Книга Тьмы

Глава 10

Такое событие как запись первого альбома, по мнению Димы, необходимо было отметить грандиозным пиршеством, достойным внимания Вакха. Для этой цели мы сговорились встретиться в баре «Кабанчик», куда неоднократно заглядывали после особо трудных репетиций или на дни рождения.

В «Кабанчике» было еще не так многолюдно, как по выходным, что вполне меня удовлетворяло. Навеки въевшийся запах рыбы и пива, немного громче, чем обычно играла тяжелая музыка, пара поддатых почтипенсионеров после рабочего дня о чем-то философствовали за столиком в углу. Заведение не самое пафосное, но что-то в нем было такое манящее, вроде знакомств с какими-нибудь бородатыми ветеранами-неформалами, весь вечер рассказывающих интересные истории; отсутствие откровенной пьяни, больше предпочитающей водку под беседкой во дворе. И обстановка классического кабака: грубые деревянные столы, стулья, украшенные затейливой резьбой. Посреди зала находился очаг с муляжом поджаренного кабанчика, роль пламени достоверно исполняли световые эффекты вроде тех, что используют в электрических каминах. Даже для большой плазмы, висевшей на стене, придумали декоративную раму с росписью под хохлому, что никак не отчуждало телевизор от духа заведения. На стенах были развешаны светильники типа средневековых фонарей.

Меню в баре отсутствовало. На стене за стойкой висели бочонки разливного, сам прилавок был заставлен коробочками с сушеными морепродуктами, арахисом, сухарями, чипсами картофельными и мясными, фисташками и копченой рыбой, и этот факт резко скидывал «Кабанчика» на позицию, далекую от английских пабов. Курить в баре строго не разрешалось. Зато всегда играла прекрасная музыка – от «AC/DC» и «Pink Floyd» до «Amon Amarth» и «System of a down».

– За красивых мужиков, собравшихся сегодня вместе! – Предложил тост Дима, и смачный звон полного жидкости стекла раздался над столом.

– Ну что, готовы уже к тому, что завтра ничего не вспомните о сегодняшнем вечере? – таинственно спросил Сергей.

– Ты нам клофелина хочешь подлить? – Дима поднял кружку перед глазами и с интересом начал рассматривать болтыхающуюся жидкость. – А потом надругаться над беспомощными телами?

– Вот ты… пафосный. Нет, просто сегодня я вас забухаю до потери сознания.

– О, вот и спонсор банкета! – обрадовался Дима. – Хочу экзотики… и много женщин! Готовься к счету с многая нулями…

– Губу закатай, – посоветовал Сергей. – А вот насчет экзотики ты зря. А то ведь могу исполнить твою мечту о клофелине с надругательствами…

– Как-то надоело уже здесь, – пожаловался Алекс после долгого глотка. – Приелось, что ли. Никакого разнообразия. Вроде бы и все хорошо, и интересно бывает, но не хватает чего-то.

– Пойдемте еще куда-нибудь, – предложил я.

– Нас с твоей рожей фейс-контроль больше нигде не пускает, – сделал попытку пошутить Дима, оскалившись. – Хотя в нашем городишке и идти-то, в принципе, некуда.

– Я серьезно, – сказал Алекс, – лето уже закончилось, а мы до сих пор паримся в духоте этой. То на репетиции, то в студии. Света белого не видели за все лето.

– Предлагаешь посидеть на лавочке с пивом и семачками? – спросил я с надеждой, что это предложение всерьез не воспримут. – Вату покатаем…

– Почему лавочка? – Алекс от этой мысли едва не схватился за голову. – Причем тут пиво и семечки?.. Почему нельзя просто отметить это… по-другому? Без алкоголя, например, травы…

– А как еще можно отметить какое-то событие? – Дима рассмеялся, видимо посчитав подобную идею смешной. – Тортик с чаем попить?

– Почему бы и нет, – набычился Алекс и посмотрел на бокалы с неприязнью.

– Не хочешь – не пей, тебя не заставляют. Возьми себе пирожного, покушай с чаем. Это дело вкуса. Мы вот русские и нам положено пить много водки, играть на балалайках и водить хороводы с пьяными медведями в дремучем лесу вокруг ядерной боеголовки.

