Будущее в тебе

Двигались мы цепочкой по одной лыжне. Впереди, метров за тридцать от остальных, периодически меняясь местами, шли Кукин и Якут. Это были, пожалуй, два наших самых лучших лыжника и следопыта. Оба, в довоенном прошлом, профессиональные охотники, оба из Восточной Сибири. Только один по внешности типичный русак, а во втором сразу было видно азиатское происхождение – мужик небольшого роста, с изрядно приплюснутым носом и раскосыми глазами. За этим передовым дозором двигался я, за мной Шерхан, замыкал нашу колонну Кузнецов.

Даже на близком расстоянии нас было невозможно отличить от финнов. Такие же маскхалаты, тулупы, шапки, оружие и лыжи. Подозрение мог вызвать только вид Якута, но, в конце концов, на севере Финляндии тоже встречались узкоглазые аборигены. В нашем случае его вид, как это ни парадоксально звучит, наоборот, мог пойти нам на пользу. Финны подумают, что русские не настолько же тупы, чтобы в группу дальней разведки включить человека, сильно выделяющегося своей азиатской внешностью. Значит, это – свои, и маленький человек – тоже гражданин Финляндии. Тем более вся экипировка соответствовала стандартам Финской армии.

Если бы кто-нибудь нас издали разглядывал в бинокль, то в первую очередь, бросалось бы в глаза оружие. Но и тут в нашей группе всё было в порядке. Первые два лыжника были вооружены финскими винтовками, остальные – автоматами «Суоми». Кстати, об этом автомате – мне он очень понравился, а именно – своим высочайшим качеством. Ещё ни разу, за всё время его эксплуатации, даже в неумелых руках моих бойцов, не было ни одного сбоя или перекоса патрона. Автомат работал, как швейцарские часы. Он был очень внешне похож на ППД, который я хорошо изучил в эскадроне. Правда, присутствовали некоторые конструктивные особенности и отличия. Патронный диск был похож на диск нашего ППД. Этот магазин барабанного типа вмещал 70 патрон (9 x 19 мм «Парабеллум»). По моим личным впечатлениям, этот автомат стрелял гораздо кучнее ППД, и прицельная дальность его была больше. Всё бы хорошо с этим автоматом, но имелся там очень большой недостаток. Уж очень тяжёлым и громоздким было это оружие. Я специально взвешивал его на весах, которые брал у Бульбы. Его вес вместе с барабанным магазином был больше семи килограммов. Одного диска с патронами для неопытного стрелка хватало на несколько минут боя, а в бою таскать с собой большой запас этих магазинов было невозможно. Поэтому я был очень рад, когда мы на егерском блокпосту обнаружили большое количество коробчатых магазинов. Ёмкость этих пеналов была – 50 патронов и их было гораздо удобнее переносить. Тем более мы нашли у егерей и штук двадцать разгрузочных жилетов. Да и сам автомат, снаряженный этим магазином, было гораздо удобнее носить. Закинул за спину, и никаких проблем, и выступающий диск не давит тебе на позвоночник.

Одним словом, все автоматы в нашей группе были оснащены коробчатыми магазинами, а всего их было по десять штук на каждый ствол. Кроме этого, было по четыре гранаты на брата и по три килограмма продуктов. Всего, с разными мелочами, каждый из нас тащил 35 килограммов груза. Мелочи это были относительные, без них выжить несколько дней в зимнем лесу было затруднительно. Например, у егерей мы нашли очень интересную вещь для ночёвки прямо в снегу. Это было довольно большое стёганое одеяло с набивкой из гагачьего пуха. По краям у него были тесёмки, если их связать, из этого одеяла получался большой мешок. Как рассказали пленные, забравшись в этот мешок, можно было отлично выспаться даже на сильном морозе. Мы назвали это приспособление – спальным мешком. Везли мы и керогаз с запасом керосина. Таким образом, подготовлены мы для выполнения этого задания были весьма неплохо. И основная заслуга в этом была нашего старшины. Бульба ничего не пожалел для нашей группы. Я думаю, что разведгруппы дивизии, а может даже и армии, были оснащены похуже, чем мы.

Такие вот мысли иногда возникали в моей голове, но в основном весь организм был настроен на движение и постоянный контроль за окружающей местностью. Каждый час мы делали остановки. В середине дня устроили привал, вскипятили в котелках воду на чай, открыли на каждого по банке тушёнки. Перекусив, отдохнули ещё минут двадцать и двинулись дальше. Судя по карте, если двигаться, объезжая все населённые пункты, нам до намеченной цели нужно было пройти 37 километров. Именно такой маршрут движения я выбрал. Пока он был оправдан. За всё время нам не встретился ни один человек. Даже свежих лыжных следов мы ни разу не пересекали.

