Шапка live, или Через тернии в звезды
– Что? – Протянув руку, матушка отодвинула стул и села.
Последовало продолжительное молчание, во время которого казалось, что матушка всеми силами организма пытается, причем довольно удачно, подражать хамелеону – ее лицо, несмотря на остатки вчерашнего макияжа, внезапно стало все больше приближаться по цвету к кремовому оттенку кухонного кафеля над мойкой и плитой.
– Тебе плохо? – испугались обе родственницы.
– Очень. – Обмахиваясь ладонью, матушка замерла. – А когда вы узнали?
– Позавчера, – ответили дуэтом бабушка и внучка.
– И не проговорились? Вот это выдержка, я бы не смогла терпеть так долго. Налейте водички.
И целых пятнадцать минут матушка рассказывала, как пыталась поступить в театральное училище, а потом во ВГИК. Затем устроилась на подготовительные курсы и соблазнила преподавателя, Льва Львовича. И оказалась не очень-то ему и нужна.
Наконец матушка, понуро склонив голову, завершила:
– Сначала я злилась, а потом мне стало стыдно. И врач запретил делать аборт… Ну, как-то так.
Так и стояли бабушка с внучкой, а матушка сидела перед ними и пила воду из носика чайника.
Ситуацию разрядил телефонный звонок:
– Алло. – В трубке Красная Шапочка услышала голос режиссера.
– Оля, срочно приезжай, нам выдали студию звукозаписи. Машина за тобой уже выехала.
* * *Красная Шапочка впервые была на озвучивании. По телевизору часто показывают, как работают певцы в студии звукозаписи. Они кривляются перед большим микрофоном, а за стеклянной перегородкой у широкого пульта с сотней микшеров сидит эдакий пожилой парень или молодой мужчина хипстерской наружности и, не переставая ругаться, плавно водит пальцами по микшерам, добиваясь идеального звука.
В студии, где оказались Волк и Красная Шапочка, все было по-другому. Помещение было просторным, в нем смело мог поместиться небольшой джаз-банд или человек семь, решивших, что им одновременно нужно пошуметь для создания живого фона в киноленте, хотя такой способ давным-давно заменен наложением нескольких звуковых треков.
Где сидели звукооператор и режиссер, Красная Шапочка так и не поняла, поскольку опоздала на двадцать минут, но не по своей вине, а по вине перенаселенности Москвы и, соответственно, пробок на дорогах.
Разгневанный Семен, тряся длинными дредами, поставил Ольгу перед микрофоном, разрешил Волку только чмокнуть ее в щечку, надел обоим на головы наушники, пролаял: «Минутная готовность» – и растворился где-то на втором уровне студии.
Все стены и потолок помещения были обиты для звукоизоляции темным материалом, похожим на коленкор, а пол пружинил не то резиной, не то пластиком.
Пока Красная Шапочка оглядывалась в непривычной обстановке, Волк мигал ей своими светло-карими глазищами и делал лапами какие-то жесты.
– Пленочка! – раздался в наушниках голос Семы.
На мониторах пошла картинка отснятого материала, и… Красная Шапочка опешила.
У нее в отличие от профессиональных актеров еще не было привычки просматривать отснятый материал, поэтому увиденное повергло ее в шок, и она пропустила первые кадры со своим участием, где бежала по лесу от экранного Волка и разговаривала сама с собой.
– Это я?
– …от фигня, – прозвучал в ее наушниках голос Семена. – Сосредоточься, Красная твоя Шапочка, у нас деньги за аренду звукостудии упло́чены!
Два часа Красная Шапочка бегала, прыгала, наклонялась, поворачивалась и приседала около микрофона, повторяя свои экранные действия. Возмущаться тем, как она выглядит и какие ошибки сделала при съемке, ей запретили все: Семен, Лев Львович, Волк и даже сидящий в студии невидимый Ашот Израилевич. Поэтому пришлось работать.
