Двойная жизнь

– Алекс! Здорово, бродяга! – Олег радостно раскинул навстречу гостю руки.

Так вот он какой, легендарный местный герой, думала Юля. Хорош, нечего сказать!

Смелый и впрямь был хорош: гибкий, как кожаная плеть, поджарый, как гепард, он двигался с грацией хищного, очень опасного, но удивительно красивого зверя. При ближайшем же знакомстве оказался общительным и вполне свойским парнем. Дети ходили за ним как привязанные, ловя не то что каждое слово – каждое движение бровей. Да и взрослые моментально поддались мощному обаянию «живой легенды». Прирожденный лидер, что тут скажешь. За что бы Алекс ни брался, все у него выходило красиво и увлекательно. Даже поднадоевшие походные байки, которыми он развлекал общество вечером, звучали в его устах свежо и интересно. Да, в большинстве историй он оказывался героем – но вовсе не героическим, а, как правило, смешным, даже нелепым. Легендарный сплавщик готов был – и умел – посмеяться в первую очередь над собой, это импонировало и, что греха таить, привлекало. Да что там, в Смелом привлекало все – прямой, уверенный взгляд, гибкая сила в каждом движении, ловкие, с любой работой справляющиеся словно сами по себе руки. Даже жутковатый шрам не столько пугал, сколько притягивал, хотелось его коснуться, легко провести вдоль зигзага кончиками пальцев…

Совсем с ума сошла, сердилась на себя Юля. Зачем тебе этот дикарь? Зачем тебе мачо, у которого небось за сезон по двадцать женщин меняется? Романтики захотелось? Только-только от Ловцова отделалась и куда теперь лезешь? Но в дремотной полутьме перед глазами все всплывала и всплывала картинка: тонкие смуглые пальцы гладят узкую мордочку косули – и та жмурится, млея…

Утром, когда двинулись снова в путь, показалось, что небольшая их команда точно обрела второе дыхание. Катамараны побежали по бурлящей воде быстрее, береговые скалы словно прибавили в росте, течение ускорилось, повороты стали как будто круче – но, странное дело, страх не усилился, а, наоборот, куда-то улетучился.

Алекс правил тем рафтом, на котором сидела Юля. Она не хотела на него смотреть – но как завороженная не могла отвести взгляда от игры длинных мышц под блестящей смуглой кожей, от узких пальцев, легко сжимавших древко весла. Как смычок. И упрямые сверкающие струи – как струны… Да что же это за мысли-то в голову лезут!

На привале Алекс затеял шумное купание. Прыгал с выдающейся на стремнину скалы – то просто так, то ласточкой, то с переворотом. Экое изощренное мужское кокетство, думала Юля, отворачиваясь. Выпендривается, как мальчишка из младших классов. Ну вот что он тут демонстрирует? Зачем? Но потом вспомнила вдруг свой бег-полет по склону от Кызылярской пещеры, острое, почти животное ощущение счастья, поющее в каждой мышце, в каждой жилке послушного тела… Может, и Алекс вовсе не кокетничает? Просто ловит кайф от всех этих прыжков, ныряний, кульбитов? Это ведь и в самом деле невероятное удовольствие – чувствовать, что можешь! Не важно – что именно, главное – можешь!

Дружное «а-ах!» заставило ее повернуться к реке. В первое мгновение она даже не поверила своим глазам – Алекс поднимался из воды, держа в руках здоровенную, чуть не в руку длиной, рыбину. С коричневых плеч стекала серебряная вода, в прищуренных глазах прыгали солнечные искры, и весь он, облитый водой и солнцем, с бьющейся рыбиной в руках, больше походил на какое-нибудь речное божество, на духа воды, чем на человека.

«Дух» метнул в ее сторону искрящийся солнцем взгляд – и подмигнул, махнув рыбиной, с хвоста которой веером разлетелись радужно сверкнувшие капли.

Юля вдруг покраснела, словно ее застали за каким-то недозволенным занятием. Вот еще, больно надо – речных божеств рассматривать!

Впрочем, пустяки. До конца маршрута осталось всего ничего, так что ничего не будет, нечего и краснеть.

Ничего и не было.

Нет, правда не было. Правда-правда. Совсем ничего.