До предполагаемого района окружения приданных моторизованных частей и двух батальонов 44-й дивизии, мы добрались только к ночи. На ночёвку расположились километрах в трёх от дороги к посёлку Раате. Перекусив и определив порядок смены часовых, я выкопал в снегу нору, забрался туда и закутался в спальный мешок. Дежурили по два человека, смена наступала через час двадцать. В этом наряде не участвовали только два человека – я и Шерхан. На Асаенова были возложены обязанности кашевара, ну а я не дежурил из-за своего командирского статуса.

Подъём был в 7-00. Встали все дружно, выспались в этих финских спальных мешках просто отлично. Шерхан поднялся раньше всех и приготовил горячий завтрак. В 7-30 мы уже выступили на обследование дороги. Я намеревался вдоль этой трассы дойти до следующей деревни, там взять «языка», которому и задать все интересующие меня вопросы. По имеющимся у меня данным, именно по этой дороге двигался бронированный кулак 44-й дивизии. А встал он как раз у Раате, наткнувшись на укрепрайон финнов.

К дороге мы выдвигались двумя колоннами, впереди каждой ехали наши следопыты. Видимость была отличная, снега не было, температура была не ниже пятнадцати градусов мороза. В общем, жить можно. Перед самой дорогой с нашей стороны был какой-то высокий вал. Посмотрев на него в бинокль, я ужаснулся. Этот вал был образован сваленными друг на друга трупами наших солдат. Сверху всё это страшное сооружение было присыпано снегом, но всё равно из-под снега выступали части тел в красноармейской форме. Эти сволочи, финны, даже не удосужились похоронить погибших солдат. Просто, освобождая для проезда полотно дороги, накидали тела вдоль обочины.

От увиденного яростью переполнилось всё моё существо, заставляя бешено биться ставшее совсем уже недобрым сердце. Хотелось в клочья растерзать первого попавшегося на глаза финна, и совсем не важно – военный он или гражданский. Однако, загнав все эмоции в глубь себя, я приказал начать движение вдоль дороги. Было заметно, что другие бойцы, увидев этот вал из тел погибших наших братьев, испытывают чувства аналогичные моим.

Минут через тридцать нашего движения мы упёрлись в ещё одну дорогу, пересекавшую трассу. Остановившись перед ней минут на десять, чтобы хорошенько оглядеться, мы направились вдоль этой новой дороги. Это решение возникло у меня спонтанно. В принципе, мне было всё равно, где брать «языка». А эта дорога явно вела в какой-то небольшой населённый пункт. Во-первых, она была не чищена, а во-вторых, следов на ней было мало. Якут определил, что на этой дороге имеются следы только двух санных экипажей. К тому же они проехали совсем недавно, уже после выпавшего ночью небольшого снежка.

Я посчитал, что для нас гораздо безопасней захватить пленных вдали от оживлённой трассы. И даже местный житель ещё лучше, чем военнослужащий. Наверняка он больше осведомлён о том, что здесь случилось. Всё-таки прошло уже почти две недели, как с моторизованными частями и двумя батальонами 44-й дивизии пропала всякая связь. Финские военные подразделения, которые здесь находились в то время, спокойно могли направить куда-нибудь в другое место.

Километра через три впереди идущий Якут поднял руку и остановился. Мы тоже остановились и рассредоточились. Я, пригибаясь, подкатил к нашему следопыту. Якут, прислонившись к дереву, смотрел вперёд по ходу нашего движения в бинокль. Как только я приблизился, Якут опустил бинокль, повернулся ко мне и сказал:

– Однако наших там здорово потрепали, танков и подбитых машин полно. Дорога совсем перекрыта, вон, даже финские сани стоят, проехать не могут.

Я посмотрел в указанном направлении в свой бинокль. И пришёл в ещё большее ошеломление, чем час назад, когда увидел вал из мёртвых красноармейцев вдоль обочины центральной трассы. На этой дороге всё выглядело гораздо страшней. Кроме лежащих на полотне мёртвых тел, повсюду стояли сожженные танки Т-26, бронемашины, тягачи с орудиями и грузовые автомобили. Зрелище последствий нашего поражения было просто жуткое. Правда, разглядывая эту картину, я заметил некоторые несуразности. Меня очень удивило то, что техника и лежащие трупы не были засыпаны снегом, но потом я увидел причину. Вдоль этой уничтоженной колонны ходило семеро финнов в военной форме и мётлами счищали снег со сгоревшей техники и лежащих трупов. Немного в стороне стояло ещё три человека, но они были одеты в гражданское. У двоих из них в руках я разглядел фотоаппараты, а у третьего на плече висела кинокамера.