Казалось, с нее сошло сто потов. Футболка и даже шортики, еле прикрывающие попку, стали влажными. С Волка пот лил на грудь, но он, зооморф подготовленный, вытирал его висящим на шее полотенцем.
После озвучки Красная Шапочка сидела в коридоре перед студией и просто дышала. В самой студии вентиляции в целях соблюдения идеальной тишины не было.
– Перерыв пять минут. – В коридор вышли Лев Львовоич и Ашот Израилевич. – Затем запись монолога Волка и его дуэт с Лесничим. А вот и он.
По коридору спешил мужчина лет пятидесяти, внешности, близкой к Лесовику. Не хватало гриба в волосах и корявого посоха в руках. Но одет актер был в цивилизованный летний льняной костюм, а в руках держал спортивную сумку.
– Ребята, я сейчас! Я только парик надену, он у меня с собой, и нос-гумос прилажу. Мне для образа нужно.
Из дверей звукостудии выглянул Волк.
– Лев Львович, можно чайку попить?
– Какой чаек? Студия сто евро в час! Работать!
После того как актер Лесовик скрылся за дверью, Ашот Израилевич взял руку Красной Шапочки в свою лапу непонятной зооморфной принадлежности и неожиданно проникновенно заговорил:
– Предлагаю поехать, друзья любезные, пообедать после трудного сеанса. Как насчет небольшой прогулки по городу, чтобы развеяться? Выпьем кофейку у Симачева, пройдем по ЦУМу, перекусим у «Фиалок в сахаре»… А впрочем, «Фиалки», как это я забыл, закрылись в прошлом году. Кризис в стране, выживают либо миллионные рестораны, либо столовки. Может, будут какие-то предложения? – Он взглянул на Оленьку. – Не церемоньтесь и даже не думайте о бюджете. Деньги здесь не главное.
С каждым словом Ашота Израилевича Внутренняя Богиня Красной Шапочки взмывала все выше и выше, туда, где в психоделических небесах сияли яркие, как бриллианты из бутика «Аврора», звезды. И отсутствие на горизонте Разумея Занудовича не то что не расстраивало, скорее даже радовало. Предвкушение прекрасного дня обнимало, как легкое шелковистое облачко дурманящего газа, заставляя терять осторожность и здравый смысл…
Красную Шапочку воодушевило предложение продюсера, но ее не покидала смутная тревога. Несмотря на всю свою непосредственность, Оленька была далека от того, чтобы поделиться с матушкой новостью, она даже Плотве сначала не хотела говорить о предложении. Но желание посоветоваться и похвалиться пересилило, и Красная Шапочка включила смартфон.
Глава 11
– Бар в Столешниковом «Денис Симачев»? – Лицо Плотвы в смартфоне выразило искреннее удивление. – Оля, я там была всего один раз, на большее у меня нет денег, даже при доходах моей мамы. Но Ашоту Израилевичу, насколько я могу судить по «Гуглу», под пятьдесят, а там старше сорока появляться не комильфо.
– А куда тогда ехать? – Красная Шапочка нервно поправила волосы. – В «Макдоналдс» для прикола – неактуально. В «Кофе Хауз» – так там только студенты…
– Студенты! – обрадовалась Плотва. – Наш Жора-Паучок несколько раз брал интервью в ресторане «Прекрасное общество», что при кинотеатре «Москва» в Охотном Ряду.
– Так ведь наш Жорка слегка… – вспомнила Красная Шапочка всегда попугаистый наряд супергламурного однокурсника.
– А куда сейчас без них? Зато он прикольный. – Закатив круглые рыбьи глаза, Плотва вздохнула. – Я бы многое дала, чтобы взять там у какого-нибудь миллионера или знаменитости… интервью.
– А что мне надеть? – задала любимый вопрос Красная Шапочка.
– А покажи-ка мне себя, я заценю. – И Плотва снова завистливо вздохнула.
Сделав смартфоном вокруг себя подобие голографического обзора, Красная Шапочка с тревогой ждала резюме подруги.
