Забытые герои войны

«Уже в первые минуты после этого неожиданного разбойничьего нападения гитлеровской Германии многие бойцы были ранены и убиты, – свидетельствует Петр Михайлович. – В предрассветной полутьме, среди густой пелены дыма и пыли я с трудом собрал человек двадцать из своих подразделений и бросился с ними к северной части крепости. Здесь у Северных ворот, которые вели на окраину Бреста, должен был сосредоточиться при боевой тревоге полк, которым я командовал. Но крепость уже была окружена гитлеровскими войсками и отрезана от города.

Вражеские стрелки и автоматчики, залегшие на валу у Северных ворот, вели непрерывный огонь. Нужно было принимать срочные меры, чтобы не допустить их в крепость. В это время мне донесли, что на левой стороне от Северных ворот, там, где располагался 1-й батальон моего полка, в укрытиях находится много бойцов из разных частей. Большинство из них, выбегая из объятых огнем зданий, все же сумели захватить с собой оружие и боеприпасы. Среди солдат находились и два лейтенанта. Я немедля решил взять на себя командование этим отрядом. Разбил бойцов на две роты, назначил лейтенантов Разина (лейтенант Н. А. Разин – командир минометного взвода 44-го стрелкового полка. Ныне живет и работает в г. Москве. Награжден орденом Отечественной войны I степени, член КПСС) и Яковлева (младший лейтенант М. М. Яковлев – командир саперного взвода 44-го стрелкового полка) командирами, отвел районы обороны и определил секторы обстрела. К этому времени, а оно буквально исчислялось минутами, в Западном форту, в укрытиях также сосредоточилось больше сотни бойцов. Находящемуся с ними старшему лейтенанту Сергееву я приказал разбить бойцов на взводы и держать оборону.

На Восточном валу, еще до моего прихода туда, оборону организовал старший лейтенант Самойлов (младший лейтенант А. Е. Самойлов – заместитель командира пулеметной роты 44-го стрелкового полка). Его бойцы притащили станковый пулемет. Не один десяток гитлеровцев нашел могилу от огня этого пулемета. Я избрал себе командно-наблюдательный пункт в 150 метрах восточнее Северных ворот. Встретив там капитана Касаткина, назначил его начальником штаба.

Около полудня ко мне подбежал боец и сообщил, что в Восточном форту скопилось много людей, они ждут распоряжений. Я и капитан Касаткин направились в подковообразное укрепление, где действительно увидели около трехсот человек.

Находившиеся с ними лейтенанты Домиенко и Коломиец уже успели подготовить укрепление к обороне. На весьма удачно выбранной позиции была установлена счетверенная зенитная пулеметная установка, имевшая почти круговой обстрел. В метрах полутораста от Восточного форта находилось два зенитных орудия, которыми командовал старший лейтенант Шрамко. В ста метрах западнее – две противотанковые пушки, которыми командовал незнакомый мне молодой лейтенант.

Взяв и эту группу под свое руководство, я разбил силы, находившиеся в Восточном форту, на три роты – правого, левого и центрального крыла, двумя из них командовали лейтенанты Марков и Бородич. Вторым кольцом подковообразного укрепления, где находилась счетверенная зенитная пулеметная установка, командовал лейтенант Коломиец.

Здесь же, в подземных укрытиях Восточного форта, мы разместили свой штаб, оставив, однако, один наблюдательный пункт на Северном валу и второй – на другом конце Восточного форта. Воспользовавшись телефонными аппаратами и кабелями, имевшимися у зенитчиков, Касаткин быстро установил помимо живой телефонную связь со всеми ротами. При штабе имелась рация, с помощью которой мы тщетно пытались установить связь с командованием, с внешним миром… Рация пригодилась нам лишь для приема последних известий и сводок о ходе боев. Тут же, в форту, в укрытии был организован и свой «лазарет» – перевязочный пункт, который возглавляла военфельдшер Раиса Абакумова. Начальником продовольственно-хозяйственного и артиллерийского снабжения я назначил лейтенанта Домиенко, а своим заместителем по политчасти – политрука Скрипника.

Важность наших позиций понимал каждый боец. Когда прошли первые минуты неизбежного в подобных условиях замешательства, люди стали уверенно ждать встречи с врагом. Отряд представлял собой силу, которую очень скоро в полной мере испытали на себе вооруженные до зубов наступавшие немецко-фашистские части.

Едва мы успели сколотить подразделения, как противник предпринял новую серьезную атаку. Она была отбита с большим для него уроном. В полдень фашисты атаковали нас вторично, на этот раз при поддержке танков. Надо иметь в виду, что крепость со всех сторон окружена водными каналами. В нашем районе проход в нее был возможен только через Северные ворота. Сюда и пытались ворваться танки противника.

