Вернувшийся к ответу

…Незадолго до смерти народной артистки Советского Союза Тамары Ханум здание консерватории было переименовано. «Выяснилось», что существует такой закон, в соответствии с которым нельзя присваивать государственным учреждениям имена живущих. Старая артистка тяжело переживала это решение. Как знать, может, из-за этого она и из жизни ушла раньше…

***

…Зайдя в деканат, Аркадий отдал больничный лист, который ему выдали после выписки из травматологии, сказал, что хочет написать заявление об отчислении. Декан внимательно его выслушал и посоветовал не торопиться.

– Напишите пока заявление о предоставлении вам академического отпуска. А там видно будет, – и на прощанье сказал проникновенно: – Аркадий, поверьте, мне очень, очень жаль, что так все получилось.

***

Через пару дней к нему домой пришла Рая Могилевская.

– Какого черта ты поперся к этому Тюрину, – с порога набросилась она на Аркадия, потом, поостыв, призналась: – Впрочем, это ничего не изменило. Он о тебе и слышать не желает, сразу орать начинает.

– Но почему, Рая? Я ничего не пойму. Ты же сама мне говорила, что этих торгашей всех разогнали и посадить хотят. А Тюрин говорит, что факты не подтвердились.

– Подтвердились, еще как подтвердились, в этом-то вся проблема. Дело в том, что заместителем в главном управлении всех строительных ОРСов работал какой-то близкий родственник Тюрина, то ли брат его жены, то ли родной племянник, черт их разберет. И вот теперь наш главнюк жопу рвет, хочет доказать, что факты твоей статьи были искажены.

– Но разве так можно?

– Эх, ты, святая наивность! Помнишь, ты еще совсем мальчишкой был, когда я тебя предупреждала – сто раз подумай, прежде чем связываться с журналистикой. Мы же все – проститутки, все до единого.

Глава десятая

Коля Волков, или Волчок, как звали его все без исключения, был достопримечательностью музучилища. Он перепробовал все факультеты, включая отделение узбекских народных инструментов, бессчетное количество раз оформлял академотпуска и готовился отметить свой десятилетний юбилей пребывания в альма-матер, как он пышно именовал училище. Волчок к музыке был равнодушен. Он бредил сценой, но каждый год бесславно проваливал вступительные экзамены в театральный институт. Главной же особенностью Коли было то, что он знал все городские новости и сплетни. Причем во всех областях. Коле было известно, какие дефицитные товары будут продавать сегодня в ЦУМе после обеда; он с мельчайшими подробностями рассказывал, кто вчера в ресторане ужинал вместе с известным футболистом «Пахтакора»; о театральных интригах, в лицах, мог повествовать часами.

Поэтому Аркадий ничуть не удивился, когда, встретив Волкова в городском сквере, услышал от него все городские новости, включая журналистские.

Горожане любили свой сквер. Здесь росли высаженные еще в девятнадцатом веке, в три обхвата, деревья, а таких роскошных огромных роз, как в сквере, не было нигде. Сквер, естественным для того времени образом, носил имя Октябрьской революции, но об этом знали только чиновники. Ташкентцы говорили попросту «сквер», приходили сюда отдохнуть в тени развесистых деревьев, с кем-нибудь встретиться и поболтать. Посидев в сквере минут пятнадцать-двадцать, каждый непременно встречал здесь если не близких друзей, то знакомых – точно. В незапамятные времена в самом центре сквера на невысоком постаменте стояла скульптурная композиция: на садовой скамейке, до неприличия плотно прижавшись друг к другу, сидели Ленин и Сталин. Ильич дружелюбно водрузил каменную лапу с растопыренными пальцами на сталинское плечо и по замыслу скульптора, очевидно, улыбался, хотя улыбка скорее напоминала хищный оскал. Маленького Аркашку отец водил в сквер, где он катался на трехколесном велосипедике и, объезжая вождей, зажмуривал глаза – отчего-то он боялся этих каменных истуканов.

