Дело марсианцев

– Что вы с ней сделали, сударь? – визгливо крикнула госпожа Берцова.

Буквально все в библиотеке глядели на Тихона кто с ненавистью, кто с завистью – равнодушным не остался никто.

– Ничего, уверяю вас. – Он пожал плечами и придержал сползающую тогу. Проклятая застежка! – Всего лишь прочитал маленькое невинное стихотворение. С Манефой все хорошо, но нее внезапно закружилась голова от свежего воздуха, и она решила еще немного отдышаться… Позвольте откланяться.

Сомнительно, чтобы кто-нибудь поверил ему, однако сбить волну страстей поэту удалось. Он беспрепятственно прошел по коридору, стараясь держаться прямо и естественно, хотя его так и подмывало побежать.

В уборной он долго унимал дрожь рук под струей воды – рукомойник так и звенел под его неловкими тычками. Бессильное бешенство на самого себя переполняло Тихона, и в то же время некое холодное спокойствие – выстоял, справился со звериной натурою. Что могло бы стрястись, послушай он Манефу и тем более поддайся ее страсти, невозможно было представить. Как она сама глядела бы на него, если бы Тихон дал ей воплотить в жизни стихотворные приключения двух влюбленных?

«Захочет ли она еще со мною говорить? – печально свербела мысль. – Ну какой же я несусветный дурак, дурак!» И он чуть не принялся биться головою об зеркало, что показывало ему ненавистно-тупую физиономию жалкого неудачника, который прошляпил свой единственный шанс завладеть красивейшей девушкой всех Рифейских пределов и ее несметным приданым. «Эка размечтался! Поиграла бы да бросила», – осадил себя Тихон и скрипнул зубами.

Он почувствовал, что еще немного – и свихнется, а потому набрал полную пригоршню воды, растерял половину, а остаток плеснул в горящую физиономию. Потом ударил-таки кулаком по макушке, вытер лицо подолом тоги и заставил себя выйти из уборной.

И тут же услыхал полный ужаса женский вопль!

Судя по тембру голоса, верещала госпожа Берцова. Сразу же к ней присоединился нестройный гул одинаково испуганных голосов, а вслед за тем послышались и визгливые выкрики самого Председателя дорожной комиссии, который повторял имя Манефы.

Тихон бросился в библиотеку и застал удивительную картину – индеец, пират, египтянин и прочие юные шуты, давясь и толкаясь, пыталась выскочить на балкон. Тихон схватил за плечо крайнего, кизляр-агу, и властно развернул к себе перекошенным лицом.

– Куда? Зачем? Что случилось?

– А? Чудо! – Фальшивый турок с нарисованными усиками вырвался и скакнул наружу.

– Манефа упала? – обожгло поэта.

Он встал в дверях и попытался понять, что тут происходит. К его истовому облегчению, вниз никто не таращился – напротив, все указывали пальцами в небеса и выкрикивали одно и тоже слово. И первым произнес его Берцов – «марсианцы»! Тихона пробил нервный смех, и он взглянул туда же, куда и все.

На фоне блеклой Луны, полуприкрытой быстрыми клочьями ночных облаков, удалялось что-то огромное, с вертушкой на голове!

– Стреляйте же! – взвизгнула госпожа Берцова. – Унесут же черти, унесут! Почему никто не стреляет?

Скоро снизу раздался сухой хлопок фузеи, вслед за которым среди лошадей и гостей началась подлинная паника. Судя по всему, большинство решило, будто на город напали башкиры или беглые крестьяне, и глупые выкрики вроде «марсианцы!» только укрепили их в этом мнении. Воздухолета к тому моменту уж и видно не было, все скрыла ночь. И никаких огоньков по его краям уже не светилось, как успел сообразить Тихон.

Дворянское Собрание наполнилось визгом и топотом. Лакеи, гости, повара и жандармы метались в поисках башкир или спасались от них за пределами здания. Кареты, дрожки, одноколки со стремительным перестуком копыт и колес, щелчками хлыстов растворялись на окрестных темных улицах.

Ухажеры Манефы также поспешили на лестницу, торопясь улизнуть с места происшествия. Многим повезло, вот только семейство Берцовых, Тихон и несчастный турок угодили под перекрестье взглядов сразу нескольких людей, поднявшихся в библиотеку. Возглавлял их сам заводчик Петр Дидимов.

– Я слышал, как тут кричали имя Манефы, – холодно сказал барон. – Где она? Нам пора уезжать, все равно карусель нарушили. То ли башкиры, то ли марсианцы… Где Манефа?

Все подавленно промолчали, отчего госпожа Дидимова, миниатюрная женщина в костюме голландской купчихи, охнула и закатила глаза – пришлось рядом стоящему лакею спешно подхватить ее и уложить на диван.

– Мамочка! – заскулил ее десятилетний сын.

– И тут вы, Балиор! – Усы Дидимова встопорщились, когда он распознал среди застывших перед ним гостей Тихона. – Что вы сделали с Манефой, куда спрятали? Где моя дочь?! – Последний вопрос прозвучал подобно раскату грома, отчего у всех присутствующих волосы поднялись дыбом.

Все в губернии знали, как заводчик боготворит Манефу, во всем потакает и прощает любые шалости, отчего всякий, кто хотя бы намеком обидит ее, подвергается ужасной опасности сгинуть в остроге или вовсе пропасть бесследно. Бывали, говорят, и такие случаи.