В неравный поединок с вражескими бронированными машинами вступила группа бойцов во главе с молодым лейтенантом-артиллеристом. Огонь находившегося в укрытии орудия, которым он командовал, не смог преградить путь немецким танкам. Они вырвались к валу и пошли на нас. Тогда лейтенант приказал выкатить орудие на открытую позицию и повел стрельбу прямой наводкой. Уже завертелся на месте один танк, задымил второй… В это время лейтенанта тяжело ранило. Его гимнастерка быстро обагрилась кровью. Но уползти, уйти в укрытие значило дать танкам прорваться. И он вместе с еще одним уцелевшим бойцом остался у орудия. Когда была подбита третья вражеская машина, а остальные повернули обратно, мы увидели, как этот бесстрашный человек упал на землю…

В то время я еще не потерял надежды на соединение со своими войсками и потому приказал начальнику штаба составить приказ о посмертном представлении к званию Героя Советского Союза этого отважного лейтенанта. Все документы тех дней, конечно, погибли, и я сейчас жалею, что не запомнил фамилии лейтенанта-героя.

Уже в первый день нашей обороны, прошедший в непрестанной борьбе, сказались отличная выучка наших солдат и офицеров, их высокий моральный дух. Приходилось не только отражать непрерывные атаки, но и ликвидировать группы противника, то и дело прорывавшиеся в разных местах Кобринского укрепления. В середине дня гитлеровцам, вклинившимся в наше расположение, удалось организовать в северо-западном углу вала свой командно-наблюдательный пункт. Лейтенанту-пограничнику (как пишет участник обороны младший лейтенант Н. Г. Старков, фамилия этого пограничника Ануфриев) с шестью бойцами было приказано уничтожить вражеский командный пункт. Искусно маскируясь, они проползли по-пластунски метров 400 и внезапным штыковым ударом уничтожили группу засевших там гитлеровцев, захватив вместе с их оружием и планшетами несколько ценных штабных документов».

Сегодня нам трудно себе даже представить, что творилось в Брестской крепости в то утро 22 июня 1941 года. Этот день обещал быть ярким и безоблачным. Уже шла война в Бресте, а в Минске еще медленно всходило солнце. С тихих и уютных городских двориков доносился сладковатый запах жасмина. Легкий утренний ветер шелестел листвой деревьев. Улицы и скверы радовали обывателя океаном цветов. Столица СССР Москва передавала веселые песни, затем – урок утренней гимнастики и передовую статью газеты «Правда».

С утра в почтовых ящиках домов и квартир горожан лежали свежие газеты…

Абсолютно безмятежно отдыхала Москва. Нарком ВМФ адмирал Кузнецов напишет по памяти: «Как всегда в выходные дни, в центре было малолюдно, редкие прохожие выглядели празднично. Лишь проносились отдельные машины, пугая пешеходов тревожными гудками. Столица еще не знала, что на границах полыхает пожар войны и передовые части ведут тяжелые бои».

Может быть, именно в эти самые минуты на глазах майора Гаврилова смертельно раненный боец М. Яковлев своей кровью писал на стене слова: «Умираю за родину».

О том, что было до…

Петр Михайлович Гаврилов родился 17 (30) июня 1900 года в селе Альведино Пестречинского района Татарской Советской Социалистической Республики в семье казанских татар-крестьян, предки которых при Иване Грозном были обращены в православие. Причем, приняв вместе с верой русские имена и фамилии, они все-таки сохранили многие обычаи, а главное – родной язык. До революции Альведино (Альвидино) значилось как два села: крещеное и русское, так как население первого составляли крещеные татары (кряшены), а второго – русские.

В начале века в Альведино проживало около 700 человек. В селе действовали церковно-приходская школа, два хлебозапасных магазина и три мелочные лавки.

Отец Гаврилова умер в год его рождения, поэтому жизнь его была тяжелой, голодной и проходила в нищете. Подростком он батрачил на баев, а в 15 лет пешком ушел в Казань, где сначала устроился в пекарню, а затем чернорабочим на Алафузовскую фабрику. В 17 лет Петр вступает в отряд Красной гвардии, прочно, по убеждению приняв новую советскую власть. В 1918-м он записывается в 1-й Мусульманский полк, навсегда связав свою жизнь со службой в армии. В Гражданской войне Гаврилов участвует в боях против войск Колчака и Деникина. В дальнейшем служба молодого красного командира, выдвинутого из самой гущи народа, проходит на Северном Кавказе в борьбе с бандитизмом.

