Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

– В таком печальном, разорённом виде Херсонес, – продолжал дальше “лектор”, – уже под другим названием, он существовал, всё же, и дальше, давая прибежище уцелевшему местному населению. Оборотистые генуэзцы обустроили свою факторию на его уцелевшей от пожаров и разрушений сохранившейся части. Однако в изменившихся обстоятельствах торговля уже не шла, продавать и покупать было некому. Товарообмен захирел и прекратился, и бизнес у генуэзцев, что называется, прогорел. Они закрыли факторию, и херсонесское городище затем окончательно обезлюдело. Со временем, это место превратилось в подобие каменоломни из обработанных камней, которые в течение последующих столетий использовались новыми хозяевами Крыма для своих строительных нужд.

– Так, говоришь, генуэзцы? – неожиданно заинтересовался я, вспоминая, невольно, мою поездку по Италии и знакомство с этим солнечным, южным городом-портом. – Это те генуэзцы, которые, как ты сказал, мочканули Мамая в Кы-рыме?

– Ну, не те самые, – сыронизировал Олег. – Но, в общем, из тех же выходцев из Генуи. Генуэзцы же боролись с венецианцами за право вести торговлю в Таврике и, в итоге, вытеснили их, взяв затем всю внешнюю торговлю Таврики в свои руки. Торговали и строили, обустраиваясь на долгие времена на всём Крымском побережье. Строили на века, как ту знаменитую фортеттсу в Сугдее! И уж, наверное, дорогу получше бы сделали, чем эта! – воскликнул Олег, обходя очередную рытвину на этой давно не ремонтированной асфальтовой дороге.

По словам Олега, её, вроде как, собирались латать, и все эти кучки щебня и какие-то мешки с песком или что-там-было на её обочине у кипарисов предназначалось для ремонта дороги и возможно, обустройству обочин.

– Уже второй год, как эти рытвины образовались после сильнейшего ливня, размывшего местами старый асфальт, – посетовал он. – Ну да это ерунда. Вот когда мы с тобой на тропу Раевского выйдем там, за забором, – он махнул куда-то вперёд слева от нас, – вот там твоим кроссовкам придётся туго, – он скептический посмотрел на мои новёхонькие “Mizuno”.

– Нам осталось идти до тропы ещё минут восемь. Ты же не торопишься? – в его голосе прозвучало условное предложение не торопиться и, хотя мне не терпелось как раз побыстрее попасть туда, в зелёную чащу за забором, я не стал торопить его. Ведь Олег же сам прекрасно знал, сколько у нас есть времени и на его “лекцию”, и на наше восхождение.

– Не переживай! Успеем подняться – всё равно за один день только общее впечатление получишь. По – хорошему, туда надо идти на пару дней с ночёвкой. Можешь такое увидеть, что… – он не договорил. – Так что, завтра, по-любому, пойдём на гору с утра. Успеешь всё посмотреть своими глазами, о чём я тебе сегодня расскажу. Там же были древние укрепления – я тебе потом их покажу. Ну и прочее, – помимо приглашения к путешествию, в его голосе звучала недосказанность, сулившая мне что-то особенное, помимо новых впечатлений и знакомства с заповедными уголками Горы.

Невольно, я вспомнил о разговоре с ним в гостиной, и как всё рассказанное им поразило меня своей загадочностью…

– Он что – то явно ожидает от нашего похода на Гору. Ладно, наберёмся терпения. Сегодня или завтра – что же там будет наверху? – мелькнула у меня мысль.

В зарослях высоких кустов за решетчатым зелёным забором с колючей проволокой поверх него послышалось какое-то карканье. Олег остановился, оглядываясь в сторону леса.

