Индоевропейские ритмы. Стихотворения

на тельца становится похожим.

Глас Господень остановит ливень,

жизнь твою узором сложит.

Заручился ручейком подножным,

сырую землю прочертил ножом,

и голосок пробился, ожил,

летел синицей, полз ужом.

И ветра чувствовал нажим,

и камнем острым ранил кожу,

был скользким, как в руках налим,

крикливей скоморошьей рожи.

Носился в толпах на виду,

сгущался к человеку линией,

шел по кругам, творя судьбу,

вбивался перед каждым клиньями.

Гор оговаривал седые зубья,

клял клегт орлиный.

Как монохромный крик «убью!».

Вдруг распускался в хвост павлиний.

Тревожный, как гудок фабричный.

И громогласней Иерихона.

Как скрип плацкартного вагона.

Бесцветный, шепот как больничный,

как всё, что сделалось привычным,

как сам, как я, как голос клона.

И пройдет не так уж много времени

И пройдет не так уж много времени,

скажешь только – «завтра будет ночь!» —

и тропою новых искушений

проведет тебя Аида дочь.

И наполнит келью старца,

приоткроет твой затвор, —

просто открыванье ларца —

изнутри, ты сам – как вор.

Пред кончиною земного,

перед тем как лечь во гроб

у тебя осталось много

горячо любимых образов.

Ты бежал за эти стены,

где встречаются украдкой

чувств напуганные тени,

как затеплится лампадка.

По какому ж наущенью

в этой тесной Палестине?

«Аз воздам тебе отмщеньем,

от угодников отрину.

Ни единой завитушки,

лика, золота резного…».

Кто ж мою смущает душу:

страх Аида, голос Бога?