Учительница

Учительница
Олег Таран

Первая любовь #1
Это история о зарождающихся чувствах юноши Евгения к молодой учительнице Виктории. Судьба свела закомплексованного подростка со взрослой темпераментной девушкой, ищущей выход своей энергии и чувствам в реалиях маленького поселка. Но роману не суждено состояться. Однако Виктория преподает Евгению ряд жизненных уроков, которые позволили герою преодолеть боязнь и смущение перед прекрасным полом и найти путь к новым романтическим отношениям.

Олег Таран

Учительница

Женька глядел в полузамерзшее окно поезда на заснеженные поля и перелески, думая о том, что скоро станция Михайловка. Там жила его бабушка, к которой он и направлялся. Вообще-то в феврале он еще никогда к бабушке не ездил, но в его техникуме объявили карантин из-за эпидемии гриппа, и родители предложили ему навестить бабулю, собрав наскоро нехитрые гостинцы.

В раннем детстве Женьку отправляли в Михайловку на все лето и он, не решаясь знакомиться с местными ребятишками, которые тоже не проявляли интереса к скромному городскому пацану, привык играть сам. Игрушками ему были не только те, что привозил с собой, но и пуговицы из бабушкиной шкатулки вместо солдатиков, или выструганные самолично из досок образцы оружия, которые бабушка после его отъезда отправляла в печь. А еще он помогал бабуле по дому и в огороде, не с большой охотой, но все-таки…

Когда стал постарше, бабушка приносила ему из местной библиотеки книги, иногда довольно редкие, каких ему и в городе видеть не доводилось. В общем, было не очень-то весело, но и не так чтобы грустно.

«А как будет теперь?» – думал Женька, немного беспокоясь из-за письма, которое прислала бабушка еще в конце лета, когда он уже уехал в город. Там сообщалось, что после отъезда внука, к ней обратились из управления станционного поселка с просьбой принять на квартиру учительницу – молодого специалиста присланного из района. И бабушка согласилась: во-первых, не привыкла отказывать начальству, а во-вторых, деньги за поднаем жилья были неплохой прибавкой к ее невеликой пенсии.

Женька все это понимал, только вот присутствие чужого человека в знакомом и любимом с детства доме было для него не очень приятным. «К тому же еще учительница!» – досадовал он. Нет, двоечником или хулиганом Женька не был, и нелегкий труд педагога он уважал. Вот только как теперь с бабушкой в карты играть, в их любимую игру – в «дурака»? И в майке не походишь в жарко натопленной хате, как привык. Да и где ему теперь размещаться?

Дом, построенный покойным дедом, представлял собой немного вытянутый прямоугольник. К нему примыкали веранда, летняя кухня из которой дверь вела в кладовую и курятник. Жилая часть состояла из большой комнаты, которая были и зимней кухней и гостиной одновременно. Здесь стояли буфет с макаронами, конфетами и посудой, стол со стульями, самодельный диван с пуфиками и высокой спинкой, печь, у дверей находился гардероб. Сбоку от кухни-гостиной располагалась хозяйская спальня с двумя кроватями. Причем на дедушкину, после его смерти, спать никто никогда не ложился. Может еще и потому, что бабуля умела громко храпеть…

Другая комната считалась залом, и здесь тоже располагался диван, только богаче накрытый, комод с бельем, еще один стол и стулья, шифоньер, тумбочка с телевизором. Старенький черно-белый «Крым», конечно же, не шел ни в какое сравнение с цветным «Рубином», что был у Женьки дома, но здесь приходилось мириться с неважным качеством изображения телеприемника, который был ему почти ровесником.

Спальню для гостей, располагавшуюся рядом с залом, он считал своей комнатой – здесь всегда лежали его вещи, когда он приезжал и гостил у бабушки, тут была его любимая жесткая кровать с периной. На ней было шикарно спать, не то, что дома – на сетке да на жестких матрасах.

