Божественная карусель

– Закройте окно!.. Подсчет должен производиться в абсолютно закрытом помещении.

Открывавший окно вернул рамы в исходное положение и опять встал на свое место:

– Бред какой-то.

– Наоборот, все логично. Прыгать придется сквозь стекла. Но мы на первом этаже, так что не так все плохо. Стрелять они будут по тем, у кого нет галстуков председателя. Значит, и по нам с тобой.

– Кто они? Да ты что?

– Пока не знаю.

– Если ты такой умник, почему не надел такой же галстук?

Во входную дверь раздались три стука. «Умник» тут же ласточкой выбросился в окно, сделал на земле кувырок и встал на ноги. Из помещения раздались автоматные очереди. Из другого окна неуклюже выпрыгнул собеседник и, прихрамывая, но не оглядываясь по сторонам, начал бежать к недалеко стоящим автолетам. «Умник» что есть силы закричал:

– Стой! Про свой автолет забудь! Возьмем председательский.

Оба помчались к автолету, стоящему поодаль. Когда уже начали разгоняться («умник» за рулем, собеседник рядом), по автолету посыпались автоматные очереди из разбитого окна. Два человека в масках, с автоматами выскочили из здания к другим автолетам и, сев в один из них, попытались перерезать дорогу убегающим, подставив борт своей машины навстречу их движению. Убегающие не только не притормозили, но, наоборот, увеличили скорость и перед самым столкновением взмыли в воздух.

– Похоже, оторвались, – заметил «умник».

– И что дальше?

– Не знаю! Что ты от меня ждешь распоряжений? Давай тоже думай! – немного помолчав, продолжил: – Летим к городскому штабу Шевронского. А ты пока свяжись с ними.

Собеседник стал набирать номер, но «умник» перебил:

– Стой! Не суетись. «Зубатые» сразу начнут глушить эфир. Надо составить короткую фразу.

– «На нас напали».

«Умник» закатил глаза:

– На кого – на нас? Кто напал?

– Слушай, ты, интеллектуал, если тебе не нравятся мои идеи, тогда не раздражай меня своими вопросами.

– Успей сказать фразу: «Подлог на участке сто девятнадцать» и все. Понял?

– Понял.

– Нет.

– Да понял я!

– Нет. Скажешь короче: «Подлог на сто девятнадцатом». Будешь повторять эту фразу до тех пор, пока окончательно не заглушат эфир.

– А ты уверен, что в нашем штабе нет их людей?

– Уверен… Впрочем… Но ничего больше мы сделать не можем.

– Смотри, за нами погоня.

Действительно, внизу стали видны два догоняющих автолета.

– Быстро связывайся, – крикнул «умник».

Собеседник стал суетливо устанавливать связь:

– Это городской штаб Шевронского?

– Да не болтай ты! – сорвался «умник», увидев ракету, отделившуюся от одного из догоняющих автолетов.

Собеседник успел произнести:

– Подлог на… – и мощный взрыв разнес автолет убегающих на мелкие осколки. Внутри стрелявшего автолета сидящий за рулем не сдержал восхищения своим напарником:

– Мо-ло-дец!

– За то меня и держат, что делаю все на раз.

13

– А сейчас для произнесения инаугурационной речи с трибуны высшего руководства Земли к микрофонам спускается Единый Президент Георгий Георгиевич Зубатый, одержавший убедительнейшую победу на состоявшихся недавно выборах.

Весь мир по телевизионным экранам смотрел, как неторопливой диктаторской поступью человеческая фигура в одежде, напоминающей военную форму, и обуви, очень смахивающей на сапоги, стала спускаться по ступенькам черной лестницы под торжественные, но какие-то зловещие звуки новой, специально написанной для этого случая музыки.

Почти над всей территорией планеты стояла необычайно солнечная, игривая погода, удивительным образом маскирующая весь ужас происходящего…

