Донбасс – сердце России

800 тонн бетона над Донцом

Но, конечно, куда более известен другой Артем Ивана Кавалеридзе – на Святых горах. Место выбрал сам скульптор, отказавшись ставить монумент внизу, возле корпусов монашеской киновии. Все верно – с высоты меловых круч 28?метровый Артем виден очень далеко – за много километров до Святогорска. Говорят, что всего за четыре дня плотники сделали лекала для секций памятника, их везли на подводе наверх, где постоянные партнеры Кавалеридзе, семья Орленко, делала отливку, потом при помощи примитивного крана секцию ставили на место. Так все 800 (!) тонн и поставили. Кстати сказать, у семьи Орленко были свои фирменные рецепты изготовления бетона, которые они никому не передавали. Краеведы Святогорска утверждают, что из-за этого приходится туго сегодняшним реставраторам – современный бетон не желает «приживаться» к бетону Орленко и через время отпадает, внося отчаяние и хаос в души местных музейных работников.

Сказать, что у Ивана Петровича вышел шедевр – ничего не сказать. Кроме того, что сам по себе это, наверное, самый большой кубистический монумент, памятник Артему – единственный в мире революционный памятник, стоящий над монастырем, да не просто монастырем, а Лаврой! На цоколе постамента высечена фраза товарища Артема: «Зрелище неорганизованных масс для меня невыносимо!» и подпись – «А».

Старая, еще послевоенных времен легенда гласит, что с ладони Артема косил из пулемета гитлеровцев неизвестный красноармеец, а когда Красная армия гнала их из Сталинграда, там же сидел немецкий корректировщик огня. Или наоборот? Кто ж теперь скажет? На то она и легенда, чтобы разночтения позволять.

На самом деле, в этом районе наши войска под огнем немцев переправлялись на левый берег Донца. По некоторым данным за три дня в августе 1943 года здесь полегла дивизия. Практически вся – 11 000 человек. Артему, ясно, тоже досталось, второй раз уже за войну. Но ничего, уцелел. В августе 2015 года украинские националисты присматривались к гиганту – как бы его свалить? Небольшие памятники Артему в Харькове, Артемовске, Кривом Роге они уже уничтожили. А вот что делать со святогорской махиной, придумать не смогли. 800 тонн – это не шутка! Ох и прозорлив же был Иван Петрович, возводя столь масштабное сооружение (кстати, денег, отпущенных на него, не хватило, и Кавалеридзе доплатил 5000 рублей из своего кармана).

Несть пророка в Отечестве своем. В хрущевскую «оттепель» на уникальный памятник, подобный которому трудно сыскать не только в Европе, но и в целом мире, обрушились с критикой за «авангардизм». Это, кстати, одна из причин, по которой Кавалеридзе не смог пробить восстановление «первого» Артема в Артемовске.

Памятник, безусловно, давно стал одной из визитных карточек Донбасса. Его необходимо изучать, писать о нем монографии, повести, рассказы и стихи, возить специальные экскурсии «на Артема» по 17, скажем, евро с человека. Одним словом, пиарить его, гордиться им, беречь его, как творение титана духа в честь титана дела. Что и будет сделано, уверен, со временем, когда дикари уйдут в прошлое, как жуткий сон от несварения желудка в обществе.

Машрут: славянский Тор

С Харьковщины в Донбасс ведет одна большая автомобильная дорога – Москва—Харьков—Ростов – и две железнодорожные линии. Одна из них, покинув Святогорск, идет к крупнейшей в Донбассе сортировочной станции Красный Лиман, вторая входит в Донбасс со стороны Лозовой и привозит нас в Славянск. Этот сравнительно небольшой городок (около ста тысяч жителей) стал известен всему миру в 2014 году: именно здесь поднялось знамя русского сопротивления украинскому нацизму. Что интересно, и Славянск, и отстоящий от него всего-навсего на 28 километров Красный Лиман – это города с преобладающим малороссийским населением, однако же, именно здесь народ Донбасса впервые показал, что для него понятие «русский» не сводится к узкоэтническому термину.