В мозгах что-то щёлкнуло, и мне всё сразу стало ясно. Вспомнилось, что и к нам в роту приезжали корреспонденты с фотоаппаратами. Они тоже выискивали натуру как можно более колоритную и кровавую. Так же, как и мы, финны тоже имели пропагандистскую службу и хотели использовать эффектные картинки уничтоженной русской военной колонны в целях поднятия боевого духа своей армии. Умом я всё это понимал, но всё же мне захотелось немедленно уничтожить этих свидетелей нашего поражения. Хотя, казалось бы – эти корреспонденты, люди сугубо гражданские и никоим образом не были виноваты в случившейся трагедии.

После минутного размышления на сторону эмоций перешла и моя логика. Я подумал, что захват этой группы финнов является идеальной возможностью для взятия «языка».

Во-первых, это место находится довольно далеко от всех населённых пунктов и от центральной дороги, а, значит, выстрелов никто не услышит. К тому же, может быть, даже и стрелять-то не придётся. У финнов, убирающих снег, оружия с собой не было. Я в бинокль разглядел, что винтовки они оставили в стоящих перед этой сожженной колонной двух санях, запряженных парами лошадей.

А во-вторых, корреспонденты должны быть очень хорошо информированы. Они, пожалуй, знают о судьбе разбитых частей 44-й дивизии больше, чем обычные финские офицеры, не говоря уже о хуторянах. А именно с хутора, куда вела эта дорога, я до этой встречи и был намерен брать «языка».

Этих корреспондентов специально привезли сюда, значит, они вхожи к большому начальству. И наверняка знают все новости и сплетни о разгроме наших войск. Несомненно, эту группу нужно было брать, а уже после допроса решать, что с ними делать. Если у кого-нибудь из них будут сведения, интересные для нашего командования, то их нужно будет брать с собой. Остальных же придётся закопать в снег прямо в этом лесу. Для себя я определил, что без большой потери в скорости передвижения мы сможем взять с собой максимум трёх человек.

Все проанализировав, я начал действовать. Прежде всего, поручил нашим снайперам Кукину и Якуту занять огневые позиции и взять на прицел финнов. При малейшей попытке кого-нибудь из них сбежать или оказать сопротивление стрелять на поражение. После того как мы захватим эту группу, отойти назад метров на двести и контролировать подступы к разбитой колонне советских войск.

Отдав этот приказ, я подкатил к остальным ребятам и объяснил им наши предстоящие действия. Даже нарисовал на снегу схемы движения каждой боевой пары. Когда все изучили свои манёвры, я скомандовал начинать операцию. Весь процесс захвата этой группы финнов в плен продлился от силы двадцать минут. Четыре человека работали по финским военным, четверо по корреспондентам, а двоих я выдвинул в заслон, чтобы никто не появился незамеченным со стороны хутора. Вся операция прошла без единого выстрела. Когда мы сгоняли пленных к месту, где я решил устраивать допрос, то это были уже не бравые вояки и уверенные в себе работники прессы, а жалкие, испуганные бараны. Приказания понимали, только если их ткнёшь стволом автомата или заедешь по шее прикладом. Лыжные палки мы оставили в лесу, чтобы они не мешались, а то их вполне можно было бы использовать вместо хлыста.

Допрос я решил устраивать между двумя сгоревшими танками, там была ровная площадка, и не было трупов наших красноармейцев. И к тому же обгоревшие остовы танков хорошо загораживали от ветра. Оставив двоих бойцов и Шерхана для охраны пленных и в помощь мне для проведения экспресс- допроса, остальных я отправил отдыхать и готовить обед. Хотелось оперативно провести допрос, потом перекусить и, не откладывая дела в долгий ящик, двигаться обратно. Лично для меня судьба людей из 44-й дивизии и приданных моторизованных подразделений уже была ясна. Было достаточно посмотреть на трупы вдоль большой трассы и эту разбитую колонну, чтобы всё понять. О бесполезности поиска уцелевших воинских частей говорили и непуганые финны. Когда мы двигались вдоль трассы, то видели, как совершенно свободно, ничего не опасаясь, проезжали одиночные автомобили и небольшие санные караваны. Если бы где-то неподалёку находились уцелевшие красноармейцы, то финны так смело себя бы не вели. К тому же я был уверен, что при таких морозах две недели в лесу выжить невозможно, тем более когда повсюду бродят финские егеря. При таких условиях даже костёр разжечь было проблематично.