Икар

Мистическая трагедия

Он был темноволосым, кудрявым, кареглазым, спортивно сложенным, уверенным в себе молодым человеком, родившимся в 1960 году в одном из сибирских городов Советского Союза. Он знал: мир создан, чтобы быть покоренным им. Взирая иногда на окружающий пейзаж с какой-нибудь возвышенности – холма, крыши здания или просто насыпи, он думал: «Это мое!» Причем содержание пейзажа не имело никакого значения – будь то зеленый лес, снежные сугробы или многоэтажные коробки микрорайона. Задирая по вечерам голову вверх и окидывая взором звездные просторы Вселенной, чувствовал: «Я – центр мироздания». От роду ему было лет 20. На самом же деле за плечами юноши были сотни воплощений, о которых сейчас, в настоящую минуту, он, конечно, же, ничего не помнил. Когда-то, много тысячелетий назад, его звали Икар. Тот самый, что, не послушав мудрого Деда?ла, устремился своими слабыми крыльями к бесконечности неба и погиб, согласно легенде, растопив восковые крепления крыл в зное солнечных лучей. Все последующие реинкарнации были призваны предоставить возможность этой душе осознать всю глубину своей ошибки и постичь истинную вершину мудрости предостережений Дедала. Чему-то он уже, конечно, научился, но в целом до уровня Дедала было еще далеко! В современном воплощении его звали Эдик, Эдуард Михайлович Шустов – студент 5 курса химического факультета местного университета. Сегодня на большой перемене между лекциями он подавил в себе порыв познакомиться с очень красивой синеокой блондинкой, проходящей по освещаемой игривым весенним солнцем университетской аллее просто мимо, но так призывно глядящей ему прямо в глаза, что не попытаться выяснить её имя казалось даже нелепо. Эдик был не из робкого десятка, но опыт предыдущих воплощений сказал ему: «СТОП! Это может тебя спалить» – и Шустов, опустив глаза, прошел мимо. Он опять испытывал внутри себя борьбу двух начал. Интеллект подсказывал, что сила его мужской красоты дана для того, чтобы использовать ее в плотских наслаждениях, интуиция же, впитавшая в себя опыт всех предыдущих воплощений, предостерегала: неосмотрительное увлечение радостью бытия – к гибели верная дорога. Пылать пожару любовной страсти в этой жизни Эдуард себе не позволит. Его спутницей станет понимающая, любящая девушка, способная поддерживать тепло в домашнем очаге, но не более того. Иногда Эдику жалко было подружек, которые на танцах или в повседневном общении всем своим поведением говорили: «Выбери меня. Меня. Я тебе все сделаю». Но все та же интуиция подсказывала: не руководствуйся жалостью, не обернется она добром. Так и слыл Эдуард Шустов закоренелым зубрилой отличником, совершенно не интересующимся девчонками и готовящим себя к каким-то заоблачным научным высотам. К каким конкретно – он и сам пока представлял смутно, хотя потенциал интеллекта чувствовал в себе достаточно уверенно. Лучше всех учился, на олимпиадах по специальности неизменно одерживал победы. Крылья за спиной были, но как далеко с ними можно было залететь? Это предстояло еще долго и кропотливо выяснять. А пока весь свой потенциал Эдик просто растрачивал на учебу. Строго говоря, даже выбор химического факультета был также подсказан опытом предыдущих воплощений, которые оставили в подсознании ощущение бессмысленности крайности точных наук и недостойности наук описательных или гуманитарных. Выбор химии стал выражением стремления именно к дедаловской золотой середине.

Но вот заканчивался пятый курс. Крылья Эдуарда, стянутые постоянной необходимостью изучать совершенно ненужные общеобразовательные дисциплины, теперь могли раскрыться в свободном полете дипломирования. Но при условии, что руководителем дипломной работы станет человек, Дедалу подобный. В стенах провинциального университета такого преподавателя не было, и он предпринял дерзкую попытку написать письмо маститому столичному ученому с просьбой разрешить выполнить дипломную работу под его руководством по совершенно необычной теме, которую тогда только начинал разрабатывать известный исследователь и которая так интересовала просителя, выпускника-студента периферийного учебного заведения. Преподаватели и однокурсники Шустова восприняли ответ, полученный им из столицы, как чудо! Известный ученый не только давал согласие на руководство студентом, но и брал на себя все финансирование, связанное с поездкой, проживанием и работой выпускника. Отчасти такая удача объяснялась изобретениями Эдуарда, сделанными им еще на первых курсах и разрекламированными местной и центральной прессой. Икар и Дедал действительно узнали друг друга! То есть Эдик, конечно, не помнил своего первоначального имени и древней судьбы, но его необъяснимое влечение именно к этому ученому было поначалу сильнее всех житейских обстоятельств…

