Впереди же – похмелье былых устремлений.
Мы шутя промотали десятки веков,
Превратив родники в грязно-пенные лужи.
Безудержность – слепое стремленье глупцов
Доказать не таясь, что никто им не нужен.
Но к чему эти строки – пустые слова?
Все понятно без ложной игры в откровенье:
Жизнь всесильна – и в этом всесилье права,
Порождая извечную цепь становленья.
Отрада
Промокает дождями ночь,
Цепенея от грома выстрелов…
Нам никто не может помочь:
Мы расхристаны, мы расхристаны.
Во хмелю застарелая муть
Поднимается пышной сдобою…
Ничего нам нельзя вернуть:
Мы не добрые, мы не добрые.
Ничего нам нельзя запретить,
Потому и не ждем участия.
Зато сладко как голосить:
«Мы пропащие, мы пропащие!»
Истин много – да что с них взять?
Перед свиньями бисером истины…
Только душу о них обдирать.
Мы расхристаны, мы расхристаны.
Беспардонная суть бытия
Беспардонная суть бытия
В том, что я – это вовсе не я:
С беспредельно-щемящей тоской
Мне вторгается в душу другой.
Беспричинно-бесстрастный фантом…
Ты полюбишь меня, а потом
Тот, другой, в неизбывной ночи
Тебе грубо прикажет: «Молчи!»
Дуализм – не испитая страсть
Поиграть, покуражиться всласть
Над собой и над тем, над другим,
Кто забрался в чужие мозги.
Грех – унынье, когда ты один.
И второй кровный мой господин
С безупречной усмешкой – «хе-хе»
– Не дает мне забыться в грехе.
Я не знаю, кто я, а кто он;
Я запутался в списке имен,
Я забыл исчисленье времен.
Пусть он – явь. Тогда я – просто сон.
Сразу встало вдруг все на места:
Спи, святая твоя простота,
Все грехи возложи на него –