– Пойдет, – с трудом выдавила из себя Плотва. – Туда нужно одеваться или очень дорого, или очень простенько, а лучше одновременно и то и другое. Но с твоей внешностью можно идти даже так – в шортах и майке. Дерзай.
Больше успеха подруги Плотва выдержать не могла и, отключив скайп, с плеском нырнула на дно ванны.
На предложение Красной Шапочки Ашот Израилевич ответил незамедлительно, и его глазки не то перекормленной Панды, не то жирнющего камышового кота радостно сверкнули.
– Именно в ресторацию La Bella Societa я и хотел пригласить вас, Оленька.
– Я тоже еду, – решительно заявил Лев Львович.
– Только мне нужно купить новую футболку, – извинилась Красная Шапочка.
– Не вопрос, по пути купим, – серьезно сказал Лев Львович и взял Ольгу под локоток. – Сядешь в машине рядом со мной.
Ашот Израилевич ревниво следил за действиями режиссера.
«Бентли» продюсера отогнал на стоянку парень, подрабатывающий у входа центра «Москва» в Охотном Ряду. Новое здание, напротив Исторического музея с одной стороны и Госдумы с другой, приятно удивило Красную Шапочку.
Поднявшись на четвертый этаж, компания вошла в двери ресторана «Прекрасное общество». В просторном зале все было либо круглым, либо полукруглым. Столы, кресла-стулья и большущие плафоны светильников оттенка не то темного золота, не то меди. И первым, кого увидела Красная Шапочка среди пафосного интерьера, оказался Жора-Паучок, сидящий за отдельным столиком и потягивающий коктейль. При виде продюсера Льва Львовича и Красной Шапочки с его губ отлипла соломинка с розовым содержимым внутри.
В просторном зале за одним столиком сидели несколько девушек, одетых для немедленного показа на европейском подиуме, и они не смотрели по сторонам, а показывали себя, короткие платья, босоножки и брендовые сумки, поставленные на отдельный стул.
Из других посетителей обращал на себя внимание актер Сверский, лет пять назад засветившийся в боевике-сериале, а теперь пробавляющийся эпизодическими ролями, и его три поклонницы лет тридцати, слегка офигевшие от сервировки стола и цен ресторана. Но Сверский выглядывал спонсоров, этого не показывая. Нужно было видеть глаза актера при виде вошедшей троицы. Это был его шанс!
– Какую кухню предпочитаете, Оленька? Итальянскую или паназиатскую? Здесь прекрасные повара, лучшие в России, – объяснял Ашот Израилевич.
– Я как вы, – не растерялась Оленька, огладив на талии новую футболку с модным принтом пантеры в 3D.
Пока приносили закуску, коньяк для мужчин и вино для Ольги, пока продюсер и режиссер говорили о продолжении съемок, вездесущий Жора со словами «на минутку уведу однокурсницу» пересадил Оленьку к себе за столик и попытался выведать, с кем из «знаменитых мужиков» она спит.
– Жора, не говори глупостей. Я просто снимаюсь в сериале, в главной роли. Можешь посмотреть в Интернете.
– А о чем мне тогда писать, ек-макарек? – возмутился Жора.
– Найдется тема. Держись поближе, – посоветовала Красная Шапочка.
Повинуясь жесту Льва Львовича, Оленька вернулась за свой столик и отведала устриц и тартар из сибаса. Вкус был незабываемый, волшебный. Портил все только тяжелый взгляд Ашота Израилевича, который следил за каждым жестом Оленьки.