Впрочем, давайте рассмотрим Славянск подробней, а после посетим Красный Лиман, к которому автор этой книжки питает нежную привязанность по причинам, о которых будет сказано ниже.

Итак, Славянск. Слобода Тор. Годом основания считается 1645?й. Долгое время ценность его виделась русским людям исключительно в наличии соляных озер, дававших неплохой приварок казакам разных видов.

Помните, как разницу между казаками разъяснял аверченковский «Сатирикон»: «Казаки были также разные. Одни жили на берегах Днепра, воевали с татарами и с проезжими на большой дороге, били всякого, кто подвернулся под руки, и водку называли “горилкой”. Сами же назывались запорожцами. Другие казаки жили на берегах Дона, воевали с татарами, били, кого Бог послал, и водку называли “горелкой”. Назывались они донцами. Третьи жили на Урале, воевали с татарами и с обозами купцов, били, кого могли одолеть, и водку называли “вином”. Эти назывались уральскими казаками. Несмотря на столь выпуклые противоречия в программах казачества запорожского, донского и уральского, все они сходились в одном и главном пункте – в горячей любви к тому, что запорожцы называли “горилкой”, донцы – “горелкой”, а уральцы – “вином”».

На соляных озерах Тора/Славянска сходились шкурные интересы любителей «горилки» и «горелки». Впрочем, здесь они еще как-то мирились, а вот в Бахмуте за тамошние соляные копи бились насмерть. И одна из таких драк привела даже к знаменитому восстанию Кондратия Булавина, увековеченного советской пропагандой в камне и названиях улиц и населенных пунктов и шахт.

Отдал дань уникам Славянска и младший сын знаменитого канцлера Российской империи при Александре I графа Виктора Кочубея – князь Сергей Кочубей. Это тот самый «аристократ хохлацких кровей», о котором мы еще подробно расскажем, рассматривая историю возникновения Донецка. А пока только скажем, что идея использовать грязи соленых озер Славянска в лечебных целях (крестьяне всей округи давно заметили, что грязца сия зело хороша при болях в ногах и «попереке» – сиречь пояснице) принадлежит именно ему. Со второй половины XIX века пошла гулять по Руси великой слава славянского курорта, окончательно утвердившаяся уже в советские времена. Нынче здесь даже одна из станций называется «Славянский курорт» и на ней делали, пока ходили, остановку даже скорые поезда.

В части культурной славы Славянск может отчитаться в том, что в городе родился известный русский художник Петр Кончаловский, чьи потомки теперь снимают кинематографические блокбастеры под фамилией Михалков и Михалков-Кончаловский. То есть дочь Кончаловского в свое время вышла замуж за автора многочисленных басен и гимна Советского Союза, детского поэта Сергея Михалкова и родила ему сыновей – Андрея и Никиту Михалковых. «Подстриженный газон», как говорят склонные к сдержанным иносказаниям англичане.

Славянский курорт посещали многие более или менее известные лица. Но все ж таки не Баден-Баден, поэтому вспомним только о заезжавших и подолгу гостивших каждый в свое время композиторе Дмитрии Шостаковиче и виолончелисте Мстиславе Ростроповиче. Оба оставили здесь чарующие звуки музыки, но никак не свои личные впечатления. Чего не скажешь об ироничной музе Антона Чехова.

