Командарм. Позади Москва

– Садитесь. – Подойдя к автомашине, контрразведчик распахнул перед ним заднюю дверцу.

Пожав плечами, Федор аккуратно умостился на сиденье. Поерзал, поудобнее пристраивая раненую ногу, уложил рядом вещмешок и тросточку с гильзой от крупнокалиберного пулемета вместо набалдашника. Колосов уселся рядом. Водитель с двумя сержантскими треугольниками на петлицах, не дожидаясь приказа, завел мотор и плавно тронул автомобиль с места, выруливая с госпитального двора.

Привычным жестом сбив на затылок фуражку и отерев взмокший лоб носовым платком, Колосов произнес:

– Уф, жарища, хоть и сентябрь на дворе. Пока до вашего госпиталя добрались, семь потов в этой коробке сошло, хоть открывай окна, хоть не открывай.

«Пытаешься наладить контакт? – мысленно хмыкнул Кобрин. – Мол, поговорим попросту – и все такое прочее? Знакомо. Нас примерно так же учили. Но вот зачем?»

– Гадаете, что у меня за дело? – словно прочитав его мысли, осведомился особист. – Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, все в полном порядке. Ровным счетом ничего страшного не произошло, и уж тем более это никакой не арест.

– Да я, в общем-то, и не переживаю, товарищ младший лейтенант, – вполне искренне усмехнулся Федор. – С чего бы мне, собственно, переживать? Когда одной ногой на том свете побываешь, на многое, знаете ли, вовсе иначе смотреть начинаешь. А я побывал, можно так сказать. Так что абсолютно спокоен.

– Вот и прекрасно. А насчет остального? Не уполномочен разглашать, уж не обессудьте. Мое дело маленькое, доставить вас из точки А в точку Б, как в школьной задачке по арифметике говорилось. Помните?

– И где у нас точка Б, ежели не секрет? – не поддержав шутки, хмыкнул разведчик, поморщившись от боли в ноге, автомобиль резко качнуло из стороны в сторону, и он ощутимо ударился коленом о спинку переднего сиденья.

– Вася, поаккуратней, не дрова везешь, – тут же отреагировал Колосов, обратившись к водителю. – Мы никуда не опаздываем.

И продолжил как ни в чем не бывало:

– А точка Б, товарищ лейтенант, на аэродроме. Где нас с вами ждет самолет.

– Даже так? Самолет? – откровенно опешил Кобрин, на сей раз удивившись уже по-настоящему. – А самолет-то зачем? Нам?

– Так известно зачем – в Москву лететь. А уж там вам все и объяснят. Подробно и по пунктам.

Услышанное оказалось настолько неожиданным, что в первую минуту Федор даже не нашелся, что и сказать.

По-своему расценив его молчание, младший лейтенант добавил:

– Да не напрягайтесь вы, товарищ лейтенант, просто приказ у меня именно такой – забрать вас из госпиталя и в столицу доставить. Ну не имею я права никаких подробностей разглашать! Вот доберемся до Москвы, так начальник мой, товарищ Зыкин, сам все и объяснит. Тем более это его идея была – вас отыскать. Когда он за товарищем комбригом прилетал, просто не знал, что и вы тут же рядышком находитесь. То ли с документами какая-то путаница вышла, то ли еще что, но пока вас отыскали – больше трех недель прошло.

– За подполковником Сениным? – переспросил Федор, припомнив августовские события, когда командира 202-й танковой бригады внезапно забрал неизвестно куда какой-то пришлый особист. Об этом все раненые пару дней в курилке шепотом судачили с подачи его экипажа, проходившего лечение в этом же самом госпитале. Медицинское начальство подобные слухи опровергало, утверждая, что комбрига по состоянию здоровья просто перевели в специализированный госпиталь, но солдатский телеграф такая штука, что не обманешь, как ни старайся. Гм, любопытно, очень даже любопытно…

Поскольку его самого именно товарищ подполковник со своим экипажем от неминуемой смерти и спас, когда фрицы в том овражке захватили да в свой броневик без сознания запихнули, чтобы в плен везти. Отбил по дороге и доставил в полевой госпиталь. Сюда его уже после операции отправили, эвакуировав на ту сторону Днепра вместе с другими пациентами буквально за пару часов до того, как немецкие бомбы перемешали медсанбат с землей. Сам он ничего этого, понятное дело, не помнил, поскольку почти неделю в беспамятстве провалялся, уже здесь танкисты рассказали, которых нежданная встреча тоже изрядно удивила. Еще и фамилию перепутали, так что как оклемался немного, пришлось доказывать, что никакой он не Кубрин, а, вовсе даже наоборот, Кобрин. С комбригом, правда, ни повидаться, ни поговорить так и не удалось – после тяжелой контузии к нему лишних людей не пускали. Ну, да не суть. Другое важно: выходит, что сначала товарища подполковника куда-то забрали, а теперь и за ним прибыли? И это каким-то образом между собой связано? Но почему, зачем? Ровным счетом ничего не понятно – экипаж товарища комбрига, вон, еще на прошлой неделе выписали и на фронт положенным порядком отправили, а его вот сегодня должны были…

– Ну, да, за ним… – Похоже, контрразведчик уже понял, что сболтнул лишнего. – Все, товарищ лейтенант, я уже достаточно рассказал. Более чем достаточно.