Дождавшись, когда Красная Шапочка отложила вилку и сделала глоток белого вина, продюсер неприятно серьезно начал разговор:
– Я хотел спросить, какие у вас, Оленька, извините за банальность, творческие планы после окончания сериала? Это очень важно. А то у актеров во время съемок создается впечатление об их исключительной востребованности, и жизнь кажется удавшейся навсегда. На самом деле в российском да и в любом другом кинематографе есть примерно сотня самых популярных актеров и актрис, их снимают в режиме нон-стоп сразу в трех-четырех проектах. Есть десятка актеров и актрис топ-уровня. Те могут себе позволить выбирать, где им сниматься, а когда отказать. А обо всех остальных тысячах и тысячах актеров и актрис забывают, и нужно прилагать усилия, чтобы напомнить о себе. Показываться в тусовках, ходить на многочисленные кастинги, звонить знакомым, прежним коллегам и… получать отказы, отказы, отказы. Я знаю, о чем говорю.
Во время пафосного монолога продюсера Лев Львович, прикрывая трубку, разговаривал по телефону.
– Ашот Израилевич, я так далеко не заглядываю, что будет… – пробормотала девушка.
– Она будет сниматься во всех моих фильмах, – зло перебил Красную Шапочку Лев Львович.
– Слушай, Лева. – Ашот Израилевич вытер салфеткой пот со лба и поправил пиджак явно неимоверной стоимости. – А с чего ты, друг любезный, всполошился? Насчет девушек у нас никогда не возникало конфликтов.
– С нею нужно… по-другому, – стал запинаться режиссер.
– Опять влюбился, что ли? – хрюкнул, как бы засмеялся, продюсер; по щелчку его пальцев официант поставил на столик новую бутылку коньяка. – То-то я смотрю, налегаешь на устрицы[11].
На тарелке Льва Львовича лежала дюжина устричных полураковин и стоял соусник с лимонным соком.
– Здесь другое… – не находил слов Брюковкин.
– Так, друг любезный. – В голосе Ашота послышался металл. Золотой. – В отношении Ольги сразу предупреждаю: как о любовнице о ней можешь забыть.
– Да подожди ты. – Расстроенный предстоящим признанием, Лев смял лежащую на коленях накрахмаленную салфетку и бросил ее на стол. – Оленька… она моя дочь.
– Дочь? – Ашот на минуту замолчал, отпил глоток коньяка, затем заговорил тоном шахматиста, обдумывающего вслух удачную партию. – Мама у нее красавица Алина Разумовская, отец – ты. Это в корне меняет дело. Еще что-нибудь кушать будешь?
– У меня дела, нужно ехать к Юпитеру Сатурновичу.
– Ах да. – Ашот нахмурился. – Не беспокойся, Оленьку я довезу до дома.
– Нет! – поспешно возразил режиссер. – Ее отвезет Волк, в смысле Володя Залесский, он уже внизу на своем «Харлее». А я передумал пока ехать к Юпитеру. Очень сибаса хочется.
– Хорошо, – с неудовольствием решил Ашот. – Пусть Оля едет.
Во время разговора Ольга ощутила себя вещью, собственником которой был продюсер. И поэтому она с удовольствием вышла из-за стола.
На пути к лифту ее догнал Жорик.
– Оля! Спасибо тебе за мохито и сенсацию! – Жорик теребил пестрый шелковый платок на шее. – А чего это, ек-макарек, ты раньше не говорила о Льве Львовиче?
– Я не знала, что он мой отец. Бабушка вычислила.
– Твоя бабушка, которая экстрасенс? – вспомнил неординарную женщину Жора.
– Молодой человек, – от стеклянных дверей ресторана бежал Лев Львович, – дайте мне минутку поговорить с дочерью.
– А интервью? – спохватился Жорик.
– Позже. А вы идите, молодой человек, идите на свой пост слежения за скандалами.
– Я Ольгин однокурсник по журфаку… – начал объяснять Жорик, но Лев отмахнулся от него, и парню пришлось ретироваться в ресторан.
Лев Львович с любовью заглянул девушке в глаза.
– Будь осторожна, не связывайся с Ашотом. – Расстегнув джинсовую рубашку, Брюковкин снял с шеи золотую цепочку с кулоном. – Это на счастье. Езжай с Володей и не отвечай на звонки Ашота. Лучше совсем отключи телефон. – Тон режиссера стал жестким. – Дай телефон.