– Кем положено? – оживился Алекс, нащупав почву к очередным дебатам.

– Традицией, историей…

– У тебя нет никакой истории, – заявил Алекс мученическим голосом преподавателя, вынужденного двадцать лет повторять одну и ту же лекцию бестолковым студентам. Но вместе с тем уголки его рта намекали на скрытую улыбку, Алекс имел удовольствие все это говорить и повторять. – Всю эту твою историю писали люди, которых ты в жизни никогда не видел, о людях, которых ты никогда не сможешь увидеть. О человеке, который давно умер, можно сочинить целую книгу небылиц – он все равно не сможет встать с могилы, чтобы дать по зубам мистификатору. Ты можешь доверять истории при таких условиях?

Дима промолчал и сделал глоток. Было видно, что он о чем-то задумался, но так ничего и не сказал.

– Нет, – за Диму ответил Алекс. – Потому что история до мозга костей субъективна. Кому-то выгодно распространять мнение о пребывании Золотой орды на Руси, кому-то выгодно это опровергать. Кому-то выгодно причислять Павла I к сумасшедшим, кому-то выгодно видеть в этом происки заговорщиков дворцового переворота. Кто-то считает Петра Великого гениальным русским правителем, кто-то источником русской же деградации. Кому-то нравится видеть в Египетских пирамидах внеземную деятельность, кому-то – примитивное использование рабского труда. Когда я говорю «выгодно», я имею в виду не только материальную выгоду, но и духовную. Если нет единого мнения, значит, нет истины.

– Тебе стоит хоть слово сказать, ты из него такого слона раздуешь, – заметил Сергей. – Прям волшебница…

– Тогда то, что ты говорил о римлянах, тоже не может быть правдой, – вспомнил Дима.

– Конечно, – легко согласился Алекс. Алкоголь постепенно развязывал ему язык. – Мне просто выгодно видеть в римлянах источник современных проблем. Посмотри кругом: этот бар претендует на реконструкцию заведения прошлого, и именно этот антураж привлекает посетителей, а не качество подаваемого здесь пива – во всем городе оно одинаково, только цены разные. Здесь нет истины. Истина будет там, где добросовестные пивовары продают качественное пиво и не пытаются замусорить сознание покупателей псевдотрадиционностью и навязчивой рекламой.

– То есть, – Дима подвел итог, – людям выгодно считать своих предков алкашами, потому что им хочется бухать?

– Верно и обратное: люди бухают потому, что их предков называют алкоголиками. Человек – как дерево: на какой почве посадишь, таким он и вырастет.

– Алекс, почему всегда после твоих слов хочется повеситься? – простонал Игорь.

– Игорек, иногда мне хочется повеситься, как только я на тебя взгляну, – беззлобно рассмеялся Дима.

– Когда нам альбом смастерят? – поинтересовался я, желая поставить точку в этом споре.

– Послезавтра в студию заеду, будем работать, – охотно ответил Алекс. – Кто хочет – поехали со мной.

У Алекса зазвонил телефон. Коротко глянув на дисплей, он поднялся со стула и отошел к окну – небольшому деревянному квадрату с крестообразной рамой. Несколько минут он с кем-то весело общался.

– Это не из студии? – поинтересовался Сергей, когда Алекс вернулся.

– Нет, – улыбаясь, ответил тот. – Помните, перед прослушиванием с нами ребята из «РаЗката» стояли? Они потом еще на фесте участвовали.

– Те, со свастикой? – припомнил Сергей. – Или этим… коловоротом. – Дима с гитаристом переглянулись и тихо засмеялись какой-то ведомой только им ассоциации со словом «коловорот».

– Да. У них Костя на гитаре играет, здоровый такой, лохматый. Я с ним переписывался потом «вконтактике», рассказывал про альбом. В общем, он позвонил, предложил забухать. Если вы не против.

– Я за! – моментально отреагировал Дима.

– Я тоже, – присоединился Игорь.

– Он прямо сюда приедет? – спросил я. Перспектива посиделок с недославянолюбами не очень радовала. В отличие от мирных староверов эти граждане по пьяни могут и сжечь на жертвенном костре, если вдруг посчитают тебя деградантом. А деградантами они величали всех, кто с ними не согласен.