В одну ночь Владимир Ильич остался без своего соседа по скамейке. После знаменитого хрущевского разоблачения культа личности, когда Никите удалось все же выкинуть из мавзолея гроб с забальзамированным телом «отца народов», городские власти Сталина со скамейки содрали. Ленину без «другана» было неуютно, да и руку, которая до этого на плече лежала, девать стало совершенно некуда. К тому же скамейка, лишившись второго «сидельца», теперь выглядела так, словно над ней хулиганы надругались. Одинокого Ленина сначала перетащили в самый отдаленный угол сквера, а потом и вовсе куда-то убрали. Центр надолго огородили брезентом, а когда брезент сняли, на общее обозрение предстала возвышающаяся на постаменте огромная башка с развевающейся неопрятной бородой. Отныне на горожан взирал Карл Маркс. Степенные ташкентцы, собираясь погулять, по-прежнему говорили: «Пойдем в сквер», – молодежь, с появлением бородатого чудища, на своем сленге договаривалась: «Встретимся у лохматого». Юные завсегдатаи сквера, часами просиживающие в здешнем кафе, где дешевое вино из местного винограда продавали в розлив, называли себя «скверные мальчики».

…Когда Волков покончил с городскими новостями, неожиданно огорошил Маркова вопросом: «Подработать не хочешь? В редакции газеты «Геолог» курьер требуется. Работа не пыльная, я узнавал – три раза в неделю из редакции в типографию гранки отвезти, а из типографии в редакцию – сверстанные полосы. Даже есть спецтранспорт – мотороллер «Вятка», почти новый. Я бы и сам пошел, но меня тут пригласили помочь в постановке спектакля…» – и Волчок понес такую завиральную ахинею, что Аркаша попросту пропустил ее мимо ушей.

За несколько месяцев, что прошли после выписки из больницы, он добросовестно обошел все редакции. «Взрослые» газеты на вчерашнего юнкора смотрели со снисходительным пренебрежением, в единственную в республике молодежку ему путь был закрыт. «А почему бы не попробовать устроиться в этот «Геолог»? – мелькнула у него мысль. – Хотя бы и курьером, а там видно будет».

– Хорошо, что я случайно сюда забрёл, – прервал он излияния Волкова. – А где эта газета находится? Пожалуй, загляну туда.

– Случайностей в этом мире нет, а есть служба совпадений, которая работает круглосуточно, – напыщенно провозгласил Волчок и назидательно велел: – Не загляну, а мчись на всех парусах. Ты не первый, кому я об этом сказал. Беги и молись, чтобы вакансию не заняли, место-то хлебное.

***

Редакция газеты «Геолог» ютилась в крохотной двухкомнатной деревянной пристройке, которая притулилась на задворках министерства геологии. В первой комнатенке сидела машинистка с лицом, которое глубокими морщинами и цветом напоминало печеное яблоко. Она колотила по клавишам всеми десятью пальцами с невероятной быстротой. Пулеметная дробь и лежащий перед ней текст ничуть не мешали женщине вести с каким-то невзрачным типом ожесточенный спор, в котором матерные слова составляли основу, а обычные служили не более чем связующими междометиями. Соображая, как бы половчее вклиниться в этот спор со своим вопросом, Марков сначала не понял, что машинистка обращается к нему: – Ты что оглох, я тебя уже десятый раз спрашиваю: тебе чего?

– Я по поводу работы, мне сказали, вам курьер нужен.

Не отрываясь от клавиатуры, машинистка зычно крикнула: «Гавнадий Иваныч, тут курьер пришел», – и кивнула Маркову на открытую дверь в соседнюю комнату.

Человек пять мужчин окружили довольно большой письменный стол, за которым восседал человек в костюме и даже в пальто. Посередине стола лежала огромная велюровая шляпа, которая на вид была ничуть не моложе своего владельца.

– Это вы курьер? – спросил мужчина красивым басом.

«Ему бы в опере петь», -мелькнула у Аркадия мысль, но он торопливо ответил: – Да, то есть я хотел узнать, нужен ли вам курьер. Мне сказали…

– Подходите поближе, присаживайтесь, – доброжелательным тоном пригласил Маркова тот, кого машинистка так непочтительно назвала Гавнадием Иванычем. Остальные расступились и занялись своими делами.

– Ну-с, как ваше имя и вообще – кто вы такой?

– Меня зовут Аркадий Марков. Я печатался в молодежной газете. Закончил ташкентское музыкальное училище, поступил в консерваторию, сейчас взял академический отпуск. Хотелось бы поработать.

– Мечтаете стать журналистом? – прозорливо догадался редактор. – Ну что ж, вы безошибочно пришли туда, куда надо. Наша газета может стать для вас настоящей школой, так сказать, трамплином в большую журналистику. Здесь работают, не побоюсь этого определения, сливки, столпы республиканской и даже отечественной журналистики. Ну, а я имею честь возглавлять сей славный коллектив золотых и серебряных перьев, и зовут меня Геннадий Иванович Леонтьев. Когда готовы приступить к работе?