Никаких заигрываний, намеков и разговорчиков с подтекстом, на которые так щедр был Ловцов. Алекс не пытался подвинуться поближе, приобнять, тем более чмокнуть, якобы по-дружески, в щечку, не зазывал прогуляться по бережку. Зато когда Юля сражалась с непослушной стяжкой рюкзака, не желающим разгораться костром или хоть консервной банкой – он каким-то образом ухитрялся оказываться рядом. И банка открывалась, рюкзачная пряжка занимала должное положение, а на сложенных хитрым образом веточках в мгновение ока расцветал желанный огненный цветок. Правя рафтом, Алекс успевал еще и «работать гидом», щедро делясь знаниями об окрестных красотах. Адресовался он вроде бы ко всем сразу, но как-то так получалось, как будто рассказы были предназначены именно для нее, для Юли. Он знал все деревья и травинки – что как называется и для чего годится, – в полсекунды замечал прячущихся в скалах и ветвях птиц и о каждой тут же выкладывал целую историю – чем питается, как предпочитает гнездиться, где зимует, – по единственной поклевке определял, какая рыба с той стороны лески – голавль, хариус или простая плотвичка. И ни разу не ошибся. Типичный лесной бродяга, определила Юля, но тут же усомнилась. Да, большей частью Алекс «жил» на реке. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот не пропадет нигде. И не просто не пропадет, а везде будет к месту: хоть в штормовке у походного костра, хоть в смокинге на дипломатическом приеме.

По правде сказать, Юля отчасти позавидовала этой житейской легкости. Сама она рядом с Алексом начинала себя чувствовать словно бы чересчур серьезной. А ведь жизнь – такая яркая, сверкающая, пестрая… как вспорхнувшая из прибрежных кустов иволга. И, вспоминала она, сбегая по тому околопещерному склону, она ведь тоже чувствовала в себе эту способность к полету. Вот бы вернуть это острое, сладостное чувство! Вот бы научиться так жить – словно летать!

К финишной точке путешествия – как, неужели все? – они подошли, когда солнце висело в самом зените. Поселок, рядом с которым в Большой Инзер впадал его бурный и норовистый братец – Малый Инзер, назывался, разумеется, тоже Инзер. Одна из улиц возле железнодорожной станции именовалась улицей Строителей. Правда, не третьей – Юля тут же вспомнила «Иронию судьбы», – а просто, без номера. Интересно, думала она, а сколько улиц Строителей по всей России? Куда ни приедешь – кажется, везде есть.

Алекс, вызвавшийся проводить Асю с Юлей до станции, легко шагал рядом, без малейших видимых усилий таща их рюкзаки и еще что-то походное, рассказывал очередные байки, шутил, звал в сплав по Малому Инзеру и еще более диким и живописным рекам.

Юля молчала до самого отхода поезда, до того момента, когда все чаще застучали колеса и за мутным стеклом вагонного окна все быстрее поплыли дальние домишки, перрон, улыбающийся Алекс. И до самой Уфы, подремывая в уголке вагонной полки, она видела за прикрытыми веками все ту же картину: тонкие пальцы гладят рыжую шелковистую косулью шерстку…

* * *

Через неделю, выходя из булочной-пекарни с еще горячим караваем в руках и думая – отщипнуть кусочек солнечно сияющей корочки прямо сейчас или дотерпеть до дома (запах от хлеба шел такой, что терпеть не было никакой возможности), она увидела перед собой ту же гибкую фигуру и ту же сверкающую улыбку. И даже не удивилась. Как будто так и должно было быть. Как будто знала заранее. Как будто расстались только утром…

Господи, куда тебя несет, думала Юля, снимая квартиру неподалеку от своего официального жилища (точнее, квартиру, осторожности ради, снимал Алекс, совершенно незачем осведомлять всех и вся о подробностях своей личной и вообще жизни), и сама же себе отвечала – к счастью! Выиграла миллион по трамвайному билету – так не размахивай им направо и налево! Ухватила свою Жар-птицу – так не упусти ее, лети на огненных крыльях в сверкающую вышину! Скучных однообразных «от и до» и в предыдущей жизни было более чем достаточно, а теперь… Не то что от присутствия Алекса, от одной лишь мысли о нем кровь начинала тяжело и гулко стучать в голове, к горлу подкатывал сладкий жаркий комок, воздух становился горячим, тягучим и золотым – как разогретый на солнце мед, льющийся из июльских сотов.

