Зов дельфина
Хотя в случае с дельфинами, подумалось ей, скорее не хочет…
В промысле дельфинов было что-то непоправимо отвратительное. Не потому что дельфины разумны – еще вопрос, насколько разумны существа, продолжающие подходить к берегам, где их убивают сотнями. Если это разум, то какой-то очень и очень странный. И тем не менее было в этой охоте что-то… что-то, чего быть не должно. Неправильное. Нечестное. Пусть даже Фарерские острова скудны, допустим, там нет условий для развитого животноводства, но уж птицефабрику-то поставить для разведения мясных бройлеров наверняка можно. Комбикорма завезти – не проблема. Все-таки животноводство и птицеводство не вызывают этого внутреннего немого крика – «Прекратите это немедленно!». Наверное, благодаря сравнению индийских и швейцарских коров. Что будет с бройлерами, хряками и коровами, если ликвидировать мясное животноводство? Их тоже придется ликвидировать. Совсем. Их просто не будет. И новые не народятся – ибо незачем и неоткуда. Это ж не дикие животные. Сегодня же все эти «жертвы человеческой жестокости» проживают свою, пусть не очень долгую, жизнь, причем проживают в тепле и сытости, на всем готовом. Ну да, расплачиваясь в конце собственным телом. И это, пожалуй, вполне справедливая история.
Вероятно, на Фарерах и свиней можно разводить. Плюс сколько-то овец и коз, плюс рыбная ловля… Тем более – она отправила в закладки еще одну страницу, на этот раз медицинскую – уже врачи бьют тревогу по поводу фарерских традиций: прекратите есть дельфинов, их мясо токсично (просто потому что впитывает всю пакость вроде ртути, которую человек валит в Мировой океан), или хотя бы не позволяйте употреблять его в пищу беременным женщинам. Ибо количество больных с рождения детей растет с каждым годом, и, судя по всему, именно мясо традиционных гринд тому причиной.
Да, что бы ни говорили фарерцы, не от голодной смерти они дельфиньим мясом спасаются. То есть, как ни крути, дело в традиции. Пусть не ради ритуальной инициации они дельфинов бьют, а вроде бы для пользы… Но на самом деле – из нежелания ничего менять в своей жизни. Можно понять людей Севера, охотящихся на нерп и белых медведей, – там, кроме них да рыбы, ничем пищевые потребности не закроешь. Ни птицеферму не поставишь, ни свиней не разведешь. Но Фарерские острова с их охотой на дельфинов… нет, это точно пакость, тут Макс прав.
Кстати, а как он намеревается с браконьерами «разбираться»? Пошлет меморандум в прокуратуру? Но завтра суббота. Что он собрался делать?
Отогнав мысли про «подглядывание», она решительно открыла одну из закладок – блог Макса висел, разумеется, в «часто посещаемых» (и не притворяйся, что тебе наплевать, ехидно шепнул внутренний голос).
Глаза уже закрывались, так что запись, посвященную завтрашнему рейду, она пробежала наискось, выхватывая только ключевые моменты. Текст меморандума – без надобности. Призывы к законам гуманизма – к лешему! А, вот оно! Шхуна «Зюйд» выходит к месту предполагаемого появления браконьеров завтра в восемь утра. Номер причала, фотография судна – при всей своей вспыльчивости Макс проявлял недюжинную предусмотрительность.
Решительно захлопнув крышку ноутбука, Лера подержала в руках будильник, доставшийся от бабушки вместе с этой квартирой, – здоровенный, тяжелый, с блестящей круглой «шляпкой»-звонком, на четырех железных ножках. Он стоял на телевизоре, каких сейчас не бывает: массивный полированный ящик с выпуклым экраном. Верхнюю доску полагалось накрывать кружевной салфеткой – Лера видела такое в каком-то старом фильме. Но бабушка, не только рукодельница, но и большая шутница, сказала, что салфетка – это скучно, и связала будильнику, чтоб не царапал полировку, красные башмачки – четыре штуки, на каждую ногу. В этих башмачках и выпуклом стальном «берете» будильник стал похож на толстого щекастого гнома. Рук у него не было, зато выражение «лица» менялось в зависимости от положения стрелок. Иногда «лицо» хмурилось, иногда улыбалось, а когда стрелки смыкались сверху, и вовсе исчезало. Из спины гнома торчали четыре шпенька: два рифленых, для перевода стрелок, и два заводных – ушастых, действительно похожих на ключики от заводных автомобильчиков.
