Не судите Афродиту строго

Казнят и стар, и млад,

Отравой медленной поят

И Роскошь, и Разврат,

А Жалость – в ход пускает нож,

Стремительный, как взгляд.

Любимых убивают все –

За радость и позор,

За слишком сильную любовь,

За равнодушный взор,

Все убивают – но не всем

Выносят приговор.

– Что, опять стихи? – выслушав меня, спросил Мавританский. – Может, хватит уже. Мы ведь здесь не на экскурсии!

– Стихи эти я вспомнил к тому, что один только факт любви в данном случае не может служить ни вашим оправданием, ни уж тем более алиби, – парировал я.

– Опять Сеферис в переводе Ильинской из Янины? – прищурив свои рыбьи глазки, спросил меня функционер от российской культуры.

– Нет. На этот раз – Уайльд в переводе Топорова из Питера.

– А ну вас! – раздражённо махнул он рукой в мою сторону.

– Ну, хорошо, давайте без поэзии и без эмоций, – согласился я. – Откуда вообще взялась эта бредовая версия про маньяка? Недели две назад здесь, на Кипре, произошли ещё два преступления с русским следом. Их что – тоже валить в одну кучу?

– Что за преступления? – заинтересовался Мавританский.

– Это случилось ещё накануне фестиваля. Об этом писала местная пресса, я даже захватил с собой одну такую газетку, – сказав это, я взял с кровати и протянул собеседнику номер «Cyprus Mail» недельной давности – тот самый, что захватил с собой.

– Но тут же по-английски, – возмутился, раскрыв газету, Мавританский.

– А вы как хотели? – удивился я. – Лучше, что ли, на греческом было принести? «Cyprus Mail» – единственная англоязычная местная газета. Русскоязычных у меня для вас нет.

– Тогда переведите, – вернул он мне листок.

Я быстро отыскал в нём нужную заметку и прочитал ему её вслух, начиная с заголовка:

– «НА КИПРЕ НАШЛИ МЁРТВЫМИ ДВУХ ПРОПАВШИХ РОССИЯНОК.

Их тела были закопаны на участке строящегося дома.

По данным нашей газеты, сорокатрёхлетняя Алраизи Хаят и тридцатитрёхлетняя Мария Газибагандова прилетели на остров в качестве туристок: одна в начале лета, другая – около полутора месяцев назад. Женщины арендовали квартиру в Ларнаке, откуда пропали…»

– Ничего себе россиянки: Газибагандова и Хаят, – перебил меня хозяин номера.

– Да погодите вы, не мешайте! – сказал я ему. – Не всем же быть Мавританскими! – И продолжил переводить статью:

– «Почти через две недели после их исчезновения в одном из домов в деревне Като Амиандос были обнаружены следы крови на ведущей в подвал лестнице. Местные криминалисты также нашли кровь на мини-экскаваторе, который участвовал в строительных работах на территории участка. По подозрению в убийстве россиянок был задержан тридцатитрёхлетний сириец, работавший на участке строителем. Сириец познакомился с ними в доме отдыха, где делал ремонт. По неизвестным причинам он убил женщин из огнестрельного оружия и закопал их трупы во дворе. При этом у него нашли паспорт, карту и мобильный телефон одной из женщин. С момента исчезновения российских туристок банковской картой трижды воспользовались – на заправке и в магазине. Позже подозреваемый признался, что убил женщин и закопал их тела. Он был арестован. Кроме того, по делу был объявлен в розыск ещё один двадцатитрёхлетний сириец, ранее уже попадавший в поле зрения полиции из-за наркотиков и кражи со взломом».

– Ну и что? – развёл руками Мавританский. – Какая тут связь с убийствами наших актрис? Не вижу никакой связи, кроме той, что Руслана Лемурова и Светлана Ильинская – тоже россиянки.

– Сирийцы, – ответил я. – На Кипр понаехало много иммигрантов с Ближнего Востока. И не этот ли самый сбежавший второй сириец убивает русских актрис, о котором говорится в статье? Вы не замечали в обслуживающем персонале вашей гостиницы мужчин с их внешностью?

Функционер на секунду задумался:

– Да они все для меня на одно лицо: что сирийцы, что турки, что арабы.

– А вы не торопитесь с выводами. Лучше вспомните-ка хорошенько, – настаивал я.

Покачав головой, Мавританский неуверенно продолжил:

– Да вроде не видел таких. На ресепшн у нас сменялись местные девчонки-киприотки да какой-то парень-славянин: то ли русский, то ли хохол – я толком так и не разобрал. Но точно – педик. В номерах тоже в основном местные убирались. Вот разве что садовник? Он и вправду похож то ли на сирийца, то ли на араба. Или даже, может, афганец какой?

– Так вот он и мог запросто позариться на красивую белую женщину, – протянул я чиновнику газету.

Рыбоглазый тупо уставился в непонятный для него текст, но тут в дверь постучали.

– Войдите, – откликнулся хозяин номера, и она отворилась.

Явление Грубанько

В двери появился ещё один из участников всей этой истории – привезённый Мавританским на фестиваль из России актёр Альберт Грубанько. Худощавый жилистый мужчина лет сорока с уже пробивающейся сединой на коротко стриженых висках, одетый в голубые джинсы и синюю майку с белой надписью «??????» на груди, он с порога едва не ослепил нас своими ярко-розовыми, с рассыпанными по ним сверкающими блёстками кроссовками.

Ещё в кафе на набережной Геннадий Романович под коммандарию поведал мне о том, каким образом в его немногочисленной «труппе» оказались дельфины Бескрылов и Грубанько.

Если своё собственное право на самостоятельный выбор актрисы на роль Афродиты опытный интриган Мавританский хитроумными подковёрными аппаратными играми всё же сумел отстоять перед вышестоящим начальством, то вот на второстепенные роли ему по указке «сверху» навязали общественников-активистов из актёров провинциальных театров.

Для поездки на заграничный фестиваль их отбирали по разнарядке среди артистов, состоявших в провластных партиях, либо проявивших себя в разного рода общественных палатах и народных фронтах, или активно участвовавших в предвыборных кампаниях угодных высокому начальству кандидатов.

И если брутальный Бескрылов ярко засветился в съёмках многочисленных агитационных роликов, в которых он с восторженным блеском глаз вдохновенно призывал избирателей отдать свои голоса за тех кандидатов, чьи имена ему продиктовали в парткоме, то склизкий Грубанько пролез в труппу участников кипрского фестиваля по квоте для представителей региональных отделений Союза театральных деятелей, где он как член правящей партии всего за пару лет совершил головокружительный карьерный скачок из рядовых членов в руководители целого отделения.

– Альбертушка! Наконец-то! – приветствовал театрального деятеля, не вставая с кровати, расчувствовавшийся Геннадий Романович. – А я уж потерял тебя! Вот ведь какое несчастье всех нас постигло!

– Да уж, вляпались по самые помидоры, – поздоровался в ответ Грубанько. – Теперь до конца жизни не отмоешься!

– Тебя тоже под подписку отпустили? – спросил Мавританский.

– А меня-то за что задерживать? – возмутился скользкий дельфин. – Не я же эту твою чёртову этуаль привёз сюда на фестиваль, – чуть ли не стихами отвечал он. – И не у моей двери её нашли убитой. Вам ещё, Геннадий Романович, аукнется эта ваша кадровая политика – помяните моё слово! И где вы только откопали её такую? Допрыгалась, прошмандовина вертожопая!

– Не смей так о ней говорить! – вскричал хозяин номера. – Ты и мизинца ноги её не стоишь!