– Позвать сюда жандармов! – взревел Дидимов. Лакей с грохотом ссыпался по лестнице.

– Марсианцы, Петр Сергеич… – промямлил Берцов.

– Что? Повтори! Кто тут марсианец? Балиор, что ли?

Несчастный Председатель дорог заплетающимся от ужаса языком поведал, как услыхал вместе с прочими крик с балкона, где заперлась Манефа. Как он принялся биться в дверь плечом и наконец с помощью египтянина вышиб ее, едва не вместе со стеклом, и как успел увидеть во всей ужасной мощи воздухолет марсианцев с бледными огоньками по низу, что уносил прочь несчастную девушку.

– Это все он, он в своих писаниях накаркал! – взвизгнул под конец Берцов, уткнув палец в Тихона.

– Как она очутилась одна на балконе? – с холодной яростью осведомился Дидимов. Слушал он внимательно, даже напряженно, и весть о марсианцах явно потрясла его вне всякой меры. – Как, спрашиваю вас, мог воздухолет незамеченным подлететь и пленить Манефу? Если бы какие разбойники с дерева прыгнули, тати или башкиры! Но с воздуха! Вы сошли с ума, все сразу.

У многих отлегло от сердца – как ни странно, заводчик не набросился с тростью на всех и каждого, а взял себя в руки и стал уточнять детали.

Тут и жандарм с фузеей прибежал, который подтвердил – да, после криков с балкона и он заметил удаляющуюся по небу черную тень с огромным винтом, и даже выстрелил в нее. Попал ли, нет, то неведомо, разве марсианцам что от простой пули сделается? Вот кабы из пушки шмальнуть, то при удаче ядро могло бы и пробить обшивку воздухолета, коли она деревянная…

Подошел и комендант жандармской Управы полковник Буженинов, которого успели удержать перед самым отъездом – он почти умчался самолично преследовать убегающих в переулки башкир. Весть о марсианцах этот доблестный служака выслушал с откровенным недоверием.

– Вы сумасшедшие, – повторил Дидимов с круглыми глазами. – А ты, Берцов, я ведь просил тебя надолго ее одну не бросать! Ты же мне говорил, что Балиор полную чепуху написал и скоро будет опровержение. А оно вот как оказалось!

– Госпоже Манефе стало душно, – пролепетал почти черный Председатель дорожной комиссии. – Она вышла на балкон и закрылась, чтобы никто не помешал ей любоваться Луною.

– Одна?

– Со мной, – сказал Тихон.

Дидимов словно бешеный пес метнулся к поэту и уже занес руку, чтобы ударить его, но в последний миг сдержался. Тихон, впрочем, приготовился отразить наскок – он был на голову выше заводчика, хотя и не толще. Никакой вины за собой он не ощущал и не съежился, и Петр Дидимов, очевидно, почувствовал его горькое спокойствие.

– Она всем грозилась, что собирается потребовать от тебя чтения стишат. – Дидимов провел по глазам ладонью. – Так и было?

– Да, я прочитал короткие вирши и сразу удалился с балкона.

– Он застежку там обронил! – злорадно выкрикнул Берцов. – С хламиды своей!

Заводчик медленно поднял прищуренные глаза на Тихона, и тот поразился, какая страшная и тяжелая усмешка полыхнула в них.

– Да, я всего лишь обронил застежку от тоги, – спокойно кивнул Тихон, хотя его так и подмывало отступить и пригнуться. – Не сумел в листьях отыскать.

– Сейчас найдешь, – по слогам проговорил Дидимов. – Что она сказала перед тем, как ты ушел?

– Что желает побыть одна.

– Дамы и господа! – объявил полковник Буженинов, прервав «допрос». – Прошу выслушать меня. Налицо небывало дерзкое похищение дочери уважаемого подданного, кем бы оно ни было совершено. – Комендант приблизился к двери, ведущей на балкон, и подал знак капралу подойти. – Приготовьте побольше свечей для осмотра места преступления! Довольно разговоров. Пока мы с вами толчем воду в ступе, тати уносят девушку все дальше, а потому предлагаю всем немедля отправиться по домам и не мешать расследованию. Другое дело, останутся только господа Берцов и Балиор, как возможные свидетели умыкания.

– Я тоже, – заявил Дидимов. – Это все-таки моя дочь пропала, сударь.

– Нельзя, Петр Сергеич, – мягко возразил полковник. – Тут надо все тщательно осмотреть и выявить преступные следы. Позаботьтесь лучше о супруге и сыне! Им положительно нужно утешение и ваша поддержка. А способствовать возвращению дочери вы покамест никак не можете.

Дидимов нехотя кивнул и отошел к семье, где с раздраженным видом принялся утешать супругу. Держался он весьма сдержанно, будто не пережил только что самое трагическое происшествие, какое только может выпасть на долю отца. Тихону, да и все прочим, оставалось лишь подивиться его выдержке. Наперебой выражая сочувствие, гости и лакей сопроводили семейство заводчика вниз, а полковник Буженинов присел на корточки на пороге балкона и с помощью трех больших свечей, две из которых держали над его плечами поэт с Председателем дорожной комиссии, стал внимательно осматривать место преступления.

– Листва сдута на перил и с середины балкона! – сразу же заметил отличие Тихон.