Трезвонил «гном» так, что и мертвого поднимет. Заводить – не заводить? Не то чтобы в ней вдруг проснулось горячее желание поучаствовать в охоте на браконьеров. Но в то же время… нет, сил нет сейчас об этом думать. Может, положиться на «авось»? Если повезет проснуться без будильника – значит, судьба за то, чтобы отправиться вместе с «Зюйдом», и будь что будет. Если же нет – не судьба…
Или все-таки завести?
Часть вторая
Она плавала среди стаи дельфинов в маленькой бухте и совсем их не боялась. Хотя каждый из «соседей» был раза в четыре крупнее ее самой и, наверное, мог убить ее одним ударом мощного хвоста.
Дельфины большие, но Лере не страшно, она почему-то знает, что они ничего плохого ей не сделают.
Вода так прозрачна, что лучи висящего над бухтой солнца пронизывают ее до самого дна, превращая песок и ракушки в содержимое пиратского сундука – дно сверкает и переливается подобно золоту и драгоценным камням. Даже вода сияет искрящимся золотым светом. Это удивительно красиво. Люди, стоящие вокруг бухты, наверное, пришли полюбоваться. Их очень много, и все молчат. Вот глупые, думает Лера, можно ведь зайти в воду, чтобы купаться в этом золотом сиянии, чтобы улыбаться плавающим вокруг дельфинам и даже, быть может, понимать их странный свистящий язык…
Точно подслушав ее мысли, те, кто стоял на берегу, делают шаг, другой, оказываются в воде…
…и золотое сияние сразу меркнет.
В руках у людей – длинные острые палки. Кажется, это называется «остроги», задыхаясь, думает Лера. Или гарпуны?
– Уплывайте, скорее уплывайте! – Ей кажется, что она кричит, но из горла не вырывается ни звука.
Дельфины, конечно, ее не слышат. Но неужели они не видят приближающейся к ним смертельной опасности?!
Зато очень хорошо слышно, как кричат вошедшие в воду люди – гортанно и пронзительно, как вьющиеся над рыбным косяком чайки. У чаек клювы – как бритва. А у людей – острые палки. Они взметываются вверх – и опускаются. Взметываются – и опускаются.
Вода из прозрачно-золотой становится красной и мутной. Дельфины, только что весело резвившиеся в прозрачной волне, один за другим превращаются в бездыханные, бессмысленные мясные туши… Лера пытается уплыть подальше, но куда бы она ни повернула, путь ей преграждают эти… это… эти… трупы. Скользкие, окровавленные, тяжелые… А люди, методично работающие своими смертоносными орудиями, подходят все ближе и ближе…
– Стойте! Подождите! – кричит она. – Остановитесь! Я человек! Я такая же, как вы!
– Нам все равно! Мы хотим есть! Наши дети хотят есть! – кричит кто-то в ответ.
Лица, лица, лица над мутными от крови волнами… Загорелые, вопящие что-то, оскаленные в злобном хохоте… Вот один из гарпунов взметывается прямо над Лерой… Задыхаясь от крика, она пытается уклониться, хотя бы нырнуть… но вода не пускает, она почему-то липкая… и шершавая…
Шершавая?!!
Господи! Это… сон! Это был сон!
