Два мира – два солнца

– Да уж… – прошелестели пухлые губы Николаса.

Теперь перспектива провести ближайшие десять лет вдали от начальственного гнева, пусть бы и в анабиозе, не казалась обоим такой пугающей.

Два карликовых эвкалипта тянулись друг к другу, то ли простирая руки-ветви для прощального пожатия, то ли напротив, склоняя кудрявые макушки в приветственном поклоне. Окончательно слиться в объятиях им не давала проложенная между рядами дорожка. Вкупе с обступившими ее деревьями узкая, уставленная редкими скамейками дорожка образовывала не аллею даже – аллейку. Две прогуливающихся парочки, идущие по ней в разные стороны, пожалуй, еще смогли бы разминуться, но их действия при этом напоминали бы смену караула или шахматную рокировку.

Впрочем, в данный момент в парке гуляли только двое. Юноша и девушка, чем-то похожие на пару эвкалиптов.

– А обо мне ты подумал? – спросила Надя.

– Конечно, – неубедительно соврал Редуард.

– Врешь! – уверенно сказала она и опустила голову. – Никто никогда обо мне не думает.

С неба на них лилась музыка. Репродуктор скрывался где-то в кроне тороидального тополя, так что Редуарду казалось, что слова простенькой, но привязчивой песенки возникают прямо в воздухе, на высоте прыжка с шестом.

«Улетаешь ты -

Не на Солнце, не на Марс.

Улетаешь ты -

Это все в последний раз…»

– Когда ты вернешься… – трагически начала Надя.

– Если, – суеверно поправил Редуард.

– Так вот, когда ты вернешься, ты будешь таким же молодым, как сейчас. «И глупым», – мысленно продолжил Редуард. – А я стану совсем старой. Через десять лет мне будет уже… – Надя сделала вид, что от волнения не может закончить фразу, и негромко всхлипнула, отвернувшись.

Даже сейчас, безо всякого анабиоза, она была на четыре года старше Редуарда. Признаваться в этом не хотелось.

– Ну, чего ты, – сказал он и от беспомощности взял ее за руку.

«Все мои мечты

Оставляя на потом,

Улетаешь ты -

Космос стал теперь твой дом…»

Конец аллейки приближался неумолимо. Дальше начинались приземистые строения службы наземного сопровождения и ограда космодрома. Оставалась последняя скамейка. Поравнявшись с ней, Надя остановилась и потянула Редуарда за руку, разворачивая лицом к себе.

– Ну, – сказала она. – Целоваться-то будем?

Жалко, что на космодроме не растут цветы, невпопад подумал Редуард.

– Я дождусь тебя, слышишь? – быстро-быстро зашептала Надя. Ее кудрявый локон щекотал ухо Редуарда. – Устроюсь гидом на экскурсионный по Золотому Кольцу – тому, что вокруг Сатурна. Мне подруга говорила, они, экскурсионные, еле плетутся, на второй космической. Это оттого, что туристы перегрузок боятся. Пять лет в один конец, представляешь? И почти все время в заморозке, так что разочек только слетаю туда-сюда, а там и ты вернешься…

Редуард слушал горячий девичий шепот и не находил, что ответить. Да и вряд ли во всей Вселенной нашлись бы слова, способные вместить в себя всю нежность и горечь неизбежной разлуки, которые он испытывал.

«Улетаешь ты -

Ключ на старт уже готов,

Улетаешь ты -

Вот и кончилась любовь…»

– Ничего не кончилось! – захотелось крикнуть Редуарду. – Настоящая любовь выдержит любые испытания и перегрузки, мы вместе пронесем ее сквозь годы, календарные и световые, чтобы…

Но вместо этого снова промолчал. К горлу подступал комок, а на глазах постепенно скапливалась, как сказал бы его лучший друг на ближайшие десять лет, секреция желез, расположенных в верхнелатеральных уголках глазниц.

По счастью, скоро пошел дождь.

Теплый, ласковый и, судя по нескольким солнечным лучам, отыскавшим бреши в плотной завесе облаков, подслеповатый.

Такое часто случается с новичками, не привычным к гиперпутешествиям. Первые несколько минут после выхода из гиперпространства в нормальное трехмерное все окружающие предметы кажутся им чересчур яркими и выпуклыми. Их хочется потрогать.