– Можно на дачу пахана съездить, – предложил Сергей. – Раз тебя парит это заведение, Алекс. Под небом посидим, шашлыка пожарим.

– Хорошая идея, − одобрил Алекс.

– Откуда у тебя дача? – спросил Дима.

– Батя еще весной прикупил – корпоративы, видите ли, отмечать негде стало…

– А твой отец не будет против, если обнаружит ее загаженной и переломанной? – глаза у Димы азартно блестели.

– Да пофиг на него, пусть и дальше живет со своими магазинами. Мне он ключи дал только для того, чтобы я собак ездил кормить.

Алекс совершил несколько звонков, координируя действия своих товарищей из «РаЗката», мы быстренько прикончили свои порции пива. Затем «директор» отправился в гараж за машиной, несмотря на слегка поддатый вид, уповая на бессмертное авось. Остальные поехали на маршрутке в гипермаркет, чтобы закупить маринованного мяса, овощей, алкоголя и прочую продовольственную мелочь.

В седьмом часу «двенашка» подозрительно аккуратно двигалась по трассе в сторону дачного поселка. За ней следовал автомобиль неизвестной марки – только приглядевшись можно было определить, что передняя часть кузова принадлежала «УАЗу», а задняя – какому-то старенькому американскому джипу. При этом кузов был длинней среднего автомобиля раза в полтора, что делало машину похожей на лимузин или микроавтобус. Такие экземпляры иногда производились особо вдохновленными умельцами автомастерских и присутствие их на дорогах было совершенно легальным – на руках владельцев имелись паспорт и техосмотр. Самопал выглядел внушительно: за счет своих габаритов, желтых противотуманных фар на крыше, высокой подвески и мощных колес. Сам автомобиль был выкрашен в белый цвет, на капоте красовалось огненно-рыжее солнышко с чертами лица сурового бога. Из опущенных окон гремела музыка, очень похожая на «Ивана Царевича», – я был уверен, что это собственные сочинения «РаЗката».

Дачный поселок находился в нескольких километрах от окраины города, на горе. Справа от трассы стелились сельскохозяйственные поля, слева – дачные домики, половина из которых была погружена в бурьян и разруху. Многие участки продавались за отсутствием надобности и желания копаться в земле, так что бывшие владельцы дачи Сергея без труда выкупили дешевую землю у соседей, организовали фруктовые сады, бассейн, выстроили двухэтажный коттедж, и даже выделили место для автостоянки. В черте города или в соседних деревнях такая покупка обошлась бы на порядок дороже.

Машины остановились возле двухметрового забора из профиля, из-за которого виднелся второй этаж и крыша коттеджа, построенного из красного кирпича. Окна закрывали черные кованые решетки. На шум автомобилей и грохот музыки отреагировали сторожевые псы, залившиеся басистым лаем.

– Ждите здесь, я собак на цепь посажу, – сказал Сергей, открывая калитку.

Мы покинули салоны, чтобы подышать чистым воздухом, пахнувшим землей и цветами, и осмотреться. Через некоторое время лай прекратился, послышался звон цепей и шорох шагов по гравию. Затем пригласительно распахнулись ворота, «двенашка» и самопал, хрустя гравием, въехали во двор.

Стоянка была просторной и занимала, по всей видимости, территорию отдельного дачного участка. Доберманы следили за людьми, осторожно обходящих их стороной, и угрожающе рычали возле здоровых будок, даже не пытаясь покинуть диапазон коротких цепей.

Парковку и дворик разделял забор из винограда, козырек над крыльцом расширялся к углу здания, и за домом создавалась удобная беседка с кирпичным мангалом, столом, приваренным к скамейке, пол беседки был устлан каменной плиткой. За беседкой расположился бассейн со стеклянной крышей, сияющий голубизной воды, и опрятная лужайка. Здесь же, за домом, находилась пристройка с туалетом, душем, сараем с инструментами и дровами и винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Третий участок, входящий в коалицию Сергеевой дачи, был отведен под фруктовый сад. Две аккуратные аллейки с яблонями, грушами, сливами, вишнями, персиками, черешнями, абрикосами, клубникой, смородиновыми кустами, малиной – были разделены дорожками из тех же плит, из которых состоял пол беседки. Землю сада покрывал зеленый ковер газона. Сергей сказал, что растительностью занимается садоводническая компания, присылающая работяг несколько раз в год и по требованию.