Дрожащими руками Лера ощупала стену, в которую уперлась плечом и коленом, себя, постель… Простыня сбилась и промокла от пота. Футболка и вовсе хоть выжимай. Руки и ноги трясутся мелкой дрожью – как от немыслимой усталости. Едва понимая, что она делает, девушка сползла с кровати и, хватаясь за стены – ноги отказывались ее держать, – потащилась, почти поползла в ванную. Скорее! Смыть с себя весь этот ужас!
Но из лейки душа потекла не вода – кровь!
Лера вздрогнула, отшатнулась… господи, нет! Закусив губу, заставила себя дышать – размеренно, ведя счет до десяти… Нет-нет, никакой крови. Просто из труб стекает ржавчина, как обычно с утра, а спросонья – да еще после такого кошмара! – померещилось, что это кровь. Ее вдруг начала пробирать дрожь, даже зубы застучали. Лера сделала воду погорячее, но дрожь не унималась. И в животе было холодно – как перед экзаменом, подумалось почему-то. Что за глупости? Никогда она не боялась экзаменов, всегда ходила сдавать в первых рядах. Ну тише, тише, уговаривала себя девушка. Ничего удивительного нет: сильная усталость плюс мощная эмоциональная встряска – и не одна. Собственно, весь вчерашний вечер состоял из сплошных эмоциональных встрясок. Вот тебе и кошмарный сон, вот тебе и адреналиновая атака спросонья. Надо расслабиться, подумать о чем-нибудь приятном…
Легко сказать – подумать о приятном. Мысли неслись, как вспухший от ливня горный ручей: камни, сучья, клубки вывороченных из берега корней крутятся в мутном потоке – чем его остановишь?
Макс… Ах ты ж глупость какая… Лера даже застонала от бессилия.
Долго ли продлится его «крестовый поход»? На день? На два? Вряд ли дольше. Среди тех, кто решит к Максу присоединиться, не все же, как он, фрилансеры. Ну или отпускники. Многим наверняка в понедельник на работу нужно. Но даже если «поход» рассчитан всего на два дня… Два дня – это немало, за это время многое может случиться. Очень многое. Вдруг агитация браконьеров (или что там они собираются делать – флажками махать?) пройдет не гладко? Собственно, скорее всего, так и будет. Ограничатся ли Макс и его единомышленники агитацией? Или начнут несмываемой краской швыряться и браконьерское судно таранить, как тот активист, как там его, Пол Уотсон, который громче всех с китобойным промыслом борется? Судно таранить? Ну-ну. Браконьеры, как и полагается «плохим парням», наверняка вооружены…
Но даже если не думать об этом. Если дело дойдет просто до драки – что более чем вероятно, – кто-то может получить травму… Да что там «может», наверняка без травм не обойдется. Порезы, ушибы (не исключено – внутренних органов), вывихи, переломы… Наверняка. Сумеют ли они оказать пострадавшим хотя бы первую помощь? Вряд ли на этом чертовом «Зюйде» найдется врач…
Врач…
Вопреки устоявшемуся в общественном сознании мнению клятва Гиппократа, якобы требующая от врача оказывать медицинскую помощь каждому в ней нуждающемуся, ни к чему такому не обязывает. Даже более строгая современная версия обязывает всего лишь «быть всегда готовым к оказанию помощи». Всего лишь «готовым»!
Но все же, саркастически думала Лера, отыскивая по квартире куда-то запропастившиеся солнечные очки – штаны с множеством карманов и футболку она уже натянула, ветровка свисала с рюкзака, – никуда не денешься от пресловутого «долга врача». Медик идет на помощь не потому, что он клятву давал. Все ровно наоборот: он клятву давал, потому что пришел в медицину по велению сердца, простите за пафос. Пришел из-за дурацкой внутренней потребности… ну да, помогать людям. Примерно так же, мелькнула непрошеная аналогия, как Макс рвется помогать дельфинам…
Так… Рюкзачок собран: смена белья, мыло, зубная щетка и тому подобные гигиенические атрибуты, аптечка (с утроенным запасом перевязочных средств и всякого прочего, чего обычно в аптечку не кладут), еще одна футболка… Смартфон уже пиликал, сообщая, что вызванное (в помутнении рассудка, хмыкнула Лера мысленно, но заказ не отменила) такси уже у подъезда. Покачала аппарат на ладони – и вытащила из ящика стола старенькую «Нокию». Новенький смартфон было жалко – мало ли что в таком вот «вояже» случиться может.