В 1922 году Гаврилов вступает в партию, женится на Екатерине Григорьевне и усыновляет мальчика Колю. Осенью 25-го он оканчивает Владикавказскую пехотную школу, а в 39-м – Военную академию имени Фрунзе. Теперь он майор, командир 44-го стрелкового полка 42-й мотострелковой дивизии, которая формируется в Ленинградском военном округе 17 января 1940 г. из отдельных стрелковых подразделений и строительных батальонов Карельского укрепленного района. Уже в феврале она участвует в боях на советско-финском фронте в составе 34-го стрелкового корпуса, после чего ее выводят в резерв. В июне соединение переводят в Эстонию. В июле – в Западный особый военный округ. Весной 41-го – в район Бреста. Так Петр Михайлович Гаврилов оказался рядом с Брестской крепостью, незадолго до 22 июня 1941 года.

К началу войны части 42-й стрелковой дивизии (соединение насчитывало около 8 тысяч человек вместо штатной численности 14 500) были рассредоточены в самых разных местах Брестского района прикрытия № 4. Например, 459-й стрелковый полк, 472-й артполк, 4-й артдивизион и 3-й медсанбат находились в районе Жабинки. Остальные части и подразделения базировались в Брестской крепости и ее окрестностях.

Забегая вперед, необходимо отметить следующее. После начала войны к местам сбора 42-й дивизии ее личный состав прорывался разрозненными группами и с большими потерями. Например, 393-й зенитно-артиллерийский дивизион вышел из крепости всего с тремя орудиями без снарядов. В район Жабинки организованно вышли только два батальона 44-го и 455-го полков, мотострелковая рота 84-го разведывательного батальона и 7 бронемашин. Остальные из тех бойцов и командиров, кто остался жив, вошли в состав сводных групп, занявших оборону в крепости, или присоединились к отряду бойцов и командиров (3000 чел.) 28-го стрелкового корпуса, который дрался с врагом вместе с танкистами 22-й танковой дивизии под Жабенкой. Части, находившиеся восточнее Бреста (459-й полк и 472-й артполк), занимали оборону на рубеже Жабинка – Хведковичи.

К слову сказать, судьбы многих командиров соединений 4-й армии тогда сложились трагически. Так, командир 22-й танковой дивизии генерал-майор В. П. Пуганов погиб в бою 24 июня 1941 года. Командир 6-й стрелковой дивизии полковник М. А. Попсуй-Шапко был расстрелян 31 июля все того же 41-го. Его обвинили в предательстве за то, что не смог удержать Брест. Не обошли стороной обвинения в предательстве и командира (майора Гаврилова) 42-й стрелковой дивизии генерал-майора И. С. Лазаренко. 17 сентября 41-го Военная коллегия Верховного суда СССР установила: «Лазаренко, будучи командиром дивизии, имея данные, свидетельствовавшие об активной подготовке противника к военным действиям, проявил беспечность, не держал войска в состоянии боевой готовности… В первый же момент нападения… Лазаренко проявил растерянность и бездействие… Вместо решительных мер к организации отпора врагу самовольно выехал в штаб корпуса… оставив части дивизии без надлежащего руководства».

Сначала его приговорили к расстрелу, затем помиловали, а казнь заменили 10 годами условно. Только в октябре 1942 г. полковник Лазаренко снова отправился на фронт, где вернул себе генеральское звание и стал Героем Советского Союза. В конце июня 44-го в ходе Могилевской операции Иван Сидорович Лазаренко погиб от прямого попадания снаряда в машину.

Но это будет потом… А пока командир полка майор Гаврилов целыми днями буквально живет со своими бойцами и командирами. Подчиненные его называли «въедливым» начальником, потому что он вникал во все мелочи быта. Вникал дотошно, настойчиво, придирчиво. Он готовил их к войне безжалостно, предчувствуя ее приближение. Личный боевой опыт двух войн, строевой опыт и два военных образования, в том числе высшее, давали ему на это полное право. Знающие Гаврилова командиры считали его грамотным, требовательным, трудолюбивым, заботливым и пунктуальным. Говорят, он был лучшим в своей 42-й стрелковой дивизии. Например, офицер запаса И. Гомозов так охарактеризовал Петра Михайловича в своем письме писателю Смирнову:

«Ночью он часто сидит читает книги о Суворове, рано утром он уже следит за подъемом то одного, то другого подразделения, днем проводит занятия с комсоставом полка, часто цитирует суворовские изречения, требует от личного состава глубоких знаний, больше занятий в поле.