После экскурсии по дворику и саду Сергей повел нас в дом. Открыв массивную дверь, он выключил сигнализацию и прошел внутрь. Убранство коттеджа не отличалось роскошью. Единственной значительной деталью, на которую обратили внимание, являлся камин в гостиной с низким креслом возле очага и горкой сухих поленьев: у каждого, наверно, в тот момент прокрутилась в голове сцена, созвучная с моей: как холодной зимней ночью он сидит на этом кресле подле теплого огня с коньяком и томиком Толстого.

Первый этаж был разделен на три комнаты: гостиную с длинным диваном, креслами, журнальным столиком, телевизором и даже книжным шкафом, спальню с двухместной кроватью и душевой, и небольшую кухню с электрической плитой и холодильником. В шкафах кухонного гарнитура имелась посуда, приправы, чай, кофе, холодильник тоже не пустовал. В платяном шкафу спальни лежали полотенца, халаты, висела спортивная одежда. По всем параметрам дачу Сергея можно было использовать для стационарного места жительства, содержать ее в качестве плацдарма для алкогольных мероприятий казалось легкомысленным буржуизмом.

Горячей водопроводной воды и газопровода в поселке не имелось, только электричество и неочищенная холодная вода для поливов. Для устранения неудобств создатели «виллы» организовали очистительную систему с насосами, фильтрами, отстойниками и емкостями для хранения чистой воды. Там же был установлен котел на газу из баллона. Вся эта система находилась в подвале дома, куда Сергей чуть позже сделал экскурсию. Когда его спросили, зачем столько мороки, когда можно было попросту купить землю с готовой инфраструктурой, Сергей ответил, что весь этот металлолом, по словам бывших владельцев, на самом деле стоит копейки, а коммунальные службы берут столько, будто у них трубы платиновые и меняются каждый год.

Второй этаж-чердак был отведен под одну большую многофункциональную комнату с двумя кроватями, диваном, шкафом-купе, столом и стульями. Здесь же была установлена акустическая система.

Костя из «РаЗката» прибыл не один: с ним приехали его коллега по проекту Сёма (бородатый новославянин с кожаным ремешком на лбу, удерживающим длинные волосы) и сестра Ксюша. Ксюша была тихой девушкой, выглядевшая намного моложе своих двадцати трех лет. Так же как и у брата в ней присутствовали элементы традиционного русского образа – русые волосы были сплетены в длинную косу, на тонкой шейке радужно перемигивались стеклянные бусы. У Ксюши блестели глаза, когда Сергей показывал владения отца, она часто обращала внимание на детали интерьера, которые я даже не замечал: занавески были сшиты из такой-то ткани, на резном журнальном столике изображен такой-то рисунок, а вот эта люстра гармонично смотрится с дверью в спальне и камином. Дима все это время с умилением глядел на девушку.

После осмотра помещений занялись приготовлениями. Ксюша отправилась нарезать салаты и варить картошку, Сергей разводил огонь в мангале, Костя колол дрова, Алекс подготавливал мясо для жарки. Дима вызвался помогать Ксюше на кухне. Я, Семен и Игорь выносили из дома стулья, разбирали пакеты и расставляли посуду. Когда огонь в мангале заполыхал, Сергей поднялся наверх и включил музыку, установив динамики на ножке возле раскрытых окна и двери. Пока прогорали дрова для шашлыка, распечатали пиво.

Автомобиль Кости вызвал много любопытства.

– Передняя часть от «УАЗа», это понятно, – сказал Алекс Косте, кивая в сторону стоянки, – а задняя?

– От «Доджа», – охотно ответил хозяин. – Старенького, годов восьмидесятых. Модель я точно не помню.

Алекс призадумался, а затем рассмеялся и спросил:

– Это вы так затейливо посылаете Америку в жопу?

– Хм, об этом я не думал. – Костя почесал густую бороду. – Но мне нравится ход твоих мыслей!