– Да хоть сейчас! – горячо воскликнул Аркадий, еще не веря в свою удачу.

– Прекрасно, прекрасно. В таком случае готов дать вам первое задание. Но сначала скажите, вы в детстве мечтали стать суворовцем?

Вопрос был настолько неожиданным, что Аркадий сначала опешил и ответил не сразу:

– Ну, конечно, как все мальчишки. Мне очень нравилась форма суворовцев, их черные брюки с лампасами, белые гимнастерки с красными погонами…

– Аркадий, не говори красиво, – величавым жестом прервал его Леонтьев, демонстрируя, что с романом Тургенева «Отцы и дети» он как минимум знаком. – Все намного проще. Напротив нашего министерства раньше было суворовское училище.

– Да, я знаю, мы здесь жили неподалеку, – вставил «новобранец» свои «пять копеек».

– Вот и прекрасно, – обрадовался редактор. – Возле училища есть продовольственный магазинчик, его местные жители по старой памяти «суворовский» называют. Так вот. Сбегай в магазин и купи две бутылки водки, буханку серого хлеба, к вечеру как раз горячий подвозят, и две селедки, только обязательно бочковые, и пожирнее выбирай. Валька! Лук у нас есть? – своим звучным голосом прокричал редактор, и из соседней комнаты тотчас раздался голос машинистки: «Целых три луковицы».

– Значит, лук покупать не надо. Держи деньги и – одна нога здесь, вторая уже тоже здесь.

Отправляясь в суворовский магазин, куда он еще детсадовским малышом, зажав в кулачке медный пятак, частенько прибегал, чтобы купить свежий бублик, Аркаша одно лишь заклинание твердил: только бы никого из знакомых не встретить. И первой, кого он увидел, была уборщица Айниса, тетя Аня, как ее звали и взрослые, и дети. «Ноги вытирай», – буркнула тётя Аня, но, к счастью, его не узнавая. Он взял с полки хлеб, со знанием выбрал две селедки – дело привычное, не раз в этом магазине по поручению родных селедку покупал, – и протиснулся к прилавку. Хорошо, что продавцы здесь давно поменялись. Преодолевая смущение – водку-то покупал впервые в жизни, протянул деньги и, сам не понимая, с чего вдруг, брякнул: «Килограмм водки».

– Чего, чего? – опешила продавщица, а потом рассмеялась. – Ну ты хохмач. Надо же – водки ему килограмм. Ну, держи свой килограммчик, – она протянула ему две поллитровки и снова рассмеялась.

С объемистым свертком в руках поспешил в редакцию, где юного гонца ждали с нетерпением.

Сославшись на какие-то неотложные дела, Аркадий отказался от участия в попойке и отправился домой. На следующий день, часам к десяти, он приехал в редакцию, где, кроме Вальки-машинистки, никого не было. Она запихивала в полуразвалившийся шкаф свернутый матрас – не было никаких сомнений, что ночевала она здесь же. В помещении, что называется, дышать было нечем – тяжелый запах алкоголя и табака перешивался с запахами неубранной еды, на столах валялись куски недоеденной селедки. Повсюду – пустые бутылки, из-под водки и дешевого портвейна. Судя по всему, приверженность к суворовцам здесь вчера проявляли еще не раз.

– Ты чего приперся ни свет ни срамши? – попеняла ему машинистка. – У нас сегодня верстки нет, раньше двенадцати никого не будет.

Она принялась собирать грязную посуду, потом бросила, взялась за веник.

– Чего стоишь –руки в брюки, – прикрикнула она на новичка. – Все равно дел никаких нет. Давай, помогай.

– Я позже зайду, часам к двенадцати, – ответил Аркадий и твердо, с вызовом даже, добавил: – Я сюда курьером устроился, а не уборщицей.

– Ишь ты, барин какой выискался, – визгливо начала Валька, но, видя, что парень направился к двери, тут же искательным тоном запричитала:

– Погоди, погоди, дай хоть рубчик-то на поправку, я в получку отдам.

Возле входа Аркадий еще накануне приметил «почти новый» мотороллер – проржавевшую «Вятку», которая с трудом, кашляя, как больной в последней стадии чахотки, но все же завелась. Номерного знака на этом допотопном транспортном средстве не было. Аркадий снова зашел в редакцию, ножницами вырезал заголовок газеты, приклеил на картонку и приспособил свое изобретение вместо номера. После чего, удовлетворенный, отправился по своим делам.