Короче, этот допрос я считал пустой формальностью. Провести его я решил только с одной целью. Нужно было произвести селекцию пленных. А именно – кому из них жить, чтобы передать нашему командованию интересные данные. Поэтому нужно было определить, кто же обладал этими нужными сведениями. При этом был не очень упрямым и физически здоровым, чтобы мог на лыжах пройти немалое расстояние. Я очень опасался, что финны могут хватиться пропавших корреспондентов и устроить за нами погоню. Поэтому долго беседовать с пленными был не намерен. К тому же ребята нашли только два комплекта лыж, по одной паре в каждых санях. Поэтому по-любому с собой брать более двух человек я был не намерен.

Допрос начал с военных, они были очень подавлены и отвечали практически на все вопросы. Из них только один капрал, по-видимому их командир, попробовал упираться. Но я даже не стал применять к нему меры физического воздействия, а просто достал револьвер и выстрелил ему прямо в лоб. После этого остальные пленные стали очень разговорчивы. Для меня стало очень большим удивлением то, что среди корреспондентов оказались представители от Англии, Швеции и Норвегии.

«Да, попал я в переделку, – подумалось мне, – куда теперь мне их всех девать? Знал бы, что тут представители нейтральных стран, проехал бы мимо. Вот незадача!»

Я отошёл немного в сторону и нервно закурил. Да! Получалось, что корреспондентов надо отпускать, да и финнов тоже. Оставшиеся чухонцы были тыловые работяги и, в принципе, никакой опасности для моей родины не представляли. А душа капрала, который был действительно опасен, уже была на полпути в ад.

Когда сигарета закончилась, я уже придумал, как сделать, чтобы оставленные здесь пленные сразу не кинулись за помощью. Я решил, в первую очередь, запугать их до икоты. Для претворения этого плана в жизнь подозвал Шерхана и дал ему цэу. После чего подошёл к группе пленных, наорал на них, повертел перед носом у финнов револьвером и направился к своим ребятам, которые неподалёку развели костёр. Там, захватив с собой двух человек, направился в глубь разбитой колонны. Соответствующее моей задумке место нашёл довольно быстро, подходящий труп красноармейца тоже.

Это была площадка, окружённая с трёх сторон разбитой техникой. Метрах в двадцати от неё мы пристроили замёрзший труп красноармейца, для надёжности закрепив его верёвками за дерево. Между веток просунули винтовку так, чтобы дуло её как раз смотрело на выбранную нами площадку. Задумка моя была очень примитивна. Сначала Шерхан, разыгрывая раздражение и психоз по поводу погибших в этой колонне товарищей, должен был надавать хороших оплеух финнам. Потом мы должны были перегнать всех пленных на выбранную площадку. Там изобразить сцену, что выставили часового, а сами в это время на финских санях поедем к тому месту, где впервые вышли к центральной трассе. Там был проезд в лес, наверное, местные жители ездили по нему за дровами, повсюду были видны наезженные санные дорожки и большое количество пней. Именно там я был намерен оставить лошадей и в быстром темпе сматываться отсюда подальше.

Я рассчитал, что напуганные нами пленные просидят на этой площадке часа полтора, потом, без лыж, не меньше часа будут добираться до оживлённой трассы. Пока найдут попутный транспорт и доедут до поселка, пройдёт минут тридцать. Затем им нужно будет доложиться начальству и рассказать о случившемся, это ещё тридцать минут. Организация преследования и поиск нашей лыжни займут не меньше чем часа два-три, а там уже и ночь близка. И получается, что даже если они здесь и найдут егерей, то нас всё равно – хрен догонят.

Закончив с подготовкой к предстоящему спектаклю, я распорядился начинать приём пищи и приготовление к нашему обратному возвращению. Пока мы обедали, Шерхан с двумя автоматчиками перегнал пленных на подготовленное место. Затем пришло время перекусывать ребятам, стоявшим в охране и группе Шерхана. Охранять пленных на это время я поставил Кузю. Он вольно расположился перед трупом красноармейца, загораживая его от взоров пленных. Этот мёртвый боец должен был сослужить свою последнюю службу – прикрыть собой наш отход.

