– Где?
– А тебе зачем? – насторожился Каратаев, откладывая книгу. – «Мона Лиза», Нижегородский, это тебе не бесхозный алмаз. И думать забудь.
– Да я не в том смысле. Что я, дурак? Просто интересно.
Савва несколько секунд размышлял, стоит ли рассказывать, потом зевнул и произнес:
– Сейчас она валяется среди старых башмаков и всякого хлама под кроватью на третьем этаже «Сите дю Герон». Это один из парижских доходных домов. В тех комнатах живут сезонные рабочие из Италии. За ее возвращение, правда, обещано сорок пять тысяч франков наличными, так что в принципе можно было бы немного подзаработать. Но мы же не станем дезавуировать себя из-за этих денег.
Каратаев посмотрел на компаньона и добавил:
– Ладно, признаюсь, я приберегал этот вариант на черный день. В нашем распоряжении еще полтора года. До ноября тринадцатого. Но не думаю, что нам стоит быть такими крохоборами. Пускай все идет своим чередом.
– Ты прав, – согласился Вадим.
* * *
Как-то, в самом начале апреля, Нижегородский пришел домой поздно вечером в сильном возбуждении. Он отказался от ужина и некоторое время ходил взад-вперед по гостиной. Густав бегал следом, виляя коротким хвостиком и слегка прихрапывая, что случалось с ним при быстром движении и повышенной температуре в помещении. Наконец Вадим остановился и постучался в дверь Каратаева.
– Что случилось? – спросил тот. – Снова профершпилился в казино?
– Да нет… впрочем, может быть… немного. Откровенно говоря, даже не подсчитывал. Слушай, – он вошел и плотно прикрыл за собой дверь, едва не прищемив своего криволапого любимца, – сегодня я заключил пари.
– Поспорил, что ли?
– Да, причем по-крупному.
– На что? – Савва просматривал какие-то выписки в своем блокноте, делая пометки карандашом. – Я имею в виду суть спора.
– На «Титаник».
– На какой титаник? – не сразу понял Каратаев, но уже в следующую секунду повернулся и изумленно посмотрел на Нижегородского. – На тот самый?
– Да. На тот самый. На котором ты недавно хотел спровадить меня в Америку.
– Который утонул? – Удивлению Саввы не было предела.
– Ну да, да, – Нижегородский сел на диван и ненадолго задумался. – Только это произойдет дней через десять.
– Ты что, дурак? – вскипел Каратаев. – Ты теперь решил разыгрывать из себя провидца? Мало тебе недавней газетной шумихи, в которой уже несколько раз мелькнула тень некоего господина Пикарта, сделавшего капитал не то на русских ярмарках, не то на военных поставках в Китае? Один щелкопер даже назвал тебя новым графом Калиостро!
– Да все случилось совершенно непреднамеренно, Викторыч, – стал оправдываться Нижегородский. – Ты выслушай сначала.
– Ну?
– Ну… В общем, сижу я нынче в «Галионе», играю в карты в одной презентабельной компании. Отдельный кабинет, круглый стол, нас семеро. Игра идет ни шатко ни валко, хотя публика состоятельная: английский банкир; французский винодел; какой-то рыжий швед – крупный книгоиздатель и чуть ли не родственник ихнего короля; трое немцев, один из которых отставной генерал барон фон Летцендорф; ну и твой покорный слуга. Банкир, виноторговец и наш барон в основном травят баланду на трех языках сразу, однако по-крупному не ставят. Тут хоть тресни, Савва, а только когда карты в руках держат для вида, игры не будет. И вот, кто-то из них сказал, что скоро едет в Америку. Кажется, француз собрался везти туда свои бочки. Англичанин возьми да и заведи разговор о «Титанике». Скоро, мол, отправляется в Штаты в свой первый рейс их новый пароход и наверняка сразу возьмет «Голубую ленту». Клянусь, Савва, я долго молчал. А он все не унимался, все расхваливал пароход, а когда начал петь про его уникальные переборки да про то, какой он, благодаря им, непотопляемый, я не выдержал. Взял, да и ляпнул: переборки эти ваши яйца выеденного не стоят, раз не доведены до какой-то там палубы. Ну, ты в курсе, о чем я. Погоди, схожу за куревом.
– Так вот, – продолжал он, вернувшись с сигарой во рту и мопсом на руках. – Англичанин полез в бутылку: «Свои слова надо аргументировать, молодой человек, а не бросать их безответственно, как скинутую карту. Пароходы «Уайт стар лайн» – это престиж королевства, и всякий там чех, в стране которого нет даже приличного озера, уж не говоря об океане, должен сидеть и помалкивать в тряпочку, когда солидные люди говорят в его присутствии о кораблях». Как ты думаешь, мог я такое стерпеть?
– И что ты им дальше наплел?
– Сказал, что готов аргументировать свои слова. Тут встрял барон: это каким же образом? Деньгами, говорю. Ставлю на то, что в первом же рейсе всем станет ясно: хваленые переборки «Титаника» – фикция. «И сколько вы ставите?» – спрашивает банкир с ухмылочкой. Сто тысяч, отвечаю. Ну сам посуди, Саввыч, должен был я сбить с них спесь!
– Скажи, Нижегородский, – Каратаев протянул компаньону пепельницу, – какими суммами ты оперировал еще четыре месяца назад? Откуда такие замашки – чуть что, швыряться сотнями тысяч марок?
Нижегородский смутился, потупился и виновато посмотрел на Каратаева.
– Сто тысяч фунтов, Савва.
– Что?!
– Я же спорил с британцем. Вот и предложил со своей стороны сто тысяч английских фунтов стерлингов…
– Это же больше двух миллионов марок!
– Два миллиона сорок тысяч. Я сверился с курсом.
– Но у нас на счету чуть больше трех. На двоих!
– Я рассчитываю на твое участие…
Каратаев вскочил и выбежал в гостиную.
– Нет, ты меня в гроб вгонишь своими сюрпризами! – забегал он, размахивая руками. – Ты представляешь, какой шум поднимется? Одно дело десять раз угадать на ипподроме… Да газетчики тебя просто живьем съедят, когда все выплывет наружу! Сто тысяч фунтов! Уму непостижимо! Завелись деньги у идиота!
– Успокойся, большого шума не будет. Дослушай до конца.
* * *
– Я так понимаю, вы предлагаете пари? – спросил фон Летцендорф. – И ставите сто тысяч английских фунтов? Но на что конкретно?
– На катастрофу, которая разрешит наш спор о переборках, – стараясь быть спокойным, ответил Нижегородский.
– А еще конкретнее?
– Можно и еще конкретнее, – Вадим обвел взглядом всех присутствующих. – Я ставлю на то, что пароход утонет в первом же рейсе.
Повисла пауза. Об игре позабыли, француз даже положил на стол свои карты картинками вверх. Рот одного немца открылся, а на другого напал нервический кашель.
– Это, конечно же, шутка, господин Пикарт, – махнул рукой банкир. – Вы, верно, просто выпили лишнего.
– Как хотите, – Вадим снова углубился в изучение своих карт. – Только не говорите потом, что я не предлагал вам на деле доказать мою готовность ответить за свои слова.
– Да чушь собачья! Вы же не ненормальный, – снова влез барон. – А ну как мы сейчас примем вызов? Вы понимаете, что окажетесь в неприятном положении?
– Господа, – повысив тон до трагически-торжественного, произнес Нижегородский, – либо вы принимаете участие в пари, либо мы прекращаем этот разговор. В последнем случае мистер Холлоу, – он посмотрел на англичанина, – признает, что был не прав относительно переборок.
– Вот еще! – возмутился банкир. – Ничуть не бывало. Я отвечаю десять к одному и ставлю против ваших ста тысяч один миллион!