Какие могут быть вопросы, какие сомнения? Ведь пещера сулила дорогу к чему-то ослепительному, доселе неизведанному – ну так двигайся! Если у тебя появились крылья, не топчись клушей в подножной пыли – лети, лети! К страсти, к любви, к счастью – к новой жизни!

О «новой жизни» временами заговаривал и Алекс: мол, сколько можно по тайге бродяжить, комаров кормить, вот начать бы все с чистого листа, уехать куда-нибудь подальше, на какие-нибудь острова, и там… Главное – вместе!

В первый момент Юле эти рассуждения показались неожиданными, даже странными. Она-то думала, что Алекс – весь из стремительных рек, утренних и вечерних туманов, вечных сопок и почти таких же вечных, неутомимо шелестящих на ветру деревьев. А он, оказывается, устал от всего этого, тяготится бродяжьим бытом, хочет чего-то иного, чего-то большего, стремится – как и она – перекроить свою жизнь, круто развернув колесо судьбы. Да, это будет стоить напряжения всех мышц (или чем там колеса судьбы двигают?) – но это того, безусловно, стоит! Да хоть бы и перенапряжения. За счастье можно и заплатить. И нужно. Где вы видели счастье – просто так, на голубой тарелочке?

Ничего, главное – они нашли друг друга, они сильные, и все остальное у них получится, и это так же верно, думала Юля, как встающее по утрам солнце.

* * *

Дело было за шансом. И он не замедлил явиться.

После Юлиного переезда в Уфу Ловцов почти сразу – не то доверяя ей как старому другу, не то дело было в их романе – начал время от времени посылать ее в своеобразные краткосрочные командировки. Нет-нет, внешне все выглядело более чем обыденно, даже скучно: дальние филиалы, необходимость проверки отчетности, уточнения стратегии и всякое такое – ну, лучший финансовый аналитик, кому ж еще и поручишь! Но на самом деле командировки были курьерскими. Деньги в регионе крутились огромные – нефть, газ, золото, – так что «черный нал» служил если не горючим, то как минимум смазкой большого бизнеса. Таким образом упрощались многие финансовые процедуры, обходились положенные формальности, экономилось время, укреплялись деловые контакты, не говоря уж о том, что «черный нал», естественно, проходил мимо налоговых органов. Кроме того, Юля подозревала, что концерн, куда привел ее Славка, занимается не только нефтью. Возьмем, к примеру, золото. Смешно думать, что его добывают лишь официально. И это при том, что то тут, то там торчат заброшенные прииски. Да и каждый из многочисленных башкирских ручьев вполне может оказаться «золотым». Для Клондайка маловато, а для старателей-нелегалов в самый раз. И некоторые из местных компаний в дополнение к основному бизнесу занимаются скупкой и перепродажей старательской добычи. Юле это было совершенно ясно практически с самого начала работы на этот самый, официально чисто нефтяной концерн. Равно как ясно было и то, что «черный нал» неистребим. И перевозить «левые» суммы всегда старались, стараются и будут стараться по-тихому, без помпы.

– Одинокая, не очень приметная женщина, – объяснял Ловцов, – самый безопасный курьер. На мужчин как-то значительно больше внимания обращают. А на вашу сестру… Вон глянь, – кивал он на вокзальную толпу. – Вполне вероятно, что десяток из этих дам везут в сумочке-торбочке вовсе не пирожки любимой бабушке, а пакетик с портретами американских президентов. Ну или с евро, это уж у кого что.

Вот Юля и ездила. И попросту, транзитным поездом, и на купленной уже в Уфе «Тойоте». Не часто, раз в месяц, а то и того реже, но ездила. Отказать Ловцову было трудно. Он же ей начальник, в конце-то концов. От рабочих поручений отказаться – это вам не от постели отлучить. От постели-то отвадить оказалось как раз совсем несложно.

Их «роман» после ее сказочного отпуска на Большом Инзере, к счастью, сошел на нет окончательно. Славка не делал попыток что-то возродить, а Юля, погруженная в мысли – мечты пополам с воспоминаниями – об Алексе, была этому несказанно рада.

Но командировки продолжались.