Может, Максу позвонить – предупредить, что она тоже приедет?
Нет, к черту! Если сейчас позвонить, получится, что она как будто просит разрешения и вообще набивается на примирение. А она не набивается, вот. И извиняться ей не за что! Ну да, она погорячилась, была чересчур резка. И дельфинов ей тоже жалко. Не важно, что там на Фарерах происходит, но уж браконьерская-то охота – совершенно определенно полное безобразие, которое необходимо пресечь. Хотя этим, конечно, должны заниматься… А кто, кстати? Природоохрана? Полиция? Лера поняла, что не знает. Может, никто особо и не должен. В смысле, должен, но, как это называется, по остаточному принципу. В конце концов, волонтеры и им подобные нередко приносят реальную пользу. Там, куда «не доходят руки» официальных органов.
А ее, Лерино, дело – обеспечить участникам… как же это назвать-то… участникам природоохранного рейда возможность получить медицинскую помощь. Ну и вообще – побыть рядом. И ей так спокойнее. Потому что за дельфинов она, конечно, переживает, но за Макса – больше.
Должно быть, поэтому Лере всю дорогу хотелось поторопить усатого таксиста в смешной бейсболке с белыми буквами «DREAM DRIVE» и фигуркой прыгающего дельфина над ними. И дельфин, и фраза, напоминающая старый рекламный слоган – Лера не помнила чей, – показались ей хорошей приметой. Или как минимум чем-то успокаивающим. Ну… не успеют на пирс к отбытию «Зюйда»… значит – судьба.
– Без семи минут восемь! – торжествующе возгласил «Ларису Ивановну хочу». – А ты боялась!
Боялась? Расплачиваясь, Лера так и сяк крутила брошенное случайным «знакомым» словечко. Боялась? Хотела ли она в самом деле успеть к отплытию «Зюйда» – или… или надеялась – не успеть?
Впрочем, сейчас – сей час! сию минуту! – это уже не имело никакого значения.
Еще разглядывая фотографии в посте Макса, Лера отметила, что «Зюйд», гордо названный шхуной, на самом деле – бывший рыболовный сейнер-малютка. Она не помнила точно, как эти суденышки называют (тем более, они бывали разные), но невозможно вырасти у моря и не запомнить хотя бы основное из того, что у тебя постоянно перед глазами. Она даже не знала, являются ли торчащие на носу и корме «Зюйда» конструкции мачтами – может, это бывшие лебедки, которыми трал с килькой или ставридой вытаскивали – но, вероятно, именно из-за них кораблик назвали шхуной. Силуэт, кстати, был действительно похож. Такие вот списанные с промысла суденышки нередко выкупали в личное пользование. Слегка подновить – и готова эдакая бюджетная версия личной яхты с мотором. С неплохим, кстати, мотором. Хочешь – сам катайся (да хоть живи на борту, очень удобно, только отопление зимой в копеечку влетит), хочешь – туристов вози.
Ага, вот он, «Зюйд». У пирса судно выглядело довольно внушительно, хотя для моря двадцатипятиметровый кораблик – чистая скорлупка. На передней, носовой то есть, мачте – или это не мачта (ай, да какая разница?!) – весело трепыхался жизнерадостный флажок с разухабисто улыбающимся солнышком.
Мотор «скорлупки» уже работал, сходней не было видно. Стоявший у борта дочерна загорелый белобрысый парень наматывал на кнехт сброшенный с причальной тумбы швартов.
– Стойте! Стойте! Подождите меня!
