Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книга 3. Барбаросса

– Да, доверять в наши времена никому нельзя, тем более конторе вашей, да мне терять-то нечего, наследников нет, годков пожить осталось всего ничего, карты мне сказали, что своей смертью я не умру, вот и ты от ангелов смерти ко мне пришел, – сказала старушка, – так и слушай меня. Война тяжелая будет, за год-два не закончится. Больше. Народу пропадет тьма тьмущая, больше все русские, а вот верх над ними взять не удастся. И Москва устоит батюшка, и русские по Берлину как по провинции своей гулять будут. Только не скоро это будет.

– Нужен настоящий колдун, – перебил мои мысли Мюллер, – не шарлатан, а тот, кто будущее видит и не сказки рассказывает, что там лет через пятьсот произойдет, а через год, два, пять, то, что мы проверить можем. В России очень сильные колдуны, их даже знают на Тибете, куда ездили наши специалисты по оккультным наукам. Фюрер и рейхсфюрер считают, что нам помогут сверхсилы и сверхоружие. Работы в этом направлении ведутся. Вам нужно найти то, я даже затрудняюсь сказать что, но нужен если не волшебник, то провидец.

– Я вас понял, бригадефюрер, – сказал я, – кое-что в архивных бумагах я нашел и готов выехать в командировку в оккупированные районы. Только есть у меня опасение за собственную безопасность, не в плане том, что мне нужна какая-то особая охрана, нет, коллеги на местах мне помогут всеми имеющимися у них силами, мне нужно, чтобы кто-то заступился за меня перед рейхсфюрером.

– Не понял, коллега Казен, – признался Мюллер, – если вы точно выполните задание, то будете заслуживать поощрения, а не порицания.

– Шеф, а если предсказания колдуна не понравятся рейхсфюреру, – сказал я, – то по старым законам гонцу, принесшему плохую весть, рубят голову, а ясновидцев вместе с очевидцами замуровывают в глухих башнях.

– Не будьте таким мнительным, коллега, – улыбнулся шеф гестапо, – через три дня я вылетаю в район Минска, в самолете найдется место и для вас.

– Благодарю, шеф, – сказал я, – за этот срок я успею подготовиться.

Вечером я снова был в гадательном салоне. Пришел в эсэсовской форме. Старушка неодобрительно покачала головой.

– Вы мне подскажете, – спросил я ее, – где в старой России были самые серьезные колдуны-ясновидцы?

– Ты, батюшка, колдунов-то от ясновидцев отделяй, разные это люди, – сказала гадалка, – ясновидец далеко видит, но ничего не может сделать, чтобы изменить будущее, а вот колдун может изменить настоящее, чтобы этим изменить будущее. Так кто тебе конкретно нужен?

– Мне нужен ясновидец, – твердо сказал я.

– Не знаю, давно в России не была, но слышала в свое время, что на одном из хуторов на границе между Россией и Малороссией старичок один жил, – сказала женщина. – Говорят, возрасту ему лет двести было, никто точно не знает, а старичку самому никто и не верил, зато байки его послушать занимательно было. Один профессор его записывал, а потом говорил, что все, что старичок говорил, наяву сбывалось. Не знаю, если большевики старичка в расход не вывели, то найдешь его там. О других настоящих ясновидящих я и не слыхала. Промеж нас слухи о чудесниках ходят, да только и среди нас немало людей, которые только представляются ясновидящими. А вот ты, батюшка, скажи мне, помогаю ли я России тем, что военным клиентам на вопрос об их будущем заставляю бумажку вот из этой вазы вытянуть. А там, в вазе, одни бумажки с черными крестами, да и штук пять с изображениями железного креста, для героев. Большинству достается черный крест, может, будет о смерти думать, да и души людские губить меньше будет. А ты, батюшка, не хочешь судьбу испытать?

Вот, хитрая старуха, «поднимает» боевой дух воинов доблестной германской армии. Каково-то ехать на фронт человеку с черной меткой. Я сунул руку в вазу, поперебирал бумажки, все одинаковые и вытянул одну. На ней было изображение железного креста.

– Везучий ты, – сказала гадалка, – поедешь в Россию, чаще оглядывайся, таких как ты многие не любят.

Это уж точно и не только в России.

Глава 7

По радио сообщение. Связной быстро добрался до Центра. Похоже, что он где-то в одной из нейтральных стран и там воспользовался радиостанцией.

Фреду. Ожидайте М. Все инструкции у него. Мария.

Надо же. Проснулись, и это положительно. Возможно, просто им не до меня. Под Москвой положение тяжелое. М – это, вероятно, Миронов. Дай Бог, что войну переживет и дальше жить будет.

Ездить в командировку с начальником это удовольствие. Все и везде организовано, никаких задержек и тебе достается часть благ, приготовленных для начальника. Минское гестапо выделило для меня машину гестапо с водителем и офицера для поручений. Поехали на машине, благо партизанское движение было в самом зачаточном состоянии, если не сказать – в эмбриональном, а большие трассы хорошо охранялись, и на них было достаточно интенсивное движение.

С удалением от трасс жизнь как бы замирала. Нет, замирала – это сказано неправильно, жизнь шла сама по себе, как будто рядом не было никакой войны и люди жили по своим правилам и обычаям. На деревню были один-два полицейских, которые занимались своим хозяйством, а к пятнице писали рапортички в районное управление полиции. Народ немцев не шарахался.

Секретарь районной управы слышал о деде Сашке в одном из отдаленных хуторов.

– Малахольный он какой-то, – сказал секретарь, парень лет двадцати двух, у которого одна нога была короче другой, поэтому он и не был взят в армию, о чем чуть было не ляпнул в разговоре с нами. – Мухоморной настойки напьется и несет всякую чушь, а кто вместе с ним этой настойки выпьет, то же самое видит, что и дед Сашка.

Мало ли что народ будет говорить о том человеке, слава о котором до Берлина докатилась.

Поездка к деду напоминала войсковую операцию. Нас сопровождал взвод охраны. Со мной был повар, портной из местечка с черным костюмом и швейной машинкой и районный парикмахер с чемоданчиком. Все с изумлением смотрели на меня, но никто своего изумления не высказал, потому что я был «берлинской шишкой».

От райцентра до хуторка километров сорок по полевой дороге. По хорошей дороге это час неторопливой приятной езды. Мы ехали чуть более двух часов. Осень только начиналась. Летали паутинки бабьего лета, начинали золотиться листья в осинниках.

Дед Сашка жил в доме правнука, здорового мужика с окладистой бородой. И хозяйка его была под стать ему. Крепкая порода. Сам дед Сашка был достаточно крепок и энергичен, и лет ему можно было дать семьдесят, а можно и сто семьдесят.

– Выйдите все, – коротко приказал я по-русски.

– Митька, – сказал старик, – затопляй баню да топи покрепче как для меня.

Родственники вышли. Портной сразу стал обмерять старика, повар занялся приготовлением пищи для меня и старика, а парикмахер стал раскладывать свои инструменты у стола.

Старик безропотно принимал все наши манипуляции. Портной убежал подгонять почти уже готовый костюм, а парикмахер пригласил сесть на лавку у стола.

– Бороду оставь, – пробурчал дед и сел, поглядывая, как его укутывают простыней.

Я вышел на крыльцо покурить. Над баней вился легкий дымок. Только хорошие сухие дрова дают такой дымок. Солдаты помогали набирать воду и устраивались на отдых. Лейтенант пошел проверять охранение.

Войдя в дом, я просто поразился тому, как изменился дед Сашка. Передо мной стоял, по крайней мере, профессор или научный работник с аккуратной прической и коротко подстриженной бородой.

– Пошли в баню, – сказал мне старик и пошел первым.

Баня топилась по-черному. Запаха гари уже не было. Старик ковшом зачерпнул кипяток из вмазанного в каменку котла и плеснул его на черные камни. Паром меня пригнуло к дощатому полу. Зато дед Сашка взял кошму, встал на верхнюю полку и заткнул дыру в потолке.

Наконец, я придышался и сел на нижнюю ступеньку полка. Жар приятно охватывал все тело. Словно читая мои мысли, дед Сашка сказал:

– Что, давненько не парился в русской бане? В Европах-то разных этого не понимают, а нам с тобой помыться нужно да белье чистое надеть, потому что от того, что я буду говорить твоим начальникам, не поздоровится ни мне, ни тебе.

– А советские начальники к тебе приезжали? – спросил я.

– Приезжал один где-то год назад, немного послушал, а потом сказал, чтобы я язык свой укоротил, а то он меня до Колымы доведет, – сказал дед Сашка. – А я давненько твоего приезда ожидаю.

– Откуда же ты это знал? – спросил я.

– А вот помоемся, так я тебе все подробненько и обскажу, – сказал старик. – Давай-ка, ложись на полок, попарю тебя по-стариковски, потом себе веничком добавишь.

После стариковской парилки я кое-как выполз в предбанник, а оттуда на улицу, где стояли ведра с колодезной водой.

– Воды, – просипел я и протянул руку к ведру.

Сопровождавший меня офицер метнулся в дом за кружкой, а у меня хватило сил рявкнуть на часового:

– Лей быстрее воду, болван!

Солдат схватил ведро и вылил на меня. Ледяная вода освежила горящее тело. Второе ведро я уже лил сам, покряхтывая от удовольствия. Третье ведро вылил на вылезшего на улицу деда Сашку.

– Чего-то мы с тобой переборщили, – сказал дед, – пошли мыться, за один раз напарились.

Глава 8

Дома уже был накрыт приличный стол.