Лев Львович протянул руку, и Оленька вложила в нее свой смартфон. Брюковкин нажал нужные кнопки.
Надев кулон, Оленька впервые посмотрела на режиссера как на возможного отца и спросила:
– Кулон – это оберег?
– Нет. – Лев оглянулся на двери ресторана. – Просто кусок золота на всякий случай. На всякий крайний случай. Все, я пошел, серьезный разговор с Ашотом, и еще нужно отбиться от Сверского или дать ему эпизодическую роль.
Странный разговор получился с отцом, но Оля сразу забыла о нем, как только увидела Волка, сидящего на нетерпеливо рычащем «Харлее».
– Давай быстрее! Здесь нельзя стоять!
С разбегу запрыгнув на горячее сиденье байка, Красная Шапочка надела шлем, и парочка отъехала от гламурного здания в сторону старой Москвы.
Они промчались по Тверской среди нервно гудящих автомобилей, желающих ехать, как и они, с ветерком по Москве. Затем, сделав крюк по Садовому кольцу, благоухающему цветами на непрекращающихся клумбах, стоящих в ажурных чугунных низких оградках, под сияющим голубизной небом, вернулись к Каменному мосту. Проскочили в Зарядье и выехали на Пятницкую.
– Хочешь мороженого? – спросил Волк, останавливаясь у станции метро «Новокузнецкая».
– Не люблю мороженое, – улыбнулась Красная Шапочка, сняв шлем. Золотистые волосы спутались, но ей даже шло. – Я хочу бодрящего кофе! Только давай не поедем, а пойдем?
– Пойдем.
Красная Шапочка шла по тротуару, а Волк – по дороге, ведя за собой «железного коня».
– Ой, смотри, «Кофе Хауз». – Переложив байковский шлем с правой руки на левую, Красная Шапочка показала на один из трехэтажных особнячков Пятницкой улицы.
– Вижу.
Волк прибавил шагу, стараясь не задеть медленно ехавшие автомобили, из которых смотрели с завистью на него, такого брутального, в кожаной жилетке, в полотняных бриджах, в перчатках с обрезанными пальцами, с байком «Харлей Дэвидсон» и со стройной девушкой в коротких шортиках, в красных туфлях и шляпке, такого свободного в будний день…
– Погоди, – вдруг остановился Волк.
– Зачем останавливаться? – не сразу поняла Красная Шапочка. – Кофе!
– Подворотня! – обрадовался Волк.
– В центре Москвы все подворотни закрыты, – проявил эрудицию Разумей Занудович.
– Ах, как романтично мы путешествуем по старой Москве! – восхитилась Внутренняя Богиня, молитвенно сложив прозрачные руки, и снова затрепетала стрекозиными крылышками.
– Если вы сейчас собьете нам настроение, я вас всех покусаю, – твердо пообещала Девочка-девочка. – Насмерть!
Глава 12
– Смотри. – Волк кивнул в сторону высоких строительных ворот, не запертых, а только перетянутых цепью за петли замка. – Мы туда пролезем, только нужно руль повернуть у моего Хуана.
Они зашли в старый двор реставрируемого особняка девятнадцатого века, пахнущий новым цементом, побелкой и сосновыми строительными лесами. Свой байк Волк не оставил и так и шел, ведя его за собой.
– И что мы здесь забыли? – включилась в игру Красная Шапочка.
– Ни одного строителя, – прошептал Волк. – Здесь пусто.
Волк и Красная Шапочка стояли в пустоте старого дворика между двухэтажным особняком, флигелем и котлованом будущего здания.
Шум Пятницкой улицы остался там, за воротами, а здесь присутствовала магия другого, нездешнего времени. Притягивала к себе старая липа, которую пощадили строители. Корявая, с толстым стволом, с изогнутыми ветками, с облетевшими мелкими лепестками цветочков, еще сохранивших слабый аромат.