Все знали, что от глаза Гаврилова ничего не ускользнет. Если что-то неладно идет в каком-либо подразделении, Гаврилов тут как тут, и все он видит, и все знает. К концу дня часто можно было видеть Гаврилова угрюмым и задумчивым. Это он был недоволен прошедшим днем. Часто можно было слышать от него выражения недовольства, что, мол, мало сделано за день, не с полной целеустремленностью проведены занятия, и так далее. Гаврилову хотелось быстрее подготовить свои подразделения к будущим боям. Он торопился…»

Известный предатель, бывший генерал Власов был младше Гаврилова всего лишь на год. В Красную армию вступил в 1920-м. Академий не заканчивал. Полком стал командовать в 1938-м. А дальше стремительный взлет, о каком майор Гаврилов и мечтать не мог. Командир дивизии, корпуса, командующий армией, заместитель командующего фронтом. Правда, потом плен и измена. Карьера же Петра Михайловича остановилась 22 июня 1941 года. А дальше был подвиг в Брестской крепости и в немецкой неволе. Майор Гаврилов прошел все с честью. Генерал Власов свою честь продал врагу. И вот здесь следовало бы задуматься: а почему так произошло? В чем разница этих двух военных судеб?

А, наверное, в том, что один служил Отечеству верой и правдой, а другой в этом Отечестве делал карьеру. Так все и было, если внимательно проанализировать две жизни и две биографии. Гаврилов оказался мужественным и профессиональным командиром полка, а Власов – трусливым и слабохарактерным генералом, занимающим чужое место. О подвиге Гаврилова узнали случайно, но прошли годы, прежде чем советский народ услышал об этом витязе Брестской крепости. Образ же Власова как лучшего военачальника Сталина, создававшийся непонятно кем и для чего, рухнул в одночасье.

Если кто-то думает, что сегодня происходит все иначе, то глубоко заблуждается. Власовых на сегодняшний день в России хватает. Но живет ли где-нибудь на ее окраинах очередной Гаврилов, сказать сложно. Об этом мы обязательно узнаем со временем.

Накануне войны майор Гаврилов не раз в своих беседах с бойцами и командирами откровенно говорил, что война вот-вот начнется, так как Гитлеру ничего не стоит нарушить пакт о ненападении. Кто-то из любителей писать доносы на этот раз написал заявление в дивизионную партийную комиссию. Петра Михайловича обвинили в распространении тревожных слухов среди подчиненных. Ему грозило вполне серьезное партийное взыскание. Слушание персонального дела коммуниста Гаврилова было назначено на 27 июня 1941 года. Но гораздо раньше началась война…

Девять дней июня с той стороны

Генерал-полковник танковых войск Гейнц Гудериан в своих мемуарах точно воспроизводит время начала войны. В 3 часа 15 минут началась артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 минут – первый налет пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 минут началась переправа через Буг передовых частей 2 немецких танковых дивизий. В 4 часа 45 минут первые немецкие танки форсировали реку.

Через четыре минуты после начала артподготовки штурмовой отряд немцев в составе пехотной роты и саперов на 9 резиновых моторных лодках приступил к выполнению поставленной задачи по захвату мостов. А еще через 11 минут вторая пехотная рота противника с саперами взяла железнодорожный мост через Буг. Всего же немцам понадобилось 45 минут, чтобы с огромными потерями захватить два моста, соединяющие Западный (Пограничный) и Южный (Госпитальный) острова с центральной частью Брестской крепости – Цитаделью. На взятие же крепости военачальники Гитлера планировали не более восьми часов, но неожиданное ожесточенное сопротивление и огромные потери сорвали эти планы.

В течение дня 22 июня германская 45-я пехотная дивизия при штурме крепости потеряла лишь убитыми более 300 человек. Эти потери для нее оказались небывалыми.

В районе Трехарочных ворот оборону возглавил капитан Зубарев, в северной и северо-восточной частях Цитадели – лейтенант Виноградов; у Тереспольских ворот – старший лейтенант Потапов, на Кобринском укреплении – майор Гаврилов.

Командир 45-й пехотной дивизии вермахта генерал-майор Фриц Шлипер только 8 июля 1941 года подпишет боевой отчет о взятии Бреста. День 22 июня в этом документе выглядит так:

«Первоначально ошеломление русских артиллерией и огнем метательных аппаратов и очень энергично осуществляемым нападением пехоты дало в итоге следующие успехи:

1) Железнодорожный мост через р. Буг был взят в результате смелой вылазки, взрывчатка удалена и мост вместе с другим мостом меньшего размера обезопасены. Переход войск по железнодорожному мосту стал возможен.