Антон Павлович Чехов проездом из Святых гор обозначил Славянск для вечности: «Город – нечто вроде гоголевского Миргорода; есть парикмахерская и часовой мастер, стало быть, можно рассчитывать, что лет через 1000 в Славянске будет и телефон. На стенах и заборах развешены афиши зверинца, под заборами экскременты и репейник, на пыльных и зеленых улицах гуляют свинки, коровки и прочая домашняя тварь. Дома выглядывают приветливо и ласково, на манер благодушных бабушек; мостовые мягки, улицы широки, в воздухе пахнет сиренью и акацией; издали доносится пение соловья, кваканье лягушек, лай, гармоника, визг какой-то бабы…»

Справедливости ради стоит вспомнить еще и автора известной малороссийской песни, которую, чего там, любят иной раз спеть и на российских пирушках, – «Дывлюсь я на нэбо». Ну! Припоминайте! – там еще автор пеняет создателю за то, что он не сокол и не может летать… Звали его Михаил Петренко. Возможно, он родился в Славянске, возможно, здесь жил. Украинские литературоведы пока не решили окончательно. Это все, что мы считаем необходимым сообщить вам о сем сочинителе. Песня хорошая, очень малороссийская, очень. Кстати, один мой приятель как-то спросил меня: «Ты заметил, что все украинские песни начинаются со слова «ой»? – «Ой, попид горойю козакы йдуть» etc. Возможно, из-за традиционной жалобности малорусских песен и песня Петренко является образцом того, как надо подавать петицию Господу Богу.

Но в советское время истинным «селебрити» славянской старины считали «великого пролетарского писателя» Максима Горького. Как по мне, господа-товарищи соцреалисты, оказали Алексею Максимовичу медвежью услугу, прилепив к его имени вышеозначенную табличку «пролетарский». Из-за этого у народа сложилась определенная опаска – а ну, как он начнет щас про станки и слесарей повести в нас вкладывать! На самом же деле Горький – прекрасный писатель, о чем свидетельствуют, в первую голову, тиражи его книг, сравниться с которыми в свое время мало кто мог. Ведь Джоан Роулинг еще не написала свою историю про Гарри Поттера…

История же взаимоотношений Горького и Славянска хотя и не очень занимательна, но поучительна в том смысле, что не спешите отрицать в пролетарском писателе «пролетарскости». Вот эта история полностью.

Донбасс в судьбе: А.М. Горький

Она началась в 1988 году, когда автору этих строк пришлось проехаться по работе в Славянск.

Простая табличка

На стенке железнодорожного вокзала была обнаружена табличка, гласящая: «Здесь, на станции Славянск, в 1891 году работал монтером по ремонту пути великий пролетарский писатель Максим Горький».

Время было ровно столько, чтобы добраться до городского краеведческого музея и задать его сотрудникам вопрос, нет ли какой конкретики по пребыванию великого писателя в Славянске, услышать ответ «немного, но есть». Пожелтевшие газетные вырезки, несколько страничек рукописного текста – вот и весь набор источников, поведавших скромную повесть пребывания великого русского писателя на донецкой земле.

«Мужчина высокого роста»

Алексей Пешков, некоторое время спустя ставший Горьким, пришел в Славянск в 1891 году во время своих «хождений по Руси». Можно предположить, что Алексею Максимовичу банально надо было заработать на жизнь.

Максим Горький

Увидел на станции сторожа, Сергея Кудиенко, разговорился. А располагать к себе людей он, великий знаток человеческих сердец, умел всегда. Полвека спустя сестра Кудиенко, Марфа, рассказала городской газете «Большевик» о том, что было дальше:

«В 1891 году мой брат Сергей Кудиенко сторожевал на станции. Жили мы в Былбасовке (поселок возле Славянска), в полуподвале. Как-то утром Сережа пришел домой не один, а с мужчиной высокого роста. У незнакомца были длинные волосы. Это и был Алексей Пешков.

– Дай-ка, мать, что-нибудь перекусить, – обратился Сережа к жене.

Я тогда у брата за няню была – присматривала его детей. Помню, заплакала девочка, невестка косо посмотрела на меня – успокой, мол. Часа через три проснулись и брат, и Пешков. Легко перекусили, быстро собрались и направились к артельному старосте. Вернулись, когда Луна взошла над Карачуном. Грязные и утомленные».