– В Белорецкий район надо съездить, – сообщил ей Ловцов в начале следующего (она теперь все считала «до Инзера» и «после Инзера») лета. – Сумма не то чтобы запредельная, но даже по нашим масштабам немаленькая, двадцать миллионов евро. Так что в этот раз никаких поездов, поедешь на машине, за руль, для страховки, одного из наших охранников посажу. Он не в курсе, объяснение будет простое: дорога не самая ближняя, мало ли что. А народ пусть думает, что вы развлекаться поехали, я дезу запущу. – Он ухмыльнулся. – Ну а тебе премию, само собой.

Алекс, услыхав про двадцать миллионов и дальнюю дорогу, словно загорелся:

– Вот он, наш звездный час! – Он выпрыгнул из постели и гибко потянулся. Под гладкой загорелой кожей завораживающе переливались длинные плотные мышцы. У Юли, как всегда, когда она смотрела на Алекса, в голове поплыл сладкий искрящийся туман. Какие там честность и нечестность! К черту! Главное в жизни – вот оно, только руку протяни! Она, чувствуя, как тают все мысли, коснулась кончиками пальцев золотистого выпуклого плеча. Алекс улыбался.

Поездка внезапно отложилась на месяц, но он лишь обрадовался – чем тщательней подготовка, тем надежнее исполнение.

– Нужна твоя фотография. У меня загранпаспорт на другое имя есть, хорошо бы и тебе сделать, риска меньше. И скоро-скоро будем с тобой под пальмами коктейли потягивать.

Упоминание о загранпаспорте на чужое имя чуть отрезвило Юлю, но… Алекс лучше знает, что нужно делать, привычно подумала она.

Мужчина, хмурясь, что-то чертил на полях старого журнала:

– Отвертеться от сопровождающего, я так понимаю, не выйдет?

Юля помотала головой:

– Как?!

– Да, в самом деле, – легко согласился он. – Подозрительно выйдет. Ничего. Ладно, может, так даже лучше. В самом начале обратной дороги у вас будет мост. Если уйти оттуда по воде… да, это идеальный вариант. Быстро и никаких следов. Пусть хоть стаю ищеек притаскивают, на воде ничего не учуять. Потом пересядем в машину… – Он подумал немного. – Нет, не в Уфу, в Челябинск. Уфа ближе, но Челябинск – уже другая область, так безопаснее. И сразу в аэропорт, паспорта готовы, билеты я завтра куплю, когда машину отгонять буду.

Юля слушала, но не понимала, только глядела, как двигаются любимые – такие нежные и жаркие – губы, как перекатывается кадык на сильной шее. Господи, за что мне такое счастье!

– Участок там трудный, – бормотал Алекс. – Придется Костю привлечь. На одном весле этот сплав, боюсь…

Костю? Юля вздрогнула, вспомнив встреченного однажды в окрестностях базы, куда они с Алексом пару-тройку раз выбирались на выходные, «бандита» с волчьим взглядом.

– Может, не надо Костю, – испуганно прошептала она. – Он… он такой жуткий…

– Не бойся, малышка. – Алекс прижал ее к себе. – Я же с тобой.

Мимолетная тревога так же мгновенно растаяла. Только бы быть рядом с ним, а где – в глухой тайге или на тропическом острове – не имеет никакого значения. Зато на тропическом острове наверняка нет комарья, подумала она и улыбнулась. Скоро-скоро, сказал он. Немного потерпеть осталось. Пережить, перетерпеть, перешагнуть, а там – там счастье! Ослепительное, огромное – как целый мир!

Раз десять она принималась писать письмо дочери. Последний визит в Питер вышел каким-то скомканным, настроение испортила дурацкая ссора с отцом, потому и с Машей разговор толком не получился. Или она просто не решилась? Трудно вот так, глаза в глаза, рассказывать, что жизнь твоя совершила самый невероятный кульбит из всех, которые только могут быть. Или – самый обыкновенный? И не кульбит вовсе? Ну подумаешь, любовь! Даже самая ослепительная, какая выпадает одному из тысячи. На Земле-то живут миллиарды, значит, такая же «невероятная» любовь – у миллионов? И если «невероятная» любовь выпадает одному из миллиона, все равно получается, что такая же – у тысяч. Эта мысль была не слишком приятна. Ее, Юлина, любовь уникальна, так и вовсе не бывает, какие еще тысячи, тем более миллионы?!