– Много отдал за нее? – поинтересовался Сергей. – Я себе тоже хочу какой-нибудь конструктор замутить.

– Если собираешь сам, то основные расходы идут на регистрацию машины, – ответил Костя. – Сначала ее конструкцию должны утвердить инженеры в НИИ, потом надо сертифицировать, затем – зарегистрировать в ГАИ. Мороки куча, если честно. Тут нужны стальные нервы. И умение давать взятки.

– А ты сам собирал? – спросил Игорь.

– С друзьями, – кивнул Костя.

– Ну вы монстры, – протянул Сергей. И добавил: – Такую можно выгодно продать.

– Сначала покупатель нужен, – усмехнулся Сёма. – А таких, поверь, будет немного. Это ведь индивидуальный образец.

– У нас по Невинке какое-то время лимузин из двух «копеек» катался, – вспомнил я. – Потом из него декорацию для бара сделали: на крышу поставили. А бар в какой-то момент загнулся. С тех пор стоит, ржавеет.

– «Копейкам» номер так и не присвоили, – напомнил Алекс.

– Почему вообще возникла такая идея? – спросил я. – Почему такой кузов?

Костя усмехнулся и покачал головой.

– С кузовом смешная история получилась, – ответил он. – Лет десять назад старенький «Додж» въехал в задницу «УАЗу» где-то на шоссе под Ставрополем. Хорошо так въехал, выправлять было бесполезно. Железяки отправили на разбор. Потом пустые кузова остались гнить на задворках мастерской. Мне их даром отдали, лишь бы от мусора избавиться. Я распилил, сварил. С тех пор «УАЗ» и «Додж» вместе – не разлей вода. Дал беднягам второй шанс.

– Не опасно ездить на такой? – поинтересовался Сергей.

– Что тут опасного? – не понял Костя.

– Ну, это же не фабричный вариант…

– Вот как раз заводским моделям я и не доверяю, – отрубил Костя. – Когда работаешь на производстве, теряешь доверие к своему продукту. Потому что видишь, как людям наплевать на то, что и как они делают.

– Как платят, так и работают, – заступился Сергей.

– Дело не в этом. Сколько не плати – все равно будет мало. А плохо работают все: от низших до высших должностей. Все потому, что у людей нет никакой цели кроме денег.

– Да. Денежные фантики правят этим миром…

– Деньги – это стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Словом – твердая почва под ногами. Или, скорее, плот, несущий своего владельца по Реке времени. Нет денежки – иди ко дну. Но плот без паруса или руля теряет свою маневренность, а русло реки времени крутое, с изгибами. Так что при любом резком повороте плот разобьется о скальный берег. Парус – это идея, мысль, традиция. А у русского производителя этого сейчас нет. Когда-то был Советский Союз, держащий производство страны в государственном кулаке. Затем он развалился, предприимчивые шакалы разорвали дохлого красного слона, нажрались и, сыто отрыгивая, укатили восвояси. А булгаковскому быдлу достались объедки, с которыми оно долгое время не знало что и делать. Потому что делать ничего не умеет, а великой и единственной партии для крышевания больше нет. Идея коммунизма сначала затмила аристократические традиции царской России, а потом и сама прогнила под жаром восходящей над миром звезды Демократии.

– Ты прям поэт, – оценил я образность рассказа Кости. Тот в ответ многозначительно подмигнул.

– Капитализм в глазах булгаковского быдла представляется в виде лихорадочного нагребания бабла. Потому что человек, барахтаясь в Реке времени, хочет обрести твердую почву под ногами. Когда-то я работал наладчиком на «Эрнесте». Там большая часть продукции выпускается по контракту с зарубежными компаниями в ущерб своим же брендам. Почему? Из-за неуверенности в себе, из-за неумения работать на рынке, из-за страха перед мировыми брендами. «Эрнест» готов был хоть раком стоять, хоть проглатывать – лишь бы платили. И в этом ничем не отличается от простых работяг, боящихся самостоятельности, конкуренции, ищущих стабильности. Пока у нас нет своего мы – рабы Запада. У русского бизнесмена сейчас нет хороших идей, а если и есть, то он боится их реализовывать. Вдруг никому это не надо, вдруг не прокатит? Огромная толпа предпринимателей мнется перед пропастью новых открытий и боится шагнуть туда и упасть. Потому что нет почвы под ногами в виде: а) идеи, за которую стоило бы рисковать, и б) денег. И все они ждут, пока дядя с мозгами и полными карманами не построит над пропастью мост из бабла и связей и не проторит им удобную дорожку. А что это за дядя и какому богу он служит – не всегда понятно. Может он намеренно ведет всю нашу нацию в пасть враждебного чудовища?