«Милое молодое лицо»

Сам Кудиенко откликнулся в том же 1936 году на смерть знаменитого писателя, с которым он в далекой молодости таскал шпалы и чугунные накладки да забивал кувалдой костыли.

«Услышав о смерти Алексея Максимовича, сердце мое так заболело, что и высказаться не могу. Много прошло времени, когда мы с Алексеем Максимовичем работали на станции Славянск, однако все помню, точно это было вчера. Припоминаю его милое молодое лицо, его синюю рубаху и серые брючонки, в которых он пришел к артельному старосте. Работали мы вместе ремонтными рабочими на железной дороге, подбивали и заменяли шпалы, сменяли переводные бруски, выполняли прочие черные работы. Работа была адская, очень тяжелая, тянулась с утра до вечера.

Алексей Максимович жил с рабочими в казарме. Однако недолго он работал, вскоре поехал на станцию Близнюки (Близнецы, нынче Дон. ж.д.), где и поступил ночным сторожем».

Горьким его еще не называли…

Славянский знакомый Горького Сергей Кудиенко всю жизнь баловался стихами.

Выходило у него нечто вроде тех дум, которые пели по всей Малороссии слепые старцы под заунывную кобзу. Посылал он их и Горькому, тот, по рассказам славянских краеведов, будто бы отвечал ему: «Тяжелая эта работа – писать. Куда тяжелее, чем та, когда мы с тобой шпалы таскали». На кончину Горького Сергей Иванович тоже откликнулся такой «думой». Вот ее частичный текст, подтверждающий горьковскую мысль о тяжести литературного труда…

Ремонтные работы производили…
С этих тяжелых трудов многие уходили,
Такой урок задавали, по 60 шпал сменяли.

Труд этот испытал Алексей Максимович Горький. В 1891 году на станции Славянск работал летом, Горьким его не называли.

О таланте его еще не знали,
Что такой великий гений
Пробирался сквозь густой терний…

И так на две странички, вырванные из тетради. Несколько лет назад я попросил коллегу, отправлявшуюся в Славянск в командировку, зайти в музей и скопировать бесценное свидетельство о жизни Горького в Донбассе целиком. Документ музейные работники найти не смогли. Пропал он, и, похоже, навсегда. А жаль. Документ, стоящий многих…

Маршрут: Красный Лиман – красота встречается с прогрессом

Сегодня даже некоторые продвинутые интеллигенты из Москвы слышали, что Красный Лиман – это там, где много леса в степном в общем-то Донбассе. Сам Донбасс знает, что Красный Лиман – это невероятно грибное место – еще бы – такие дремучие леса… И некоторые всезнайки ведают, что Красный Лиман – одна из крупнейших железнодорожных станций на просторах бывшего Союза.

От Славянска почти строго на восток 28 километров отличного шоссе с двумя мостами, один из которых железнодорожный.

Станция Красный Лиман, локомотивное депо

Но так было не всегда. К 1969 году, несмотря на то, что Лиман (а так именуют свой город здешние аборигены) давным-давно входил в число так называемых «ста решающих» железнодорожных станций СССР (около трети сортировочных работ всей Донецкой ж. д.), а Славянск был довольно крупным промышленным городом, в котором производили фаянс, керамику, трансформаторы, соль, соду, коксовые батареи, унитазы, копченые колбасы и рыбу, дороги между двумя райцентрами не было. То есть был, конечно, совершенно древний шлях, по которому, надо думать, добирался к месту битвы с половцами еще князь Игорь с бравыми дружинниками. Прошли века, в двух точках этого шляха поставили две пограничные русские крепости – в 1667-м была основана слобода Лиман, а в 1645-м – Тор, который, как мы знаем, спустя полтора столетия переименовали в Славянск. У городков, входивших в Изюмский уезд Харьковской губернии, сходные судьбы, и только в советские времена они пошли несколько разными дорогами.