Невольно я обратил внимание на то, что каждый раз, когда где-нибудь рядом с нами слышались пусть и неприятные, но такие обыденные для меня звуки невидимого присутствия этих осторожных и хитрых птиц, мой партенитский товарищ как-то обострённо реагировал на их “звуковое” присутствие. Ну, летают себе и каркают. Хотя так специфически-противно. И что с того? Может, там, где-нибудь рядом мусорный контейнер… А у Олега, похоже, какая-то фобия на них. Возможно, из-за недоброй славы, как у существ потустороннего мира, и карканье вороны не сулит ничего доброго человеку?

Я как-то не заморачивался такими приметами и суевериями об этих умных, догадливых и нагловатых птицах.

– Укрепления? Чьи? – спросил я, повернувшись к нему.

– Можно сказать, что, готские, – помедлив, обернулся он ко мне. – Увидишь потом сам. А вот касательно генуэзцев, – продолжил он, подходя ко мне, – они появились в Таврике вначале просто, как торговцы, почти одновременно с татарами, в середине 13-го века.

Говоря это своим обычным, спокойным голосом, что-то в его поведение подсказывало мне, что он не просто так повернулся на карканье той вороны.

– Может, – в шутку подумал я, – он понимает их язык?

– А до этого, с 1206 года, – мы уже шли бок обок с ним рядом, – там уже были венецианцы, которых поддерживали крестоносцы, захватившие до этого Константинополь, и располагались они со своими факториями и складами в тогдашней Сугдее. В 1266-м году генуэзские купцы обосновались в древней Феодосии, выкупив местные земли у татар, и развернули там потом кипучую деятельность, перестроив и превратив ее к 1350 году в новый, хорошо укрепленный город, с цитаделями-башнями, под названием Кафа, – продолжал Олег свой рассказ.

– Начиная с середины четырнадцатого века они уже действовали нагло и беззастенчиво на южнобережье Крыма, захватив в 1357-м году феодорийскую крепость Чембало, пользуясь разногласиями в Золотой Орде. Италийцы были в союзнических отношениях с татарами еще с 1266 года, когда племянник Менгу-Тимура, золотоордынского хана, разрешил им обустройство морской фактории в Кафе. Ну, а Тохтамыш, убрав в Кафе руками генуэзцев Мамая, бежавшего с Куликовского поля сюда, в Крым, узаконил затем захваченные генуэзцами все бывшие земли феодорийских готов на побережье Крыма от Чембало до Кафы, то есть, от Балаклавы до Феодосии и Керченского пролива! После того известного тебе поражения Мамая на Куликовском поле в 1380-м году, его князья и мурзы перешли на сторону хана Тохтамыша, и тот объединил под своей властью всю территорию Золотой Орды. А уже потом совершил тот самый опустошительный поход в августе 1382-го на Москву и захватил её с помощью подлого обмана – ведь там уже стояли каменные стены! – пообещав жителям города не трогать их, позволив им откупиться данью. Устроив там затем просто резню, убивая даже младенцев. И поджёг её. Московского князя Дмитрия Донского, кстати, в городе в тот момент не было – он покинул её, чтобы собрать войска, и москвичи были вынуждены самостоятельно обороняться от ордынцев.

– Опять этот Тохтамыш! – воскликнул я.

– Ну да. Я же тебе ранее сказал, что ещё расскажу о нём. Уж слишком много зла принесла Руси эта одиозная фигура, связанная и с историей Крыма, и Руси, – взглянул Олег на меня. – А дальше он занялся грабежом и разорением центральных областей тогдашних русских княжеств.

– Постой, – перебил я Олега, – так этот Тохтамыш, что, спалил Москву? – дошло до меня, наконец. – А Едигей – Херсонес?

– Именно, – кивнул он головой. – Я думал, что ты знаешь об этом. Не просто спалил, а изничтожил все строения деревянные, включая дубовые палаты. Хотя белокаменный Кремль, построенный Дмитрием Донским в 1368 году после очередного пожара в Москве, устоял. Но, при этом, там сгорели все древние рукописи, исторические записи и летописные свитки, собранные в кремлёвском хранилище.

– Вот жалость-то, какая! – во мне невольно заговорил библиофил.