Белобрысый буркнул что-то в вытащенную из кармана подвернутых до колен брезентовых штанов черную коробочку (рация, что ли, подумала Лера), взглянул на подпрыгивающую на пирсе девушку…
Нет, он не стал подавать ей сходни. Просто навалился на леер, подхватил ее под мышки и…
Лера сама не поняла, как очутилась на борту.
Метрах в десяти, ближе к носу судна, несколько человек азартно о чем-то спорили.
Белобрысый, что помог ей, сосредоточенно занялся каким-то железным ящиком. Из-за рубки (по крайней мере Лера решила, что строение посреди кораблика – это рубка) выскользнула худенькая девушка в широких камуфляжных штанах и такой же майке. Голубые глаза незнакомки составляли странный контраст с болтающимися по бокам узенького личика очень темными, почти черными дредами. Подкравшись к белобрысому, она поднялась на цыпочки и ладошками закрыла ему глаза. Сейчас спросит «угадай кто», подумала Лера. Но белобрысый, даже не попытавшись обернуться, ласково бросил:
– Элли, не шали!
– Ну, Алекс… – протянула девушка, скорчив обиженную гримаску. – Так неинтересно…
– Ты?!! – раздался за Лериной спиной голос неслышно приблизившегося Макса.
Лера обернулась, наслаждаясь написанным на его лице изумлением – словно на борт явилась… ну… принцесса Диана. Причем с учетом того, что мать младших Виндзоров уже лет двадцать как покоится на кладбище семейного поместья.
– Я, – несколько насмешливо подтвердила Лера, довольная произведенным эффектом. Макс был безусловно потрясен ее появлением, но отнюдь не недоволен.
– Что ты тут делаешь?
– Еду спасать дельфинов, – все с тем же насмешливым высокомерием (принцесса Диана!) сообщила Лера. – И, возможно, вас, – не удержалась она от шпильки. – Должен же кто-то перевязать раненого героя…
Слегка покачиваясь и хватаясь за леера (все-таки она довольно давно не была в море, отвыкла), Лера перебралась на корму, отметив не без удовольствия, что Макс двинулся следом.
– Но почему… – в голосе его звучало не столько удивление, сколько растерянность.
Она пожала плечами:
– А что, ты против? – Она изобразила самую что ни на есть «королевскую» улыбку. – Мне тут нравится. Только море и небо. Как будто все проблемы остались позади… ну как в той рекламе – и пусть весь мир подождет. – Подумав недолго, она закончила уже совсем другим тоном: – Море смывает все пустое…
– Ну… нас ждут совсем не пустяки.
– Ой, Макс, не делай из меня блондинку! – засмеялась Лера. – Я вполне отдаю себе отчет, что это не развлекательная прогулка. Собственно, я хотела извиниться за излишнюю свою резкость. Я же не какая-нибудь отмороженная, ясно ведь: то, что происходит на Фарерских островах или, скажем, в Японии, не говоря уж о явном браконьерстве…
– Откуда ты знаешь про Японию? – перебил Макс, взметнув изумленно чеканные брови, которые Лере всегда напоминали силуэт сокола в полете, ну или еще что-то столь же безукоризненно красивое. – И про Фарерские острова? Я тебе не рассказывал.
В другой момент Лера, быть может, огрызнулась бы в духе «у тебя что, монополия на информацию?», но сейчас это казалось неважным.
