Сказание об Алёше

– Я вас больше не задерживаю, Трескунов! – садистски улыбнулся председатель. – Кстати, ваше время уже пошло. – Он клацнул ногтем по толстому стеклу массивных часов. – Тик-так…тик-так…тик-так…

– П-пойдём, Алёша! – Трескунов посмотрел на своё детище взглядом Герасима, который по наказу взбалмошной барыни, должен умертвить ни в чём неповинное создание.

Рыжий покорно встал и, положив руку на грудь, низко поклонился комиссии.

– Спасибо за внимание! – в хитрой тонкогубой улыбке не было и тени беспокойства за свою судьбу. – Кстати, я должен кое-что вернуть. – Будто бы опомнился он, и танцующей походкой направился к столу с комиссией.

– Это вам! – он выудил из кармана джинсов небольшой кожаный бумажник и протянул его сидящему с краю, учёному мужу.

Крупный мужчина внезапно задрожавшей рукой принял бумажник, со словами. – М-мой…а к-как вы…ты? – он сунул огромную руку во внутренний карман пиджака, будто проверяя, нет ли там ещё такого же кошелька.

– Это ваше! – Алёша протягивал часы с золотистым браслетом следующему мужу.

– А это кажется ваше, Пётр Фёдорович! Держите! – Алёша подбросил в руке золотистое перо «Паркер», после чего торжественно вручил его обомлевшему седому профессору.

– Ну а это вам! – Единственной за столом даме, Алёша преподнёс массивный золотой перстень с камушком.

– К-как?! – взвизгнула дама. Разглядывая удерживаемое на вытянутой руке кольцо. – Ка-ак? – Она подняла вверх левую руку с распухшими пальцами, на одном из которых синела глубокая борозда. – Я же его ни разу…Оно мне давило…собирались спиливать, чтобы разбить побольше…– бормотала она.

– Извините за причинённые неудобства! – Рыжий снова поклонился, развернулся, скрипнув о паркет резиновыми подошвами, и направился к выходу.

«Это возмутительно!» – пронесся вслед, непонятно кем издаваемый, шепоток..

– Что ты наделал? Зачем? – Трескунов дёргал себя за редеющий чуб. – А Михаилу Ивановичу… председателю, вернул? – он встал на пути робота.

– А что Михаилу Ивановичу? – рявкнул со своего места довольный председатель. – У Михаила Ивановича всё на месте, потому что он, в отличие от других, не протягивает руку всякому отребью.

Рыжий пожал плечами, улыбнулся, будто говоря Трескунову, «Вот видишь», и продолжил путь к выходу.

2

Встреча незадачливого доцента кафедры робототехники и председателя состоялась гораздо раньше намеченного срока.

Уже утром следующего дня, страшный удар потряс дверь лаборантской. От второго удара разлетевшаяся щеколда вырвала кусок косяка, от стены отвалился пласт штукатурки, и дверь сдалась. В проём, огромным пушечным ядром влетело тело председателя, которое по инерции докатилось до середины кабинета, где стоял утлый столик несчастного Трескунова.

– Где-е?! Где эта тва-арь? – Председатель схватил Трескунова за отвороты застиранного халатика, отрывая тщедушное тельце от пола. Красное небритое лицо и извергающееся изо рта пламя перегара, красноречиво говорили о том, что Трескунову не следует молчать.

– Я не зна-аю – по змеиному прошипел придушенный доцент, очки которого враз запотели. В этот момент он мечтал об одном, чтобы председатель поднатужился ещё немного и прекратил его мучения. Он ждал этого момента с самого раннего утра, когда обнаружил, что Алёша исчез. Подобно ожидающему исполнения приговора заключённому, бледный и отрешённый он сидел за столом и ждал. Вот кажется дождался.

Но огнедышащий дракон не стал доводить экзекуцию до конца. Трескунов, пока что, был нужен ему живым. Увидев посиневшее лицо, белки закатанных глаз и выпавший язык председатель отпустил бульдожью хватку, и тело доцента, ручейком пролилось на кресло.

Трескунов не знал, где находится упомянутая председателем «тварь». Да и сам председатель прекрасно знал о том, что Трескунов ничего не знает. То, что он вытворял в последние часы, было просто жестами отчаявшегося, доведённого до исступления человека.

Председатель совершил большую промашку, не проверив карманы своего пиджака, во время работы комиссии. Его подвело чувство собственного превосходства над обманутыми коллегами. Только утром, по пути на работу, роясь в пиджаке в поисках портмоне, он вдруг что-то понял и это понимание придало мягкость его ногам и возбудило отчаянное бурление в кишечнике. Отогнав машину на обочину, учёный муж достал телефон и стал тыкать в него ватным пальцем. То, что он увидел в периметре прямоугольного экрана заставило ходить ходуном его конечности. Операторы всех мобильных банков сожалели, что «Уважаемый Михаил Иванович» решил закрыть у них счёт и снять весь остаток. Надо сказать, что остатки этих счетов были довольно внушительными. Это были все накопления, сделанные Михаилом Ивановичем за годы упорной работы на кафедре. Там были и кусочки откатов и опилки от распилки бюджета и ещё много всяких мелочей безустанно сопровождающих доблестный трудовой путь профессора. Разумеется, это были не все накопленные средства, а лишь та их часть, происхождение которой он мог хоть как-то объяснить в случае внезапной проверки. Остальная часть лежала дома во вмурованном в стену потайном швейцарском сейфе. Судьба тех, спрятанных денег не беспокоила взбесившегося председателя. А зря! Если бы Михаил Иванович знал, что печальная участь постигнет и его неприкосновенный запас, он бы не полетел в институт, а немедленно вернулся домой. Хотя, это вряд ли бы что-то изменило.

А в тот момент, возвышаясь над поверженным Трескуновым , осыпая его угрозами и проклятьями, профессор ещё надеялся вернуть украденную часть, даже не подозревая, что потерял всё и даже больше.