Фамилия бойца была Иванов, это я узнал из посмертного медальона, который нашёл у него в гимнастёрке и переложил к себе в карман. Я был удовлетворён, что хотя бы это могу сделать для него. Теперь он для своих родных будет не без вести пропавшим, а геройски погибшим в бою за нашу Родину.

Перед тем как окончательно расстаться с пленными, я подошёл к ним и дико наорал на уже полностью сломленных и запуганных людей. Потом отобрал у всех удостоверения личности, при этом ручкой нагана неслабо огрел по шапке замешкавшегося финна. Документы я забрал по одной простой причине, чтобы, когда пленные доберутся до посёлка, выяснение властями их личностей заняло гораздо больше времени. Соответственно, и погоню за нами финское командование организует гораздо позже.

Чтобы пленные думали, что мы недалеко и заняты важным делом, я приказал своим ребятам на просматриваемой пленными участке дороги собрать у убитых красноармейцев посмертные медальоны. Собирать эти пенальчики у всех погибших в этой колонне было нереально, пришлось довольствоваться обыском только пяти тел. Остальным павшим советским воинам придётся остаться в безвестности.

В ходе допросов прояснил я и вопрос, который меня сильно волновал. Почему финны не убрали разбитую военную технику и не похоронили погибших солдат? Пленные рассказали, что это всё сделано намеренно, чтобы использовать эту натуру в пропагандистских целях для съёмок иностранными корреспондентами. На центральной трассе проезжую часть вынуждены были расчистить, а на этой малоиспользуемой дороге было решено оставить всё, как есть.

Разгромленная советская колонна попала в самый настоящий огненный мешок. При этом её довольно легко уничтожили, применив не очень-то крупные военные силы. При обследовании прилегающего к дороге леса нами были найдены следы шести позиций для 37-мм противотанковых пушек «Бофорс», девять пулемётных гнёзд «максимов» и дислокацию миномётной батареи. В этих местах лежали целые горы гильз от боезарядов. Результатом этой коварной финской засады стали по меньшей мере танковый и моторизованный батальон Советской армии. Одних сожженных танков Т-26 я насчитал двадцать девять единиц. По-видимому, финны, уничтожив головной и замыкающий танки, потом методично расстреляли весь этот караван. Наша техника была совершенно беспомощна, по такому снегу проехать можно было только по прочищенной или наезженной дороге. Поэтому-то финны так безнаказанно, с заранее подготовленных позиций и уничтожили полностью всю колонну. А это, скорее всего, были основные манёвренные силы 44-й дивизии. После ликвидации этого мощного стального кулака дивизии, уничтожение пехотных частей было уже вопросом времени. В случае 44-й дивизии – время, погода и обстоятельства сыграли совсем не в её пользу. По моему мнению, наша группа полностью выполнила задание и нашла основную причину гибели окружённых советских солдат, а именно то, что попала в засаду вот эта механизированная колонна.

Когда мы обыскивали пленных, то у корреспондентов нашли массу интересных вещей, а именно: сигареты, зажигалки, серебряный портсигар. Но когда я узнал, что они не военные и к тому же ещё граждане нейтральных государств, то приказал все найденные вещи отдать обратно. У них конфисковали только фотоаппараты и кинокамеру. Эти предметы с отснятыми кадрами я посчитал нужным передать нашему командованию. Больше того, я даже сам отснял разбитую колонну оставшейся в фотоаппаратах плёнкой.

Когда мы отдавали обратно конфискованные ранее вещи, Шерхан недоумённо у меня спросил:

– Товарищ старший лейтенант, что же мы у этих долбаных империалистов даже сигареты не экспроприируем? Мы же у шведов набрали то, что нам было нужно, а чем эти лучше. Те же тоже были не финны, к тому же вы тогда говорили, что они ещё хуже, чем местные простые граждане.

– Эх, Шерхан, тёмный ты человек! Ты что же не понимаешь, что те шведы были добровольцами. Они, впрочем, как и немцы, специально прибыли в Финляндию, чтобы убивать русских солдат. Ещё можно как-то понять финнов, которые дерутся за свою родину. А тех наймитов понять невозможно, и их я щадить не намерен. Поэтому то, что принадлежит им, это наша законная добыча. У этих же иностранцев совершенно другой статус, они просто здесь работают, добывают новости. Они не намерены с нами воевать, есть просто поручения их хозяев – обеспечить газеты интригующими деталями об этой войне. Может быть, политически и неправильно их отпускать, ведь они всё равно продолжат публиковать свои материалы в пользу империалистов. Но действовать по-другому я не могу, и забирать личные вещи у корреспондентов, пускай и буржуйских выкормышей, я не позволю. Всё-таки, мы не группа налётчиков, а солдаты регулярной Советской армии. Понял! Так что давай доставай заныканную пачку сигарет.

