– Он ведь еще живой, – обнадеживающе, не то спросила, не то уточнила она.
Ник не отвечал. Он сам хотел бы точно также прижаться к кому-то, чтобы успокоиться. Но он мужчина – ему нельзя. Ник должен выглядеть сильным.
Марта сомкнула руки за его спиной. Она плакала. Ник молчал. Он затянулся дымом, снова глянул на фото и слегка кивнул несколько раз.
–Да! Я верю, – сказал он.
Марта взяла фотографию с ее любимым малышом и снова взвыла. Ник не мог успокоить ее. В тот момент он верил, что все наладится, Тима найдут, и они снова будут жить как прежде. Но внутри каждого из них теперь что-то изменилось, треснула частичка души, и её не починить. И даже если малыш останется жив и здоров, даже если не получит никаких увечий, они уже не станут теми, кем были. Ник понимал это, и из его глаз тоже потекли слезы.
Раньше он иногда плакал, когда эмоции просились наружу, но этого никто не видел. Для всех он был сильным и волевым, строил бизнес, принимал решения, руководил людьми. Он старался быть порядочным и не мог понять, за что с ними произошло такое.
Почти сутки с момента, как пропал его любимый и единственный сын, не было вестей, никто не просил выкупа. Они не могли понять кому это нужно, и где искать малыша. В последнее время никто из сотрудников полиции не мог вспомнить никаких похожих преступлений – детей не похищали. И в этот момент Ник, отойдя от Марты, присевшей на край дивана снова всмотрелся в фото. Только сейчас он заметил, что в дальнем правом углу фургона виднеется часть женской сандалии или босоножки. Ему показалось это странным. Он уже хотел позвонить Шергину, пошел искать свой мобильник. Но за мгновенье до этого раздался звонок в дверь.
Марта бегом открыла. На пороге стоял Шергин. Ник краем глаза глянул на часы на стене в зале – половина седьмого утра. Стас, похоже, тоже еще не спал, но выглядел как подобает начальнику полиции. Строгое черное пальто, выбритое лицо, наглаженная светло-синяя рубаха. И никаких мешков под глазами.
– Привет, Ник, – сказал Шергин, перешагивая порог их дома. Ник отступил, тогда Стас разглядел, что на нем накинут шелковый халат, под которым кроме плавок ничего больше не было. В правой руке он увидел потухший окурок, истлевший до самого фильтра. Стас забрал его из рук Ника и выкинул на улицу.
Марта отошла и присела на диван. Она с надеждой смотрела в глаза Шергина, но надежда быстро угасла, как только она увидела в них, что ничего не изменилось, и никто еще не нашел их малыша.
– Здравствуй, Марта! – кивнул он. Затем Шергин разулся, повесил свое пальто на вешалку и прошел в кухню. Ник шел за ним.
Стас нашел кофемашину и, подставив туда чистую чашку, нажал на эспрессо.
– Какие новости, Стас? – спросил Ник.
Стас молчал.
Раньше они встречались, но подружились около года назад, тогда, прошлым летом Ник сделал крупное пожертвование в адрес детского дома, которому помогал и отдел полиции Стаса, они несколько раз сидели за одним столом и были неплохо знакомы. Стас уже бывал у них в гостях. Такие люди всегда быстро и легко находили общий язык, но не в те моменты, когда у одного из них пропадал единственный и любимый ребенок.
– Какие блять, новости?! Стас? – чуть не сорвавшись на крик переспросил Ник.
Стас отвел взгляд в окно.
– Новости есть, Ник – сказал он, – на фото эксперты разглядели часть женской обуви.
– Я тоже видел, – теперь Ник был абсолютно спокоен.
– Затем мы начали думать, чья это может быть обувь. Мой опер Переходов предложил посмотреть кто еще пропадал схожим образом и нашел по базе, что пять дней назад была похищена девушка двадцати трех лет. Днем она шла на обеденный перерыв в столовую около своей работы. Затем просто исчезла. По нашим данным она свернула в безлюдный проулок, и там – в центре города ее похитили, потому что назад она уже не вышла. Эксперты думают, что обувь ее. Но это не ребенок, и тут не понятно – есть ли связь.
– Она жива? – спросила Марта.
Стас ничего не ответил. Его кофе сварился, и он взял чашку. Шергин снова смотрел в окно. Было пасмурно и прохладно, ветер колыхал деревья, но что сейчас для него значила это природа со всем ее многообразным проявлением, в тот момент, когда у его пусть и не близкого товарища произошло такое горе. Стас подошел к холодильнику и, молча открыв его, взял сливки, которые добавил в кофе.
– Она жива?! – снова выкрикнул Ник.
– Мы не знаем, – ответил Шергин, – тело не нашли, надеемся, что жива. У нее нет никого, родители умерли. Дальние родственники, они тоже верят и ждут. Больше никто ничего не знает.
– Что вы думаете делать? – спросил Ник.
– Ник, если этот ублюдок прислал фото, значит он хочет сыграть. И нам придется играть с ним. Нужно ждать. Может он еще как-то проявится.
– А если нет? – спросил Ник.
– Проявится. Мои опера вторые сутки не спят рыщут все, что можно. Ждем еще час и выступим по телевиденью. Может кто-то из граждан поможет.