– А я считаю, что нефиг покупать российские машины, – сказал Сергей. – Лучше заплатить чуть больше, но приобрести нормальную, качественную иномарку.

– Иномарки я не хочу покупать из принципа, – улыбнулся Костя. – Мне не по душе иностранные идеи. Они большие индивидуалисты и лжецы. Несмотря на всю свою опрятность, Запад как был диким, так и остается им. Иномарки слишком комфортные, слишком качественные. А это притупляет чувство… жизни.

– Все потому что делается ради безопасности людей, – сказал Сергей.

– Нет. Все потому что дикие звери не привыкли выражать своего внутреннего существа. А для контакта с окружающим миром западнику требуется красиво преподнести себя, чтобы привлечь внимание. Именно поэтому в создании привлекательных упаковок им нет равных. Хорошие машины – это упаковка западной жизни. И она постоянно украшается, эволюционирует. К простой коробке с колесами и двигателем прибавляют электронный ключ зажигания, бортовой компьютер, Pre-Scan и кожаную обивку. Чтобы владелец автомобиля показал другим, что его яйца круче, а, следовательно, его надо бояться и уважать.

– Но ведь это двигатель прогресса, – возразил Сергей.

– Это если смотреть невооруженным глазом, – заметил Сёма. – А по сути, большинство новых технологий на рынке топчутся на месте. Ведь ничего лучше бензина и кремниевого микропроцессора и придумать не могут. Вернее сами технологии придумать-то могут. Не могут придумать, как бабло на этом срубить.

– Правильно. Кому нужны электромобили с их стоимостью, скоростью и временем зарядки?

– Это совершенно не то. Производители электромобилей опираются на экологичность и нестандартность – индивидуализм очень важен для Запада. Все это стороны одной медали.

– А телефоны? Раньше были кнопочные, теперь на сенсорах. Разве это не прогресс?

– i-Phon – это еще один ненужный продукт. Тычешь в экран пальчиком – и у тебя картинка меняется. Во, бля, чудо! Настоящий прогресс, я считаю, будет тогда, когда люди начнут получать реальные блага, а не работать ради куска пластика в кармане.

– Что-то я тебя совсем не понимаю, – почесал лоб Сергей. – Человек, еще когда с дубинкой бегал за мамонтом босиком по снегам Сибири, мечтал об удобной машине, теплой кроватке и о хорошем телефоне, чтобы по «вацапу» коллегам из соседнего племени фотки саблезубого тигра скидывать. А когда это, наконец, свершилось, ты кричишь: это не прогресс! Прогресс – это и есть оптимизация человеческой жизни и труда.

– И что нам предлагают современные интеллектуалы и другие пророки светлого будущего? Бессмертие? Роботов-помощников? Летающие машины? Романтики-футуристы любят рисовать картины светлого будущего, где все счастливы, где каждый занимается чем хочет, живет вечно, где никто ни в чем не нуждается… Когда-то и я желал видеть мир справедливым, честным, добрым. Но со временем, наблюдая за людьми, пришел к выводу: мир делится на сильных, волевых людей и на слабых, безвольных, «овощных». И первые, будь то благородные лидеры, творцы, бизнесмены или мелкие интриганы и капиталисты, всегда будут довлеть над остальными и навязывать им свою волю. Всегда! «Светлое будущее» настанет только тогда, когда по воле банкиров и политиков каждый слабовольный житель планеты будет полностью погружен в иллюзию счастливой жизни. В то время как тираны будут наслаждаться настоящей. Для этих сильных вы и все остальные – пластилин, которым они играются. По мне, так уж лучше я буду ходить в поле траву на лекарства себе собирать, дышать жизнью, чем давиться «чудотворными» таблетками, а затем незаметно для себя превратиться в напичканного химией киборга.