В столице Эдуард летал. В его распоряжении было самое современное оборудование и новейшие реактивы. Он активно участвовал в семинарах самых серьезных ученых и при этом не стесняясь позволял себе публично излагать самые бредовые идеи, вызывая добрые снисходительные улыбки окружающих. И вот… Как всегда! Как и во всех предыдущих воплощениях, Шустов опять зарвался. На этот раз он возомнил себя мощным, свободным мыслителем, способным совершенно самостоятельно строить свою дальнейшую научную карьеру. Хотя более прагматичные столичные сверстники Эдуарда намекали ему, что перспективному дипломнику следовало бы обратить значительно большее внимание на племянницу своего Шефа, а не на пробирки и колбы. Но заносчивый, наивный Шустов считал ниже своего достоинства обуславливать научное преуспевание банальным браком с родственницей патрона и, аккуратно закончив все дела, укатил в свой захолустный городок, будучи абсолютно уверенным, что его незаурядная по оригинальности и объему дипломная работа в любом месте в ближайшее же время будет просто переоформлена в кандидатскую диссертацию, и Эдуард Шустов сможет наконец вести независимые исследования по той теме, по которой сочтет нужным он сам, а не какой-то там руководитель. Займется, например, молекулярной генетикой. Несчастный, он так был уверен в несокрушимой мощи своих отличных оценок и научных публикаций, что даже не поинтересовался, а собираются ли оставлять его на родном факультете? Приехав домой, Эдуард, конечно, блестяще защитил диплом и… остался совершенно не у дел. Кафедра, на которой рассчитывал остаться Шустов, его не приняла, причем отказ был сделан в самой беспощадной форме. Недавно назначенный на должность заведующего кафедрой, приехавший из Москвы член-корреспондент АН СССР Большов Герман Федотович вызвал юного выпускника к себе в кабинет и тоном, очень спокойным, но не допускающим возражения, спросил:

– Это правда, что за глаза вы меня называете старым дураком, не способным ни к какой мыслительной деятельности?

Ошеломленный Эдик впервые в жизни видел, как очень серьезный человек с очень важным видом обсуждает нелепейшую сплетню и при этом уже заранее готов воспринять всякое отрицание как бесполезное отпирательство. Молодой человек впервые в жизни почувствовал, что значит быть жертвой грязной интриги, впервые в жизни столкнулся со взрослой подлостью, был совершенно подавлен и… молчал.

– Вы не можете стать сотрудником нашей кафедры, – это был уже приговор человека, мнение которого обжалованию не подлежало. Как Шустов очутился на улице, он не помнил. Из далеких глубин души просыпалось то чувство поверженности, которое он уже однажды, много тысяч лет назад, испытал, рухнув в море с обломками крыльев.

Эдику сейчас, как и тогда, надо было ближе держаться к Дедалу, а он вновь повторил все ту же ошибку… Захотел взлететь еще выше.

Однако поймет это Шустов лишь много лет спустя, а сейчас Эдик оценивал ситуацию проще, по-земному. Он точно знал, кто сплел эту примитивную интригу против беззащитного, как он теперь себя воспринимал, студента. Вне всякого сомнения, подобная мерзость могла исходить только от одного сотрудника – доцента кафедры высокомолекулярных соединений, кандидата химических наук Мошкина Анатолия Григорьевича. Невысокий, полноватый, суетливый, очень похожий на Чичикова человек своей главною задачей видел всегда только одно – сохранить за собой занятое им давным-давно место. Претендовать на большее ему было слабо?, а вот снизу был постоянный приток этих молодых, энергичных, любознательных выпускников. Для всех них был постепенно выработан достаточно надежный тройной заслон. У наиболее перспективных выпускников следовало сформировать непривлекательный образ работы в университете и постараться подыскать им место где-нибудь подальше от города, убедив, что делается сие для их же блага. Преодолевшие этот первый заслон и твердо решившие связать свою судьбу с родным alma mater должны были осесть на любой кафедре, но только не той, где хозяйничал Мошкин. Конкуренты ему были ни к чему. Для расправы же с особо настойчивыми, мечтающими именно о кафедре Мошкина, недозволенных средств не было. Обновление состава сотрудников время от времени все-таки происходило, но за счет троечников, послушных, безынициативных, ни на что не претендующих. Анатолий Григорьевич очень надеялся, что Шустов останется в столице и совершать гадости не придется. Увы, не получилось. Эдик же, в свою очередь легко преодолев первые два заслона, о существовании третьего даже и не подозревал. Дорога назад, в столицу, была отрезана совершенно безрассудной женитьбой на местной девушке, не имеющей матери и воспитывавшейся отцом, у которого она была уже четвертым ребенком. Словом, жаль было девчушку. А столичный Дедал согласен был бы продолжить совместные работы только в случае породнения…