– Какая разница – откуда? – Она дернула плечом. – Главное, что я согласна – противостоять этому, конечно, надо. Только… – Лера замялась. Ей совсем не хотелось обижать Макса, но и он должен понимать: если она готова признать существование проблемы, это еще не означает, что она столь же безоговорочно принимает и предлагаемые им методы решения. Потому что именно методы, на Лерин взгляд, выглядели если не глупыми, то как минимум непродуманными. – Видишь ли… Мне кажется, ты и твои друзья, движимые благими побуждениями, не продумываете толком возможных последствий своей самодеятельности. Тупо закрываете глаза на потенциальные… скажем, сложности. Да, я помню наполеоновское «главное – ввязаться в драку, а там посмотрим». Но вы лезете в самое пекло, а для этого требуется не только энтузиазм, но и подготовка соответствующая. Одно дело – собирать подписи к меморандумам, устраивать пикеты с плакатами возле зоопарков или тайком, под покровом ночи, выпускать белых мышек из какой-нибудь лаборатории. Кстати, последнее – глупость неимоверная. Без лабораторных животных не изобрели бы большинство лекарств – и, значит, люди миллионами умирали бы от того, что сейчас легко лечится. А главное, лабораторные животные – будь то мышки или кто еще – в реальной природе, если их туда выпустить, сдохнут максимум через сутки. Потому что к свободной жизни они категорически не приспособлены. Как, кстати, и животные из зоопарков, почитай Даррелла, он много об этом писал.
– Лер…
– Извини, я отвлеклась. Я не об этом. Просто все перечисленные акции, независимо от их разумности, ничем особенно не грозят. Ну арестует вас полиция, оштрафует, быть может, самое страшное – до утра в околотке продержит. Потом все равно отпустит. Но идти на прямую стычку с браконьерами – это не просто легкомыслие, это безумие! – Она всплеснула руками. – Эти… люди – если они вообще люди, но тем хуже для вас, – не станут цацкаться. Они наверняка вооружены – либо как липовые сотрудники какого-нибудь липового ЧОПа, либо просто так: они уже поставили себя против закона, и что им еще одно нарушение в виде незаконного ствола? Или стволов. Они не станут с вами разговаривать, они просто…
– Вот только не надо меня пугать… – Губы Макса искривились в скептической усмешке.
– Пугать?! – возмутилась Лера. – Ты огнестрельную рану когда-нибудь видел? Не в кино со спецэффектами, гримерами и мужественным, невозмутимым и практически непрошибаемым, как и положено по законам жанра, героем, а в реальной жизни? Я не буду говорить про разорванные мышцы и сосуды, про раздробленные кости или ранения внутренних органов. Допустим, все очень везучие и отделываются… царапинами. Типа сквозного ранения в мякоть плеча. Пустяки, в сущности. Ну если связки не задеты. Пустяки, да. Ты представляешь, что такое антонов огонь? Ты знаешь, что в девятнадцатом веке – да и сейчас в горячих точках – большинство раненых умирают не от тяжести полученных ран, а от того, что когда-то называлось «горячкой». Ни пули, ни даже ножи, знаешь ли, не стерильны. Обеззаразить более-менее глубокую рану в полевых условиях почти невозможно, до ближайшей больницы черт знает сколько, а инфекция, скажу я тебе, развивается ураганными темпами.
– Лер, я правда вырос из возраста страшилок, – с неприятно искусственной, словно нарочитой улыбкой сообщил Макс. – Я большой мальчик, и не надо меня пугать.
– Я не пугаю тебя. Я… беспокоюсь… – Лера моментально почувствовала, что выбрала неправильное слово, но другого в голову не приходило. – Сегодня я поехала с вами, чтоб, если не дай бог что-то случится, в вашей команде оказался хоть один человек, способный хоть что-то с этим сделать. В полевых условиях многого не смогу, я же не военный хирург и фарма у меня с собой не так чтоб очень обширная, но нормальную перевязку сделать сумею, рану прозондировать, антибиотики уколоть. Никто из вас, насколько я понимаю, и того не может. Об этом вы как-то не подумали. Да, ты большой мальчик. Ты играешь в свои большие игрушки. И ни на мгновение не задумываешься о том, как твои игры отражаются на тех, кому ты небезразличен. Дельфинов жалко, да. А людей тебе не жалко? Меня, к примеру.
