Человек за шкафом

– На самом-то деле не так уж и хорошо тут жить, – призналась в ответ Тамара Яковлевна. – Там, где окна во двор, еще ничего, а если на улицу – так это просто кошмар. Шум круглые сутки – Тверская же! Грязь, пыль… Никакие стеклопакеты не спасают. Но я привыкла и переезжать не собираюсь. Всю жизнь в центре прожила, из всех театров, со всех концертов по вечерам пешком домой возвращалась. Не хочется на старости лет что-то менять.

– Ну что вы такое говорите! При чем тут старость? Вы еще совсем молодая женщина, – мягко поправил Вилен.

– Да уж скажете тоже, какая ж я молодая… – консьержка зарделась, было видно, что ей приятен его комплимент.

И Меркулов решил, что сейчас самое время вернуть разговор в интересующее его русло.

– Тамара Яковлевна, вы отчего-то сказали про шкаф из четырнадцатой квартиры «тот самый», – напомнил он. – Я правильно понял, что с этим гардеробом связана какая-то история?

– Связана, и еще какая, – кивнула женщина, отчего-то нахмурившись. – Хоть книгу пиши или кино снимай.

– Так поведайте ее мне, – попросил Вилен. – А то я просто сгораю от любопытства.

– Ой, не знаю… Там все так сложно… В двух словах-то и не расскажешь… – замялась Тамара.

– А и не надо в двух словах! – заверил он. – Чем длиннее и подробнее выйдет, тем мне интереснее. Мне все равно машину ждать, пока она еще сюда по пробкам доедет… Так что я буду только рад скоротать время, слушая вашу историю. Со всеми подробностями.

Собеседница на мгновение заколебалась.

– Про генеральскую семью я бы вам с удовольствием рассказала, – сообщила она наконец. – Назаровы хорошие люди были, про таких и вспомнить приятно. А вот то, что дальше произошло с этим вашим шкафом… О таких вещах, честно признаюсь, и говорить-то совсем не хочется.

Вилен засмеялся.

– Ну, вы меня совсем заинтриговали, Тамара Яковлевна! Вот что, у меня есть к вам предложение. Начните свою историю с самого начала. С хороших людей, о которых приятно вспомнить. А дальше уж будет видно. Договорились?

– Ну, хорошо, – согласилась наконец консьержка. – Расскажу с самого начала. Только что же вы – стоя слушать будете? В ногах правды нет. Заходите уж ко мне сюда в каморку, присядьте, чайку с вами попьем…

– Тогда я вернусь буквально через минутку, – заверил Меркулов.

Он сходил в ближайший магазин – супермаркет под Манежной площадью, – купил к чаю коробку конфет и маленький торт, а по дороге еще раз позвонил помощнику и узнал, что машина будет только часа через полтора, а то и два, не раньше. Что ж, Вилена это вполне устраивало. Он вернулся к Тамаре Яковлевне, та поахала над гостинцами, потом усадила гостя рядом с собой за стол, налила ему крепкого вкусного чая и приступила, наконец, к неспешному повествованию. Консьержка рассказывала историю, очевидно, услышанную с чужих слов, а богатое воображение Меркулова тут же раскрашивало ее, дополняло образами, картинками, деталями и даже речью, даже мыслями персонажей.

Глава первая

В шесть часов вечера после войны

Шло лето 1946 года, года после Великой Победы. Постепенно возвращались с войны ее герои – мужчины и женщины, солдаты и офицеры, инвалиды и те, кому повезло уцелеть, сохранить руки, ноги и здоровье… Но не покой. Никто из них не забудет тех страшных дней, теперь всю оставшуюся жизнь им будет сниться то, что наяву хотелось поскорее забыть…

Но это будет потом. А пока на усталых, измученных, изможденных лицах все равно светилась радость. Самое главное позади – врага одолели, войну пережили. Остальное уже не столь важно. А что трудно, так к трудностям не привыкать, не с таким справлялись. Пусть кругом голод и разруха – не беда. Налаживать мирную жизнь – это не работа, это счастье.

Так в ту пору думали все, так думал и Степан Назаров, сибиряк, боевой генерал, прошедший за четыре года от Омска, который покинул капитаном, до самого Берлина. После войны он не вернулся в родные края, а был направлен приказом партии в столицу. Должность ему дали столь же высокую, сколь и ответственную – Степану Егоровичу предстояло работать в правительстве. Война унесла много жизней, разрушила города и села, и в правительстве теперь необходимы были деловые, хваткие, энергичные люди – бывшие фронтовики. Сам товарищ Сталин ратовал за то, чтобы военные сменили полевую форму на деловые костюмы и отправились восстанавливать загубленные и уничтоженные немцами предприятия.

Приехав в Москву, Назаров буквально на второй же день получил квартиру. Да какую! Шикарные шестикомнатные (это еще не считая комнаты за кухней для прислуги) хоромы в новом, построенном незадолго до войны, доме на улице Горького, в нескольких минутах ходьбы от Красной площади. В такой огромной квартире – и только вдвоем, с женой, верной фронтовой подругой Татьяной.

Для нее новоселье стало настоящим потрясением. До этого Таня всего раз побывала в Москве, и то проездом, ничего толком и повидать не успела, кроме Мавзолея, Большого театра и ВСХВ – Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, с которой сумела познакомиться еще до выхода любимого фильма «Свинарка и пастух». А теперь выяснилось, что она будет жить в столице. Как зачарованная стояла Татьяна посреди огромной пустой квартиры. Настоящий дворец! Вот только из мебели лишь матрасы прямо на роскошном дубовом паркете, а из имущества – пара вещевых мешков, ее и мужа, да две шинели. А так – пустота, и каждый звук, шаг или слово отдаются от стен и свежепобеленного потолка гулким эхом.

– Ну что ты застыла, Танюшка? Можно подумать, никогда больших квартир не видела, – усмехнулся Степан.

Татьяна только покачала головой. Конечно, она много раз видела большие квартиры – и в Европе, и на родине, где после революции квартиры в хороших домах были поделены на клетушки и превращены в перенаселенные коммуналки, с одной кухней и одной уборной на несколько десятков жильцов. Но чтобы отдельная квартира, столько комнат для одной-единственной маленькой семьи!..

– Поверить не могу, что это теперь наш дом… – пробормотала она.

– А придется! – Степан сиял улыбкой, которую она так любила. – Мы теперь с тобой москвичи, Танюшка! Да не стой ты, как столб, лучше вон в комнату напротив пройди.

– А что такое?

– Иди, я тебе говорю!

Татьяна выскользнула в коридор, осторожно приоткрыла двойную дверь… и ахнула, всплеснув руками. Посреди комнаты стояло старинное фортепиано: лакированное, с резными ножками, причудливыми инкрустациями и канделябрами по бокам в виде изящных женских фигур – настоящее произведение искусства.

– Нравится? – тихо спросил Назаров.

Пианино было единственной вещью, которую он привез из Германии. Другие высокопоставленные чины вывозили трофеи вагонами – мебель, картины, посуду, фарфоровые статуэтки, одежду и обувь… А он со многими предосторожностями, очень бережно привез только фортепиано – в подарок любимой жене.

Татьяна обняла мужа и заплакала…

Таня была родом из печально знаменитого города Сталинграда, который в то время, когда она родилась, еще назывался Царицыном. Родители ее были, как говорили в то время, служащими, интеллигенцией: папа – инженер, мама – учительница. Жили Ильины скромно, может быть, даже еще скромнее, чем большинство их соотечественников, потому что значительная часть зарплаты тратилась не на вещи и еду, а прежде всего на пищу духовную – книги, театр, концерты, на которые единственную дочку водили уже с четырех лет. Таня с детства очень любила музыку и мечтала о собственном пианино. И родители вскоре осуществили ее мечту – с большим трудом, экономя на всем, на чем только можно было сэкономить, они купили ей по случаю старенькое пианино. Корпус местами потрескался, не все клавиши производили точные звуки – инструмент не строил, и это очень огорчало и Таню, и ее родителей. Пробовали пригласить настройщика, но тот только руками развел – дерево отсырело, потом усохло, фортепиано пережило несколько переездов, в общем, пациент был скорее мертв, чем жив. Но выбирать не приходилось, Таня занималась на таком инструменте, какой у нее был.

Довольно скоро родители поняли, что их музыкальных знаний, полученных в собственных семьях и в гимназии, явно не хватает. Танечка подавала большие надежды, и ей необходима была более серьезная подготовка. Девочке нашли учительницу – пожилую даму-пианистку. Когда-то она была музыкантом, выступала сама и аккомпанировала популярным исполнителям, но вскоре после революции ее мужа, эстрадного артиста, любимца публики, «из дворян», как выражались в те времена, обвинили в контрреволюционной деятельности и расстреляли. С тех пор Маргарита Васильевна на службу уже устроиться не могла – не позволяло слабое здоровье. Приходилось перебиваться уроками, и, чтобы хоть как-то прокормиться, Маргарита Васильевна бралась преподавать музыку любым ученикам, даже самым бесталанным, а плату согласна была брать не только деньгами, но и продуктами. Время тогда было тяжелое, голодное, не хватало даже самого необходимого.

Учительницу и ученицу в буквальном смысле послала друг другу судьба, и неизвестно, кому из них повезло больше. Маргарита Васильевна часто повторяла, что на уроках с Танечкой отдыхает душой – такая она способная, прилежная и старательная ученица. Для пожилой женщины музыка была единственной отрадой, смыслом жизни. Маргарита Васильевна рассказывала, что еще ее дед с раннего детства страстно увлекался музыкой. Дворовым мальчишкой, лет двух-трех, как услышит, что в господском доме на фортепиано заиграли, так встанет под окном и стоит как вкопанный, за уши не оттащишь. Его уж и били, и за вихры тягали – ничего не помогало. Потом одна из барышень заметила его и стала учить музыке. Он взялся за учебу с огромным рвением, но барышня вскоре вышла замуж, и учение прервалось. До старости дед виртуозно играл на балалайке и, умирая, наказал сыновьям, что если кто-то из внуков проявит любовь к музыке, то костьми лечь, но выучить его этой премудрости.

Что касается Тани, то и ей музыка была настолько в радость, что ради нее она была готова отказаться от всего – и от игр, и от прогулок, и от общения с подружками. Таня сама каждый день, без всяких напоминаний, садилась за пианино и по нескольку часов занималась, не жалея сил, играла гаммы, этюды и упражнения. «Что, опять рояль насилуешь?» – ласково подтрунивал над ней отец. Конечно же, родители гордились дочерью и мечтали, что их Танечка станет настоящим музыкантом. Когда она поступила в Саратовскую консерваторию, радости в семье не было предела. Училась Татьяна отлично, педагоги ее хвалили. Но после окончания консерватории, когда Таня вернулась в родной город, вдруг выяснилось, что работать ей негде – свободных вакансий в городском театре и филармонии не нашлось. И она с большим трудом устроилась на полставки работать в недавно открывшуюся музыкальную школу. Конечно, это было совсем не то, о чем грезила Татьяна… Но выбирать, увы, не приходилось. Днем она занималась с учениками, а по вечерам и в выходные подрабатывала тем, что играла на утренниках в детских садах, на концертах в школах и на танцах в клубах.

Таня уверяла себя и родителей, что все это ненадолго, но шло время, а ничего не менялось. Ни на работе, ни в личной жизни. Хотя Татьяна Ильина была привлекательной девушкой, создать семью ей не удавалось довольно долго. Быть может, потому, что просто негде было познакомиться со своим суженым – ведь на всех вечерах, когда другие девушки танцевали с будущими женихами, Таня сидела за инструментом и играла вальсы и фокстроты.

Однако, как говорится, судьба – она и на печке найдет, не только за фортепиано. Однажды на вечере в клубе во время перерыва к ней подошел высокий молодой мужчина с лычками старшего лейтенанта и спросил, можно ли будет пригласить ее на следующий танец.

– Если я пойду танцевать, весь зал останется без музыки, – улыбнулась пианистка.

Но военный был настойчив:

– Тогда разрешите проводить вас домой после танцев, – серьезно попросил он.

Татьяна пригляделась к старшему лейтенанту. Уже не мальчик, на вид лет тридцать пять как минимум. Статный, плечистый, лицо чисто русское, приятное, открытое, располагающее к себе.

– Хорошо, – согласилась пианистка.

Весь вечер она нет-нет да поглядывала краем глаза – где-то там этот старший лейтенант? И с удовольствием отмечала, что он ни с кем не танцует, только разговаривает с друзьями да тоже постоянно смотрит в ее сторону. Давно уже Татьяна не играла так хорошо и с таким удовольствием, как в тот вечер… Однако при этом ей впервые за долгое время хотелось, чтобы танцы поскорее закончились. И, похоже, военный чувствовал то же самое. Едва Таня доиграла последний вальс, он подошел к ней и спросил, не передумала ли она. В его голосе чувствовалось волнение, и Татьяне это было очень приятно.

В гардеробе он помог ей одеться, ловко подав пальто.

– О, да вы галантный кавалер! – улыбнулась девушка, отчего ее спутник смутился и сказал, что дело совсем не в этом, просто им в военном училище преподавали основы этикета.

– Извините, что до сих пор не представился, – проговорил спутник, чтобы замять возникшую неловкость. – Степан Назаров, старший лейтенант.

– Очень приятно. Татьяна Ильина. – Она протянула ему тонкую руку с длинными пальцами, и Степан осторожно пожал ее своей широкой сильной ладонью.

Был чудесный зимний вечер, и молодые люди решили пройтись пешком, поскольку до Таниного дома было не слишком далеко, минут сорок неторопливого хода. По дороге Степан немного рассказал о себе. Он был родом из Сибири, вырос в крестьянской семье, с детства мечтал о военной карьере и шестнадцатилетним мальчишкой сбежал на фронт – воевать с белыми. После Гражданской войны поступил в военное училище, успешно его окончил и с тех пор колесит по всей стране, поскольку его часть постоянно перебрасывают с одного места на другое. Степан почти сразу признался Тане, что был женат – на своей односельчанке, которую любил еще в ранней юности. Однако брак продлился недолго, красавица Нюра не выдержала тягот жизни боевой подруги и постоянных разъездов. Она сбежала от мужа, вернулась в родное село, вышла замуж, родила детей. А Назаров с тех пор так и жил бобылем, хотя ему уже пошел тридцать седьмой год.