– Оп-паньки! – удивился Иван-царевич, рассматривая ножки. А они явно девичьи – не волосатые, без варикоза, в туфлях на высоком каблуке.
– Эт-то что за чудо?! – продолжает удивляться Иванушка, шапшонку на затылок сдвинув. – Это, а где это, ну, что до ног?! А?! Избушка?! Не верю я в симбиоз дерева с девичьими ножками на высоком каблуке. Избушка! Ты говорить можешь?!
– Могу, – отвечает избушка ангельским голоском.
– Ну?
– Гну! Здесь это, в избушке, что до.
– Хе. А зайти в тебя можно, избушка?!
– Это зачем?
– Как это зачем? Посмотреть! Такие ножки. Наверное и всё остальное, что до ног, тоже прелесть. Если так – женюсь, ей богу, женюсь.
– Точно женишься?
– Папой-царём клянусь!
– Тогда заходи.
Заходит Иван-царевич в избушку, а там… мать-перемать. А там баба-Яга по пояс своей дряхлостью в пол вросла. Низ, значит у неё хорошо сохранился, а вот верх…
Стоит руки в боки и улыбается своим беззубым ртом – ужас!
Иванушка метнулся было обратно к двери – фиг! Двери не открыть простому человеку, и окошко жалюзи алюминивые наглухо зашторили – сами, без чьей либо помощи.
– Оп-паньки! – противным голосом проскрипела баба-Яга и захохотала как сумасшедшая. – Обещал жениться? Папой-царём клялся? Теперь женишься, никуда не денешься. Понял?!
– Мама! – всхлипнул Иван-царевич-дурачок и по стеночке сполз сопелькой. Понял он. Понял, что влип по самое тридевятое царство. Во как бывает.
Мораль: надумал жениться – не видись на ножки, Иванушка в шапшонке.
Волшебный холодильник
И была пятница. А выпить в пятницу, как говорится, дело святое. Особенно любил это «святое дело» Витя Спиртяшкин.
Поздним вечером с большим трудом полуалкаголик, мелкий дебошир и «кухонный боец» Витя Спиртяшкин ввалился в свою квартиру. Его жена, Манюня, впустив пьяного в драбадан мужа, тут же метнулась обратно в комнату, где вдавила себя в диван, да так, что жалобно заскрипели пружины.
– Маню-юня-я-я! – противно пропел пьяным голосом Спиртяшкин. Он скинул с себя пальтецо. Теперь нужно было снять ботинки.
– Манюня! – снова проорал Спиртяшкин.
В ответ Манюня продолжала вдавливать себя в диван, а её загнанный взгляд потихоньку начинал бродить по комнате – искать пятый угол.
– Ну, хорошо, Манюня, – с угрозой сказал Спиртяшкин, – сейчас ты у меня отхватишь.
Он резко нагнулся и… бац! – въехал лбом в косяк холодильника, которому не нашлось места на крохотной кухне.
Древний холодильник до этого был уже изрядно помятый. Сколь раз в него «въезжал» своим «роговым отсеком» Витя и ничего, крякнет бывало только и ничего. А тут – бац! и рухнул как подкошенный. Мало того – потерял сознание. Минут на пять. Потом очнулся… трезвым, повесил пальтецо на вешалку, поставил ботиночки куда положено и пошёл спать.
Спать лёг тоже как положено: раздетым, диван разложил, застелил. Манюня, вся в непонятках, легла рядом.
В течении часа она то и дело прислушивалась к мужу. Муж лежал на спине, держа руки по швам поверх одеяла и тихо-мирно спал.
– Да что это с тобой?! – наконец не выдержала Спиртяшкина и сильно ткнула благоверного в бок. Тот приоткрыл глаза.
– Тебе тесно, Манюнь? – спросил Витя без какого-либо раздражения, наоборот – даже ласково.
– Не то слово, скотина! – рявкнула Манюня.
Спиртяшкин безропотно отодвинулся на сколько смог и снова уснул.
Манюня приняла сидячее положение. Поразмыслив ещё с час она взяла и ущипнула мужа. От всей души. За ухо.
На этот раз тот даже не открыл глаза, а сразу спросил виновато:
– Я что, храплю?
– Не то слово, скотина! – опять рявкнула Манюня, хотя никакого храпа и в помине не было.
Витя молча отвернулся к стене, плотно прижал лицо к ковру (так что расплющился нос) и, прикрыв одеялом ноющее ухо, снова уснул. Будто умер.
– Да что же это такое?! – Спиртяшкина вскочила как ошпаренная.
– Сволочь! Скотина! Паразит! – посыпались из её сахарных уст громогласные оскорбления.
Спиртяшкин никак не реагировал.
– Ах, так? – Манюня растрепала свои волосы, отхлестала себя по щекам, рванула на себе ночную рубаху, и выскочив на лестничную площадку, заголосила что есть мочи:
– Лю-ю-юди! Убива-а-ю-ю-ют!!!
На её истошные крики вышли на площадку сонные соседи.
– Мань, опять тебя твой лупит? – вяло поинтересовались они. Затем пожалели: – Бедненькая ты наша, горемыка. – Затем пообещали: – Сейчас полицию вызовем.
– Не надо полицию, – шмыгая носом, попросила Спиртяшкина. Спасибо, дорогие соседи, за участие. Идите спать.
Соседи привычно послушались и, привычно причитая, разошлись по своим квартирам. Манюня тоже вернулась к себе домой.
Витя как ни в чём не бывало пускал слюни. Когда она легла к нему он повернул голову и с тревогой спросил:
– Что-то случилось? Ты плохо выглядишь, Маня.
– Всё хорошо, милый. Это у меня пятничный синдром. Пройдёт. Спи.
– А, ну смотри, – Витя сладко потянулся и опять впечатался носом в ковёр.