– Ник, обратись к людям. Тебя многие знают в городе, может они помогут, – предложила Марта, присевшая на диван.
В ответ Ник угрюмо кивнул.
Его действительно знали многие, он был успешным бизнесменом, не самым богатым, но довольно обеспеченным, и часто помогал людям, как публично, так и по-тихому. Он мог дать денег абсолютно незнакомому человеку, если узнавал, что тому нужна помощь. Делал пожертвования нуждающимся организациям. И очень любил помогать сиротам. Он никогда не жадничал. Многие ценили это в нем. О Нике часто писали в газетах и иногда показывали по местному телевиденью. Он готов был выступить с просьбой. Тем более не так важно насколько хорош был он сам, общество было бы потрясено таким бесчестным похищением ребенка и наверняка отзовется на просьбу о помощи, звучащую из уст отца.
– Да, Стас, давай выступим для журналистов. Собери их в отделе и поехали туда.
Стас достал мобильник, нашел номер секретаря и начал звонить, потягивая крепкий кофе со сливками.
Глава 3. Игра или вы серьезно
Выступление Ника и Шергина показали в утренних новостях по местному ТВ. Ник призывал жителей, он не мог внятно говорить, ему помогал Стас, они просили помощи у всех, кто мог бы это сделать, а в конце напрямую обратились к похитителям с просьбой назначить выкуп, который Ник готов заплатить. Он обещал любые деньги и за содействие в поисках сына. Этот же ролик был выложен на Ютуб и за несколько часов набрал сотни тысяч просмотров. Они показали это жуткое фото из фургона, которое стало заставкой для видео, выбранной автоматически. Вся эта бесчеловечность потрясла общественность.
К обеду на центральной площади собралась толпа горожан, желающих помочь. Они сами каким-то образом организовались чуть ли не в митинг. Там же были и журналисты, снимавшие все это. Все кричали и возмущались мразотностью похитителя.
Ник смотрел на митинг по видеотрансляции сидя в кабинете Шергина в отделе Полиции.
Время шло, секунды мучительно тянулись. Они снова пили только кофе – аппетита не было. Стас не курил уже много лет и уж тем более не позволял никому дымить в его кабинете, но когда Ник вытащил сигарету и поджег ее, Стас сделал вид, что ничего не заметил, подставив ему блюдце вместо пепельницы.
– Ник, поезжай домой, вам надо отдохнуть, – Стас обернулся на Марту, стоявшую позади него. В кабинете были еще какие-то сотрудники в гражданском, но Ник не воспринимал их. Он видел только монитор с записью митинга.
– Промотай еще раз, – просил он Шергина, потому, что стоял слева от него и не мог дотянуться до мышки. Они просматривали все ту же трансляцию с площади уже не в первый раз.
– Ник, я все понимаю, – сказал Стас, передвигая бегунок на начало, – но ты посмотрел этот ролик уже раз двадцать.
– Вот Стас, останови, – пальцами, которыми он сжимал сигарету, Ник указал в дальний угол толпы на видео, – Что это, Стас?
Тот приблизился к монитору. Все, кто был в кабинете подошли поближе. Нависла пауза.
– Твою мать, Ник. Всем быстро работать. Ищите камеры с площади и отсматривайте всё! Закричал Шергин! Ник ты молодец.
– Я думал мне показалось, – ответил он и снова затянулся.
– Быстро ищем! – еще раз выкрикнул Стас. Он отодвинулся от монитора, и Марта разглядела на стоп-кадре тот самый белый фургон, он был размыт и непонятен, лишь на мгновение попав в кадр, когда оператор перемещал камеру с плеча, прежде чем выключить ее.
Марта улыбнулась. Впервые за сутки сквозь слезы выдавила улыбку. Сейчас она поверила, что похитителя скоро найдут. И этот проблеск надежды подарил желание жить и радоваться, которое постепенно угасало.
Глава 4. Внутри фургона
Тим проснулся и ощутил, как его ручки затекли. Он еще толком ничего не понял, но отчетливо разобрал недалеко от себя всхлипывания, похожие на женский плач. Малыш еще мало чего знал о женщинах и уж точно не разбирался в причинах их слез. Но достоверно он понимал одно, если кто-то плачет – ему не приятно, а может быть, даже больно.
Малыш повернул голову вправо и увидел сидевшую около стены девушку в светлом пиджаке и юбке. Рядом валялись ее серебристые туфли с длинным каблуком. Тимоти хотел было спросить у нее что случилось, но не смог – его ротик был заклеен лентой. Тогда он решил, что сейчас же поднимется, снимет ленту и поможет этой девушке, но снова потерпел неудачу. Его крохотные ручки были надежно связаны какой-то веревкой за спиной. Именно от этого они и затекли. Малыш попытался подняться, и кое-как смог присесть облокотившись спиной к стенке. Он смотрел на плакавшую девушку, и ему стало страшно. Так страшно, что он тоже начал всхлипывать. Он не мог нормально реветь из-за закрытого рта, но слезы потекли по щекам. Девушка, сидя напротив, что-то пыталась сказать ему, но он не понимал. А она лишь хотела, чтобы он не плакал. Ведь если ему сейчас заложит носик, то малыш просто задохнется. Здесь, в этом маленьком фургоне, на старых вонючих коврах.