«И вот теперь это мое сокровище досталось кому-то чужому!» – мысленно возмущался он. Почему-то в воображении рисовались картинки не с самыми любимыми учительницами, и ему казалось, что и теперь «повезет» увидеть классическую «Марьванну» – очень взрослую, сухонькую, педантичную, в строгом костюмчике, с замысловатым узлом на голове и обязательными очками в роговой оправе. Бр-р-р, передернуло его от этого видения. «Ох, бабуля, бабуля, нужна тебе была такая «жиличка»!» подумалось ему. «Жиличкой» назвала учительницу в письме бабушка. Это слово ему запомнилось и очень раздражало.

«Приехали!» За окном показались знакомый станционный магазинчик, небольшой перрон, с белым железобетонным ограждением, компактный вокзальчик с надписью «Михайловка», где были маленький зал ожидания, касса, комната для милиционеров и пара-тройка помещений железнодорожников, водонапорная башня, на которой чудом сохранился выцветший на солнце лозунг: «Перестройку – в жизнь!»

Не дожидаясь остановки поезда, Женька надел теплую куртку и шапку, натянул перчатки, взял свою сумку с вещами, сетки-авоськи с гостинцами и вышел в тамбур. Поезд в Михайловке останавливался ненадолго, и нужно было быстрей выбираться из вагона. В тамбуре уже стояли несколько человек – местные.

Вместе с ними и ступил Женька на михайловскую землю, точнее на михайловский снег. Здесь не город и никто себя особенно его вычищением на перроне не утруждал – натоптали тропинок и довольно. Женька вдохнул воздух: «Да-а! Не то, что в городе…» Правда, тут попахивало креозотом от шпал, но стоило подойти поближе к магазинчику, как оттуда пахнуло местным душистым хлебом.

О-о! Михайловский хлеб – это было что-то особенное. В отличие от обычного городского кирпичика он был высокий, пористый, ароматный, и Женька мог съесть его очень много. Чем он у бабушки частенько и занимался, варьируя только «сопровождающие компоненты»: иногда ел горбушку натертую чесноком, иногда со свежим огурцом, разрезанным надвое и присоленным, а чай пил с куском, намазанным яблочным джемом. Порой наедался этим так, что плохо обедал и ужинал и тогда бабушка ворчала: «Нахватался хлеба! Нормальную еду надо есть!» Но хлеба для внука, конечно же, не жалела…

При мыслях о еде в глубине желудка засосало. «Надо скорее идти к бабушке». Женька вышел на знакомую тропку, вытоптанную в снегу, и двинулся между «большими» двухэтажками-коммуналками железнодорожников, мимо частных домов на знакомую улицу. Время было половина пятого – ни обед, ни ужин, солнце не торопясь садилось за окраиной, на улочках Михайловки было пустынно. Ветра не было, стоял небольшой морозец, снег приятно поскрипывал под ногами.

Проходя мимо поселкового клуба, Женька увидел, что на доске-афише, расположенной перед ним, написано объявление о кино. Вчитываться не стал, он и в городе-то особо по кинотеатрам не ходил, а тут клуб…

За заборами лают собаки, сопровождая его неторопливый шаг. Ну вот, наконец, и бабушкин дом. Слышится и лай Бобика.

«Ишь ты, «приветствует!» – усмехнулся Женька.

* * *

Сразу вспомнилось, как лет десять назад привезли они бабушке маленького черного щенка на замену стареющему Шарику. Тот сразу все понял и поначалу очень ревниво относился к молодой замене. Оно и понятно, теперь что-нибудь вкусненькое доставалось малому Бобику и играл с ним Женька чаще, а на старика Шарика почти не обращал внимания. Тот даже однажды, улучив момент, слегка тяпнул щенка за бок, когда Бобик попытался забраться в шарикову будку.

Женька помнил, как он, схватив палку, хотел огреть ею Шарика, но дедушка (тогда он еще был жив) прикрикнул: «Не трожь! Пес свое защищает! А ты, внучек, что-то быстро своего старого друга позабыл с этой тявкающей игрушкой! Нехорошо это…» Женька тогда удивился (дед на него никогда не кричал), обиделся даже. «Какая же это игрушка? Он маленький беззащитный… И хорошенький такой!»