– Я рад, что ты с нами поехала, и благодарен тебе за это, – довольно сухо сообщил Макс, глядя куда-то в сторону. – Но… Для меня это не первый раз. И очень надеюсь, что не последний. Потому что вот это – моя жизнь… – Он молчал не меньше минуты, потом вздохнул и поднял на нее глаза: – Помнишь, когда мы только начинали общаться, ты постоянно отмечала, какие мы разные?
– Если бы мы оказались настолько разные, я не оставалась бы с тобой столько времени, – почти прошептала Лера. – Мы смеялись – когда еще смеялись – одним и тем же шуткам, мы перебрасывались одними и теми же цитатами, мы, кажется, мысли друг друга читали. Один только подумал, а другой уже вслух произносит. И смеемся: ты украл мою мысль! Разные… Хотя да, конечно. И это было. И конечно, я это отмечала…
– Наверное, ты была права.
– Ты думаешь, нам надо расстаться? – Ошарашенная Лера сама не поняла, как эти слова у нее вырвались.
Макс, криво усмехнувшись, пожал плечами и ушел.
Ну и пусть, ну и пусть, ну и пусть, повторяла мысленно Лера, щурясь от играющих на воде солнечных бликов. Это был старый способ. Как можно «не думать о зеленой обезьяне»? Элементарно – думать, к примеру, о синем медведе. А еще лучше – повторять про себя что-нибудь: стихи, перечень спинных (ножных, грудных, лицевых) мышц, да хоть считалочку «Вышел месяц из тумана». Это заставляет сосредоточиться и заглушает все остальное. Главное сейчас – не думать о том страшном, что было сказано. И о том, что осталось несказанным… Не думать, не думать, не думать…
Должно быть, ритмическое повторение и не менее ритмическое покачивание судна заставили ее задремать. Потому что, открыв глаза, она увидела, что солнце переместилось и клонится уже к закату. Сколько же «Зюйд» за это время успел пройти? Должно быть, и браконьеры уже где-то рядом?
– Как самочувствие? – Улыбающийся Макс протягивал ей кружку с чаем.
Но как же так? Ведь на ее: «Думаешь, нам надо расстаться?» – он равнодушно пожал плечами! И ушел! Ушел, даже не оглянувшись! Сейчас он должен избегать ее! Отдалиться как-то… А он – как будто ничего не случилось!
Вот и ладушки! Она тоже сделает вид, что ничего не произошло (строго говоря, ведь и не произошло?).
– В животе холодно. – Лера смущенно улыбнулась. – Как перед госэкзаменами.
– Да, похоже, – усмехнулся Макс.
Усмешка вышла кривоватая, но вполне обычная. Не приснился же ей тот разговор! Или правду говорят, что мужчины – создания сугубо прямолинейные: есть только то, что сейчас, а все прочее – никому не нужные «чуйствования»?
– У вас хотя бы оружие-то есть? Или что-то в этом роде?
– В этом роде. – Он опять криво усмехнулся. – Какое оружие, ты что? Нам еще с правоохранительными органами проблем не хватало! Мы – люди вполне законопослушные. Дымовые шашки, петарды, бухалки-пукалки, все такое. Типа спецэффекты. В общем, всякие штуки, которые, как мы надеемся, отвлекут браконьеров и распугают дельфинов. Браконьеры же не станут за ними поодиночке гоняться, обещана-то была загонная охота.
Лере подумалось, что защитникам природы не хватает логики: кто мешает «отвлеченным» браконьерам вернуться на то же место завтра, когда распуганные сегодня дельфины опять соберутся стаей? И какая может быть загонная охота с одним судном? На Фарерах, вспомнилось ей, дельфинов в бухту загоняли десятками лодок. Но цепляться не стала. Ее дело – обеспечить медицинскую помощь, буде такая понадобится, а планированием операции пусть сами зоозащитники занимаются. А то подскажешь что-нибудь – и получишь презрительное: «Да что б ты понимала!», ну или что-нибудь в этом роде. Вместо неуместных замечаний она деловито поинтересовалась: