И дядя Федя приезжал.
К себе в кабину нас сажал,
И пыльным грейдером опять
Хрустел фанерою ЗИС 5.
Стрелял из выхлопа огнём,
И керосином пахло в нём.
И пыль неслась, и солнце жгло
Сквозь дребезжащее стекло.
Цепями стянуты борта,
Чтоб не сбежали никуда.
Когда дорога в гору шла,
Жужжал он, бедный, как пчела.
Щенком напуганным дрожал.
Зато уж под гору бежал!
Просил брательник-егоза:
«Дядь-Федь!
Не надо тормоза!»
Но отвечал ему «дядь-Федь»:
«Машину надо пожалеть.
Мы с ней когда-то, пацаны,
Вдвоём приехали с войны».
– Так ты на этом воевал?
– Нет.
На войну он не попал.
На фронте транспорт разный был.
Чего я только не водил!
Ну, разве, может, самолёт.
А так! —
Трофейный их «Ренот».
И «Опель Блитц», —
Такой там есть.
А уж «полуторок» – не счесть!
– А «Студебеккер»?
– Был и он.
Погиб в боях за Балатон.
Он на минуту замолчал,
Как будто что-то вспоминал.
И начал вдруг.
– Была весна.
Уж год, как кончилась война.
А мы в казармах всё сидим.
На жизнь германскую глядим.
Харчи армейские едим.
Ох, грусть-тоска!
Хоть волком вой —
Не отпускают нас домой.
Я десять лет не видел дом:
Призвался аж в тридцать шестом.
Три года в Туркестане был,
Там в кавалерии служил.
Потом приказ —
И – будь здоров! —
Ать-два! —
На курсы шоферов.
И после —
Через всю страну —
Зимой
На финскую войну.
А тут война…
Он замолчал.
Вонючий «Север» пососал.
– Ну, да. Война…
Уж десять лет,
А всё конца ей, суке, нет.
И вот одним прекрасным днём
Чуть свет орут:
«Подъём!»
«Подъём!»
От страха схватывало дых:
Ведь, мало ль, случаев каких
Тогда там было…
Лейтенант
Из СМЕРШа говорил, что банд
Фашистских много по лесам.
Мол, анадысь нарвался сам…
И мы тревожною толпой —
На улицу.
И встали в строй.
А впереди —
Честная мать! —
Шеренга новеньких ЗИС 5.
И командир сказал:
«Бойцы!
Всем вам спасибо, молодцы!
Пришла пора и вам к жене,
Домой идти.
Конец войне!»
Я помню ясно, как вчера,
Как заорали мы:
«Ура!»
А «батя» руку так поднял.