– Да, жалко. Ещё как! – кивнул головой Олег. – Тем более, что вся эта ценнейшая для нас “книжная рухлядь” была словно нарочно собрана для этого в одном месте. Вот тебе и обратная сторона библиофильства. Как можно узнать о том, что было раньше, если вот такие пожары и уничтожали сразу целые библиотеки первоисточников из тысяч, бережно собранных в одном месте, бесценных для нас свидетельств исторических сведений о подлинном прошлом? – проговорил он, словно раздумывая вслух.

И продолжил опять об этом поганце:

– Разграбил в Кремле и вывез церковную золотую утварь и всё, что его лихоимцы нашли ценного в боярских и посадских домах, изрубив при этом десятки тысяч мирных жителей. Таким образом, Тохтамыш и показал московитам, кто хозяин на Руси. Они, верно, как и ты, думали, что после Куликовской битвы стали независимыми от татар и можно не платить им дань. Но вот пришёл новый хан, и всё пошло опять по кругу.

Его голос прозвучал, чуть ли не как реквием по тому времени и тем загубленным жизням. Стало как-то безрадостно-грустно.

Олег, между тем, вкратце прошёлся по этой страничке этих давних событий, тесно переплетенных с историей Крыма. По его словам, этот поход татар и их союзников на Москву опять восстановил вассальную зависимость Северо-Восточной Руси от Орды еще на 100 лет!!! Это нашествие оказалось чрезвычайно разорительным для древней Руси и стало своеобразным повторением нашествия Батыя на Русь за 130 лет до этого.

– Вот тебе и победа на Куликовском поле! – мне было жалко и горожан, и город, как до этого Херсонес, разорённый Едигеем.

Соперничавшие друг с другом, они были одинаково оба ненавистны мне.

Но это, оказывается, было ещё не всё. Олег ещё добавил соли на рану, сказав, что в правление уже Василия I, золотордынцы опять совершили поход на Москву в 1408-м году. На этот раз поход организовал уже сам Едигей, фактический правитель Золотой Орды. Хотя ему и не удалось взять штурмом каменную московскую крепость ходе трехнедельной осады, он опустошил и сжёг все её окрестности, соседние города и деревни. И увёл в полон на продажу купцам в крымской Кафе десятки тысяч русичей— физически крепких мужчин, женщин и девушек.

– Вот гад! – не выдержал я.

– Да все они были одни мирром мазаны, – снисходительно сказал Олег, – если так можно выразиться по отношению к этим иноверцам. Но, нужно сказать, что Едигей, хотя и талантливый монгольский военачальник, был лишь властным, теневым правителем, а вот Тохтамыш имел все права быть ханом, являясь потомком Чингизхана по линии старшего сына основателя династии чингизидов. Ну, а так, они стоили друг друга, воюя между собой долгие годы. Зимой 1406 года близ нынешней Тюмени состоялось шестнадцатое, и последнее, сражение между Едигеем и Тохтамышем, и Эдигей покончил, наконец, с этим неуловимым Джо, – сказал Олег с удовлетворением в голосе. – Однако, это оказалось лишь началом борьбы Едигея с сыновьями Тохтамыша, желавшими стать великими ханами Золотой Орды.

Да… Олег умел поддерживать и даже наращивать некую интригу в своём повествовании, держа меня в постоянном, притягательном, интересе к рассказываемой им информации.

– Между делом, он ещё взял и Киев в 1416-м году. Ну, а конец Едигею пришёл в 1419-м году, когда его убил один из сыновей Тохтамыша. Так что, круг замкнулся. И как оказалось впоследствии, Едигей был последним объединителем классической Золотой Орды под своей властью. Кстати, князья Юсуповы – ты же слышал о таких? Так вот – они были прямыми потомками этого самого Едигея по мужской линии! Ну, а так, эти и многие другие известные в прошлом представители родовитой русской знати, уходили генеалогическими корнями к своим прародителям, в чьих жилах текла монгольская кровь. Те же, скажем, Годуновы, Голицыны, Ермоловы, Суворовы, Шереметевы и прочие. Да и тот же, например, Тургенев или, скажем, Карамзин, который был из рода татарина Кара-Мурзы.