– Второй этаж, – решил Волк.
Пристроив байк на первом этаже, возле дыры в полу и обрушенной старой лестницы, Волк поднимался за Красной Шапочкой и с трепетом наблюдал за ее ножками на высоком каблуке, в обтягивающих шортах. Дальше взгляд притягивали овальный вырез на загорелой спине и плечи, покачивающиеся в ритме движения рук.
И вот поворот головы, корпуса, и видна грудь, трепещущая под обтягивающим трикотажем. И профиль любимой девушки с курносым носиком, с белесыми бровями, с голубыми глазами…
– Все! Больше не могу!
В три прыжка преодолев пролет лестницы, Волк подхватил Красную Шапочку и усадил на старинный мраморный подоконник, весь в известковой пыли.
К чертям собачьим, или волчьим, все условности! Руки Волка прошлись по бедрам сидящей Оленьки, запрокинувшей голову и схватившей обеими руками голову Владимира. А он, стараясь не сломать молнию, стащил с нее шортики.
Мгновение… И они снова слились телами в том экстазе, когда не нужно четких слов, только шепот: «Хочу… люблю… ты лучший… ты любимая… ты мое счастье…»
А после они пили кофе на Пятницкой улице за столиком, вынесенным на летний тротуар, заговорщицки переглядывались и смеялись своим воспоминаниям.
…И опять катались по Москве до самого вечера, ощущая теплый ветер и свою молодость.
* * *Звонки, звонки, звонки…
Там, за дверью комнаты, квартира звенела от звонков сотовых и домашнего телефонов.
– Оля!
Ровно через три стука в комнату Красной Шапочки вошла матушка.
– Что?
– А то! Я за двадцать лет работы в глянцевом журнале не смогла добиться такого ажиотажного успеха, как ты за один вчерашний день! – Матушка стояла в дверях черным силуэтом напротив бьющего в окно солнца.
– Ой, мама. – Только теперь Красная Шапочка осознала себя. Она лежала в кровати и чувствовала легкую истому во всем теле. – Что случилось?
– Оборвали телефоны, а твой выключен. И еще вот это… Интересно знать от кого.
Красная Шапочка повернула голову и увидела на журнальном столике большущий аквариум… Нет, недостаточно ярко описано – Оля увидела высоченную прозрачную вазу, внутри которой находились только три шикарные тигровые орхидеи сорта «Ванда»[12].
Цветы были изысканными и дорогими. Уж в этом-то Красная Шапочка разбиралась, видела в своем доме, в числе подарков для матушки. Матушка всегда ставила такой цветок отдельно от других. На подоконник или на антикварную стойку, сняв с нее китайскую вазу.
А сейчас на столике орхидей было ровно три!
Привстав, Красная Шапочка немедленно подхватила вазу и осмотрела ее. Но, к разочарованию девушки, карточки, объяснявшей появление этого ботанического шедевра, она не обнаружила.
Внутренняя Богиня, Разумей Занудович и даже становившаяся с каждым часом все активнее Девочка-девочка с нескрываемым интересом пожирали очами чудо флористики. Лишь когда Красная Шапочка вдоволь налюбовалась цветами, Внутренняя Богиня вопросительно зыркнула на своего коллегу.
Разумей молчал, как гордый могиканин под пытками белых, и тогда Внутренняя Богиня, дернув его за рукав, спросила:
– Думаешь – Волк?
– Ничего я не думаю, – раздраженно ответил Разумей. – Но предчувствие у меня плохое.
– Ну почему?! – всплеснула прозрачными ручками Внутренняя Богиня. – Ты посмотри только, какая красота! Это же… это…
– Потому что красота часто начинает войны, – важно изрек Разумей. – А букет вполне может оказаться яблоком раздора. Стоит бешеных денег и доставлен непонятно откуда, непонятно когда и непонятно кем.
