в метели?».

9.

Миронов не стал бы заносить в протокол, но всё походило на то, что семерых людей похитили инопланетяне. Марсианская тарелка пробила здание и высосала полярников вместе с собакой, как до этого высосала Вересаева и Рябцеву. А как прикажете ещё объяснить стену, выбитую так, словно по ней долбанули тараном? Отсутствие следов на снегу?

Почему, когда кирпич рушился, никто не выбежал из столовой? Они что, так увлеклись гороховой кашей, тушёнкой и крекерами? Или марсиане ошарашили молниеносностью?

Бабах! – и звук, будто всасывают спагетти…

В других постройках мирно работала аппаратура, компьютеры чертили графики и мониторили состояние окружающей среды, мигали лампочки, дремал ноутбук – перед тем, как испариться, его владелец смотрел на Ютубе «Камеди-вумен». Исключением была геофизическая обсерватория. Полиция обнаружила разбитое окно, пол, усеянный осколками, и капли крови на разобранной аэростатной платформе. Отсюда теоретическое НЛО забрало седьмого полярника. Его коллеги ушли позавтракать и провалились сквозь… стену. Шесть подносов в снегу и кирпичном крошеве. Шесть курток. Нетронутая еда в собачьей миске.

И треклятый Петя Китаец.

Разве не подтверждает безумную теорию его пьяный лепет? Китаец тыкал пальцем в небо, твердил о людоедах и пучил глаза.

«Видел что-то?».

«Видел, видел!» – и опять тарабарщина, и жесты в сторону туч.

Но Китаец – алкаш. А за озвучивание подобных мыслей можно лишиться погон…

Ветер, проникая в пробоину, раскачивал лампочку на голом проводе, тени метались по хламу. Миронов вышел из столовой – опасался, что сгусток тьмы, ошивающийся у буфета, окажется дьяволом. В голове стучал отбойный молоток.

Как назывался тот корабль с пропавшей командой? «Мария Селеста», вроде так.

Китайца Миронов отпустил к чёрту – допросит, как проспится. Куда он денется? Улетит, ха-ха?

А лучше, пусть Китайца допрашивают другие. Будь это американский сериал, из Вашингтона прислали бы умненьких фэбээровцев, а местный увалень-шериф умыл бы руки. Миронов посмотрел в небо, словно ожидал увидеть вертолёты с эмблемой ФБР. Сержант Маутин звонил на материк, но о воздушных перелётах в такую погоду речь идти не могла. Помощь прибудет, когда распогодится. Судя по прогнозам синоптиков, даже не завтра.

Миронов огляделся. Богачёв фотографировал сугробы, двигаясь чуть ли не на пуантах – капитан наорал, чтобы подчинённые не топтали улики. Маутин с важным видом изучал залепленный снегом стенд. Четвёртый полицейский Койска, Купчик, в одиночку расследовал «дело о блюющем японце». Будто мало Койску инопланетян.

– Может, всё-таки мишка? – Маутин кивнул на стенд. Ксерокопия под стеклом инструктировала посельчан: «В связи с участившимися случаями появления белых медведей, просим соблюдать меры безопасности». И дальше по пунктам: не подкармливать, не пытаться сфотографироваться с медведем, не оставлять у подъездов мусор, не ходить по одному после двадцати ноль-ноль. Под фотографией Умки был указан номер телефона участкового.

– Может, и медведь, – согласился Миронов. – Но летающий.

– Почему нет, – улыбнулся сержант. – Пендосы в лаборатории вывели…

Миронов никогда бы не подумал, что станет просить Бога о трупах. Но он просил. Трупы бы всё объяснили. Вересаев задушил любовницу, она напоследок пырнула его пилочкой для ногтей. Полярники подрались, ремонтируя столовую. Пробегающий мимо японский турист съел сдуру чей-то палец.

Кровь без трупов – скверное дело. Отрубленный палец без пострадавшего – тоже. Весной Койск обзавёлся наконец-то моргом. Модульный морг прислали из Красноярска. Для проведения вскрытия оттуда же прилетал судмедэксперт. Кого бы Миронову отвезти в покойницкую, под замотанный целлофановой плёнкой кондиционер?

– Вы в порядке? – обеспокоился Маутин.

«Естественно. Девять человек пропало, а в посёлке рыскает иностранный гражданин с каннибальскими наклонностями. Я в порядке».

– Мигрень, – сказал он вслух и надавил пальцами на глазные яблоки. Под веками расцвели красные бутоны. Заныло плечо. В ушах шелестело, будто не метель, а пламя. Миронов опасался, что обернувшись, увидит вместо столовой пылающий погранпост и обугленного, но живёхонького Ескалиева в огне.

Завибрировал телефон.

На противоположном конце посёлка, на проспекте имени Ленина, сержант Купчик прижимал к уху телефон, а в другой руке стискивал неизменный блокнот. Квартира, в которой он стоял, использовалась как гостиничный номер. Её вчера вечером арендовали граждане из Японии, зарегистрировавшиеся под общей фамилией Такарада. Арендовали на неделю, и женщина, занимающаяся уборкой, пока не видела, какой сюрприз оставили ей туристы.

Пыльная люстра источала тусклый свет, одна лампочка перегорела в плафоне. Тень Купчика ползла по паласу к серванту-горке. Дверцы и стекло в серванте заштриховали маркером. Чёрными закорючками были исписаны обои, подоконник, окно, плинтус, межкомнатная дверь из ДВП, линолеум и потолок.

Приоткрыв рот, Купчик разглядывал тысячи иероглифов, которыми постояльцы изрисовали гостиную.

10.

Такарадой, Акирой Такарадой, звали актёра, прославившегося игрой в старой серии фильмов про Годзиллу. Настоящая фамилия японских туристов была Араи. Фельдшер Сафронова охарактеризовала Фуми Араи, как «девушку», хотя Фуми в этом году исполнилось сорок. Выглядела она действительно молодо.