2) Наступление 130-го пехотного полка южнее крепости и города Брест-Литовска привело к тому, что до обеда были заняты неповрежденными важные для прохода первой танковой колонны мосты через р. Мухавец юго-западнее и юго-восточнее города; штурмовые лодки 81-го саперного батальона, которые поднялись вверх по течению р. Мухавец, сыграли значительную роль при взятии мостов. Мосты удерживались против русских контрударов, в которых использовались танки, при этом 12 русских танков было уничтожено усиленным 130-м пехотным полком.

3) Мост через р. Буг на южной окраине крепости был быстро наведен; кроме того, 81-й саперный батальон под огнем противника построил 8-тонный временный мост на северной окраине крепости.

Однако очень скоро (около 5.30–7.30) стало ясно, что позади наших прорвавшихся вперед рот русские сформировались и начали очень упорно и стойко защищаться как стрелковым оружием, так и с использованием находящихся в крепости 35–40 танков и бронированных разведывательных машин; при этом выявилось, что они хорошо обучены снайперскому мастерству в стрельбе с деревьев, с крыш и из подвалов и, достигая при этом большой скорострельности, вскоре причинили нам большие потери в офицерах и унтер-офицерах. Страх быть расстрелянным при взятии в плен – как комиссары учили солдат – вероятно, очень способствовал решению защищаться до последнего.

В ранние предобеденные часы стало ясно, что артиллерийская поддержка ближних боев в крепости невозможна, так как наша пехота тесно переплелась с русской и наши боевые порядки в сплетении построек, кустов, деревьев, развалин частью невозможно определить, а частью они даже отрезаны или окружены русскими очагами сопротивления. Многократные попытки действовать отдельными орудиями, танками и легкими гаубицами стрельбой прямой наводкой не удавались из-за недостаточного обзора и из-за угрозы поразить своих солдат и, кроме того, из-за большой толщины стен крепости.

Также ничего не смогла сделать и проходившая после обеда мимо крепости батарея «штурмовых орудий», которую командир 133-го пехотного полка по собственной инициативе подчинил себе. Также и введение в бой новых сил 133-го пехотного полка (до этого резерв корпуса) на Южном и на Западном островах начиная с 13.15 не принесло изменения ситуации: там, где русские изгонялись, выкуривались из подвалов, домов, канализации и других закоулков, появлялись новые и стреляли превосходно, так что наши потери увеличивались.

Для уничтожения русских танков, которые могли прорваться из крепости в сторону города, и для зачистки города севернее Северного острова в сторону ж/д станции (северо-западнее города Брест-Литовска) был выведен 45-й истребительно-противотанковый дивизион (без одной роты – она была придана 130-му пехотному полку), где дивизион многократно имел возможность поражать русские танки.

Около 13.50 командир дивизии, находившийся в 135-м пехотном полку (Северный остров), лично убедился в том, что ближним (рукопашным) боем крепость не взять, и решил около 14.30 отвести свои войска с тем, чтобы крепость была окружена со всех сторон и затем (ориентировочно после ночного отступления, начиная с раннего утра 23.6) провести тщательно пристрелянный и наблюдаемый разрушительный огонь, который должен изнурить и уничтожить русских. Это решение было в 18.30 вполне определенно одобрено главнокомандующим 4-й армией. Он не хотел ненужных потерь, т. к. движение немецких войск по шоссейной и железной дороге уже сейчас стало возможным; воздействие на них противника допускать было нельзя, а в остальном русских следовало выморить голодом.

Вечером 22.6 были отданы приказы на выход из крепости и ее окружение 133-м пехотным полком с 1-м дивизионом 98-го артиллерийского полка (город Брест) и 2-м дивизионом 98-го артиллерийского полка с запада, юга и востока, и 135-м пехотным полком с 3-м дивизионом 98-го артиллерийского полка с севера, в основном на внешнем валу.

Для ведения поражающего огня упомянутый выше 854-й частично моторизованный дивизион 21-см мортир (12 орудий), находящийся на позициях в районе 31-й дивизии, был подчинен 45-й дивизии. Три стационарных мортиры 34-й дивизии, были также подчинены 45-й дивизии, но из-за недостатка персонала и средств связи они не могли быть использованы; однако их боеприпасы были подвезены и использовались для усиления огня».

Второй день войны – 23 июня: «Ночью части 133-го и 135-го пехотных полков, проникшие в Цитадель, были отведены, согласно приказу, на блокадную позицию. Неприятным при этом было то, что русские тотчас вновь заняли оставленные районы, и далее, что группа немецких солдат (пехотинцы и саперы, сначала, конечно, их число не было известно) осталась блокированной в церкви цитадели (Центральный остров); время от времени с ними существовала радиосвязь. Впрочем, они имели при себе и несколько русских пленных.