– Я думаю, это от Волка. После вчерашнего-то настоящие мужчины не только цветы шлют, – вставила свое мнение Девочка-девочка, – а замуж приглашают.
Она расправила длинную фату, которая вдруг возникла у нее на голове, и закружилась по комнате.
– Все может быть, – вздохнул Разумей Занудович. – Но Волк, насколько я помню, никогда и никому не дарит цветов. Он их в буквальном смысле слова на нюх не переносит, чихает.
– Наверное, Лев Львович, то есть папа, прислал… – решила Внутренняя Богиня и тут же засомневалась: – Хотя сомнительно, вчера кулон подарил…
В этот день Оленьке не позвонили только ленивые. Отметились Плотва, Жорик, Боря-Гамадрил, гримерша Леночка, однокурсница Элизабет-Енот, которую Красная Шапочка видела только во время сессий, все мамины приятельницы, ребята с соседнего потока на журфаке и даже двое соседей по подъезду.
– Мне надоело отвечать на твои звонки, – заявила бабушка в четыре часа дня. – Включи свой телефон! Ты сама виновата, что стала знаменитостью на сегодняшний день! А мне пора ехать на киностудию, сегодня у меня озвучивание.
Глядя на необыкновенно притягательный букет из орхидей, Красная Шапочка включила телефон, и первые сообщения ее немного удивили. Семь раз звонил Ашот Израилевич, три раза Волк и два раза папа, Лев Львович.
Пришло и сообщение, разъясняющее тайну подарка самым неприятным образом: «Надеюсь, цветы тебе понравились» и подпись «Ашот».
Держа смартфон в руках, Красная Шапочка вышла из комнаты в гостиную.
– Мама, а цветы прислал Ашот Израилевич… Но я не знаю почему, я не давала ему повода для ухаживания.
– Ах, – вздохнула матушка, – мне тоже дарили когда-то как раз такие орхидеи. Будь осторожнее, такие подарки не к добру… Ладно. – Матушка махнула рукой и переключилась на текущие дела: – Сбегай быстренько в «Седьмой» за продуктами. Я пока приготовлю что-нибудь, а то вечером будет мне разнос от мамы, что я «ребенку нормальную еду не готовлю». Это ее пирожки-то «нормальная еда»…
– Но они вкусные, – решила защитить пирожки Красная Шапочка и тут же вспомнила предупреждение Марии Ивановны: «Никогда не говори своей матери, что я покупаю типичную еду всех бабушек в столовой киностудии, а не пеку сама».
Оленька взяла деньги, листочек с перечнем продуктов, сумку и отправилась в супермаркет. А матушка, заперев за ней дверь, пошла почему-то совсем не на кухню.
Она вошла в гостиную, приблизилась к книжному шкафу и достала с полки томик Бодлера, пыль на корешке которого ясно указывала на то, что декадентская поэзия середины XIX века в семействе Разумовских была отнюдь не в чести.
Раскрыв томик на двести шестьдесят восьмой странице, матушка явила миру зажатые между листами с восемьдесят пятым стихом сборника и переводом оного на русский давно увядший цветок, в котором даже не склонная к ботанике Красная Шапочка узнала бы точно такую же орхидею, как те, что стояли сейчас в ее комнате…
Глава 13
При встрече вечером с Волком Красная Шапочка предусмотрительно не стала говорить о полученном букете. Они посидели в кафе недалеко от ее дома, где Волк с удовольствием съел порцию шашлыка, а Оля только салатик.
После чего продолжили путь, медленно дефилируя мимо прохожих, спешащих куда-то или просто прогуливающихся по улице. Красная Шапочка не знала и не особо хотела знать, сколько прошло времени. Летом в Москве темнеет поздно, потому порой кажется, что время застывает, а день не закончится никогда, и если бы так и было, девушка была бы этому только рада. Являясь по жизни полной противоположностью доктора Фауста, тем не менее сейчас она вполне могла бы повторить вслед за ним: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»