Подчинение и покорность

– Посмотрим. Значит, осмотр продолжается…

– Труп сняли, хозяйка пока на месте. Смотреть будете?

– Если эксперты всё сделали, увозите. Я пройду по квартире. Родственникам сообщили?

– Они живут в пригороде, старые люди, попозже позвоним. Или сами?

– Мебель не взломана? Следы обыска?

– Ничего. На первый взгляд, преступника имущество не интересовало, ящик с документами в порядке, бумаги аккуратно сложены, есть даже немного денег, двадцать три тысячи, в сумках и карманах ещё примерно столько-же. Есть кое-какие драгоценности, ничего особого. Ему не это нужно было.

– Хорошо, спасибо. Я пройдусь.

В коридоре он увидел на стенах несколько картин в позолоченных рамах, подозвал эксперта, показал пальцем:

– Нагишин, что скажешь?

– Халтура, на Невском таких залежи. Только рамы красивые. А картина получается такая. Хозяйка вышла, открыла дверь и сразу получила удар ножом в шею. Смертельный. За ней следом вышел хозяин и был задушен, потом внесён в комнату и подвешен.

– Что значит "подвешен"?

– Не повешен, он был уже мёртв, его просто подвесили за шею, зачем, не знаю. Хозяйку тоже притащили в комнату, бросили у ног мужа… вдовца… чорт! как их… В общем, дело непонятное.

– А мне непонятно, почему она открыла преступнику дверь, дверь добротная, такую открывают человеку знакомому.

– Или убедительному. Но и это глупо.

– Следов борьбы нет, всё-таки его удушили?

– Следов нет. Да и хозяин… далеко не спортсмен.

– Как его повесили? Один может справиться?

– Если молодой, почему нет? Верёвку перекинули через шторный кронштейн, привязали за шею, приподняли тело и натянутую верёвку обмотали о батарею отопления, ничего сложного.

Подошёл один из оперов:

– Опрос соседей окончен, ничего интересного. И насчёт убитых, и про ночь. Все спали, никто ничего не слышал.

– Спасибо. Конечно, с ними надо будет ещё поработать, но не сейчас. Опять у нас, похоже, дерьмо, майор будет счастлив. Кстати, он не звонил?

– Звонил, – отозвался Долгий. – Он в самом деле счастлив, ждёт тебя в своём кабинете. Я тебе не завидую, Витя.

– Не я-же их убил, – пробормотал лейтенант, спускаясь по лестнице.

7

Утром Вика проснулась первой, долго смотрела на совершенно голое тело Евгения, сначала с недоумением, потом с одобрением, поднялась, пошла в туалет, сообразила, где находится, подобрала с кресла рубашку хозяина, накинула, снова пошла. Вернувшись, осмотрела журнальный столик, на котором давеча пировали, оглядела остатки на тарелках, налила в бокал немного вина, в холодильнике обнаружила коробку с апельсиновым соком, выпила вино и долго с наслаждением пила ледяной сок.

– Классические признаки похмелья – услышала сонный голос с кровати. – И моя рубашка тебе не идёт. Тебе, и любой женщине, идёт вообще без ничего.

– Зато она включает твоё воображение. Без ничего тоже хорошо, но не в обществе.

– Мы не в обществе.

– Хватит болтать глупости. Ты проводишь меня?

– Уже уходишь? Ты не говорила об этом вчера.

– Да, ты не чувствовал-бы себя раскованным.

– Мне хорошо. У тебя дела?

– У меня самолёт.

Он сел, соображая:

– Ты уезжаешь?

– Командировка кончилась, надо обрабатывать результаты работы. Тебе не снились кошмары?

– Мне не снился твой отъезд.

– Будут ещё командировки, отпуска, будет много чего ещё.

– Это неожиданно. Я ожидал чего-то более продолжительного.

– Мужской эгоцентризм.

– Я в порядке. И начинаю привыкать. Опыт накапливается, и он говорит, что всё временно, они всегда уезжают.

– Для трагедии нет причины. Выпьешь вина?

– У нас есть время? Воспользуемся?

– С удовольствием.

– Что-ж, подчиняюсь желанию женщины, и это подчинение мне нравится.

– Мужчина!

***

Майор Асеев представлял собой типичного служаку, не без чувства юмора и фантазии, но и то и другое отдавало казармами. Главным для него была работа, то есть отчётность и показатели, которые не терпели прорех. Это грозило и заставляло задуматься. Сейчас он был в гневе и растерянности, последние события уже выходили за рамки обыденной работы и в перспективе могли перерасти в нечто неуправляемое и дестабилизирующее. Он собрал у себя в кабинете группу Клюева и начал говорить, но его слова больше походили на крик, хотя он и умел держать себя в руках.