– Ну, что сказать, – хотел, было, высказать что-то умное я на этот счёт, и замолчал.

Эти краткие сведения ещё раз показали, насколько Олег много знал об этом периоде в истории, в котором так тесно переплелись ветви монгольских и русских знатных родов и косвенно, история древней Руси, имевшей в течение трёх сотен лет чуть ли не общую историю с этими завоевателями из далёких монгольских степей, пока, наконец, на Руси не настали новые времена, и я надеялся, что услышу от Олега и дальше продолжение этой и прочих историй.

– Интересно, – подумал я, останавливаясь, чтобы поправить развязавшийся шнурок на левом кроссовке, а как в нынешней Монголии описываются все эти события, походы и завоевания их предков? Что они пишут об этом в своих учебниках по истории, считая Чингиз-хана выдающейся личностью и полководцем мирового масштаба, которым гордятся нынешние монголы, чьё “великое” Прошлое, закончилось с окончанием эпохи монгольских завоеваний. Ну да ладно. Давно это всё это было. И многого не знаю – я же не историк. Не говоря уже о том, что я вообще почти ничего не знал об истории Крыма до его последующего присоединения к России Екатериной Великой.

– Что уж там говорить – триста лет “соседствовали” с ними, – cказал он невесело, остановившись вслед за мной. – А ты знаешь, сколько раз крымцы и ногайцы нападали на Русь после обособления крымского ханства от Золотой Орды?

Не услышав от меня ответа – а, что я мог сказать ему? – он проговорил, что только с 1534-го по 1584-й год они нападали на Русь 28 раз, а в ответ Русь лишь дважды за это время ходила на бой с ними в Крым.

– Да ну? – только и смог выговорить я, безмерно удивляясь, не зная ничего об этом.

– Слабым было тогда российское государство…, – протянул задумчиво Олег. – А число русских, украинцев и поляков, угнанных крымскими татарами в рабство с середины 15-го по конец 17-го века, оценивается в чуть меньше 2 миллионов человек, – продолжил он мрачную статистику.

Представив себе всю эту огромную собирательно-безликую людскую массу мужчин и женщин – матерей, мужей, детей, сестёр и братьев – взятых в иноземный полон и оторванных от родных, разорённых татарами, очагов и затем навсегда разлученных друг с другом, проданных в рабство туркам, египтянам и арабам и развезённых затем по разным городам и весям, где все они стали невольниками, обреченных на рабскую жизнь и горькие стенания, храня в памяти образы своих безвинно убиенных родных и близких, вспоминая до конца своих дней страшные картины татарского набега, я внутренне содрогнулся.

– А сколько людей погибло при крымскотатарских нападениях? Знаешь ли ты о походе крымского хана Девлет Герея на Москву в 1571-м году c его 150-тысячным войском!? Это было уже во времена правления Ивана Грозного.

Он махнул рукой, понимая, что здесь и говорить нечего – всё это было мне совершенно не известно.

– Да они только пленных одних привели тогда на невольничьи рынки в Кафе 60 тысяч россиян!

– Офигеть! – только и выдавил я из себя.

Олег замолчал, думая о чём-то своём. Всё также медленно, не торопясь, мы пошли дальше. Я начал в чём-то лучше понимать душевное состояние моего товарища – разговоры на такую тему требуют особого осмысления и, желательно, в тишине, без суеты и поспешания. И уж никак не торопясь по дороге в лес.

Что касается тишины – здесь всё способствовало такой беседе. Вокруг было тихо – никаких людей; никаких отвлекающих разговоров и шума вокруг нас; никаких машин и шумного автотранспорта и, даже, никого из строителей, хотя периодически откуда неподалёку, справа от нас, впереди стали доноситься приглушенные голоса рабочих и звуки – стуки каких-то ремонтных работ.