Шерхан, пожав плечами, достал из кармана открытую пачку сигарет и положил её в общую кучу трофеев. При этом он еле слышно промолвил:

– Ей-богу, товарищ старший лейтенант, я оттуда ни одной сигаретки не свистнул.

В 13–00 мы наконец на трофейных санях тронулись в путь. Заключительную роль в этом спектакле сыграл Якут. Именно он сменил охраняющего пленных Кузнецова, а потом незаметно, ползком удалился от этого поста, встал на лыжи и вовремя прибыл к месту сбора. После этого все мы, еле набившись в две санные повозки, тронулись прочь от этого страшного места. Лошади бежали резво, несмотря на перегруженность саней. На центральной трассе ни один человек не обратил на нас никакого внимания. Хотя по пути до места нашего съезда с трассы мы встретили несколько проезжающих по ней машин.

Через сорок минут мы уже были на месте нашей ночёвки. Там наскоро перекусили и тронулись в наш длинный обратный путь. Лошадей мы оставили на месте нашей стоянки, предварительно наполнив их торбы. Животных мы не привязывали, наоборот, распрягли, освободив их от саней. Я посчитал, что постояв здесь и слопав зерно, насыпанное в торбы, они сами вернутся в свои тёплые конюшни.

До наступления темноты мы прошли немногим больше половины пути. Преследования не было, и я решил всё-таки рискнуть и встать на ночёвку. Тем более мы только что преодолели большое поле и вступили в лес. И если даже ночью появится погоня, то часовой её сразу же заметит, а мы, надёжно укрывшись за деревьями, сможем отразить нападение и целого взвода егерей.

Утром подъём был в 6-00, на этот раз я встал не совсем бодрым. На улице сильно похолодало, и спать, даже в финских спальных мешках, было не очень здорово. Напившись горячего чая со сгущёнкой и съев плитку шоколада, я почувствовал себя намного лучше. Мои бойцы после такого завтрака тоже слегка взбодрились, и как показало начало нашего лыжного марафона, первый час движения прошёл в очень приличном темпе. Правда, на втором часу движения мы быстро растеряли свою бодрость, и скорость значительно сбавили.

К нашему блокпосту мы прибыли в 13–00, как раз к обеду. Могли бы и ещё раньше, но тут я решил немного поразвлечься. Проверить, как бдительно несут службу часовые из 44-й дивизии. И если прямо сказать, был шокирован. Мы прошли среди белого дня через порядки 44-й дивизии, как горячий нож сквозь масло. Ни один часовой не заметил нашей колонны. Да! Видно, ничему не научили красноармейцев те тяжёлые испытания, которые они совсем недавно прочувствовали на своей собственной шкуре. Вот из-за этой безалаберности и пофигизма и попали в засаду механизированные части этой дивизии.

Наверное, так же безответственно отнеслось к порученному делу охранение уничтоженной колонны. Скорее всего, проверяли обочины только метрах в ста от трассы движения колонны. А позиции «Бофорсов» мы обнаружили в 350 метрах от дороги. И теперь в результате бездействия какой-то бестолочи, несколько тысяч человек лежат замерзшими трупами, а Россия потеряла крупное воинское подразделение.

Нашу группу засекли только часовые с нашего блокпоста, а именно красноармеец Козлов. Подвёрнутая нога уже не так его беспокоила, и он сегодня первый раз после травмы вышел в наряд. Я за проявленную бдительность его обнял и наградил пачкой трофейных сигарет. Это была моя последняя пачка, добытая у финских егерей.

Встречали нас как героев. Старшина выделил целый батон финской колбасы и три бутылки финской водки. И всё это в дополнение к целому котелку вкуснейшего борща. Водку я, естественно, с подчинёнными пить не стал, тем более что мне нужно было явиться в штаб с докладом о результатах нашего рейда. Я и так не сразу побежал в штаб, а решил всё-таки немного перекусить и отдохнуть. Нужно было прийти в себя после такой длинной дороги.

Захватив фотоаппараты и кинокамеру, я отправился на санях в штаб батальона. После доклада выдержал несколько минут тисканья в объятиях командира батальона, а потом и начштаба.