И, насупившись, уткнулся в раскрытую планшетку, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Ну, окончен – и окончен, ему-то что? Не для того в Москву везут, чтобы и дальше в молчанку играть. Прилетят – на месте все и объяснят, как обещано. Да и на самолете интересно прокатиться – до сего момента он крылатые машины только издалека видал, что наши, что вражеские. Последние, правда, особого желания познакомиться поближе как-то не вызывали, поскольку уже успел насмотреться на результаты бомбардировок. А тут эдакая возможность! Это если еще про саму столицу не упоминать, где Федор и вовсе не надеялся когда-либо побывать: где он и где Москва?..

Глава 2

Земля, далекое будущее

Кобрин поерзал на выстилавшем капсулу эргономичном матраце, на котором ему предстояло провести энное количество – в зависимости от того, как пойдет выполнение нового задания – дней. Кожу в очередной раз обритой налысо головы легонько щекотал плотно прилегающий «чепчик» мнемопроектора; грудь стягивала упругая полоса с многочисленными датчиками системы жизнеобеспечения, контролирующими работу сердца, дыхание, периферические нервные рефлексы, потоотделение – и еще десяток разных показателей, о большинстве которых Кобрин и понятия не имел.

Все было знакомо и привычно, как уже бывало не раз. За исключением только одного, пожалуй: сегодня в прошлое его провожал не очередной безликий лаборант, чье лицо скрывала маска стерильного медкостюма, а любимая женщина, совсем недавно ставшая полноправной невестой…

– Удобно? – Проверив показания планшета, Ветвицкая отложила прибор и склонилась над Сергеем, упершись ладонями о край «ванны». Уже находящийся под действием введенных в кровь препаратов, упрощавших процедуру погружения (а заодно понижающих уровень тревоги), майор, тем не менее, нашел в себе силы улыбнуться:

– Нормально, Маш, не впервой. Плавали, знаем. Пока. Береги нашего парня.

– С чего бы это вдруг парня? – делано возмутилась та, скрывая волнение. – Будто сам не знаешь, что ничего еще точно не известно, срок слишком мал. Так что вполне возможно, будет девочка!

– Парень будет, нутром чую, – безапелляционно сообщил Кобрин, как ему казалось, твердым голосом. На самом деле сознание уже туманилось, и говорить с каждой минутой становилось все сложнее. Равно как и складывать слова в осмысленные фразы.

– Наследник… Кстати… мне стрижка идет? По-моему… ничего, а? Правда… голове холодно… и вообще… снова чувствую себя… салагой в учебке.

– Конечно, – грустно согласилась девушка со всем сразу, с нежностью глядя на Кобрина. И чуть слышно добавила: – Возвращайся с победой, Сережа, мы оба тебя очень ждем.

Выпрямившись, решительно коснулась пальцами сенсорной панели, отдавая компьютеру необходимую команду. Прозрачная крышка плавно пошла вниз. На миг, когда внутри медблока устанавливалась собственная атмосфера и давление, неприятно заложило уши, затем знакомо пахнуло какой-то медицинской химией и озоном. Но Сергей этого уже не заметил, стремительно проваливаясь в привычное ничто темпорального переноса, где не было ни верха, ни низа, ни времени, ни пространства, ни жизни, ни смерти…

Тремя днями ранее

– Присаживайся. – Роднин разрешающе махнул рукой. На сей раз Сергей колебаться не стал, просто прошел к «своему» месту, заняв знакомое кресло. Краем сознания отметил приметное пятнышко на мягком подлокотнике: кресло и на самом деле было то самое, без обмана. Собственно, нечему и удивляться: говорил же уже – армия и флот свои традиции чтят свято. Кстати, а вот интересно, если б кресло вдруг сломалось – что бы товарищ Роднин делал? Новое заказал или старое отремонтировать приказал? Чтобы традицию соблюсти? – Давай сразу к делу. Или имеешь какие-то вопросы, просьбы, предложения?

– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, не имею.

– Вот и ладненько. Не удивляйся, положено мне у тебя спросить. Вдруг передумал участвовать? – Иван Федорович, не скрываясь, ухмыльнулся, показывая свое отношение к сказанному. А Кобрин мельком подумал, что начальство все реже и реже использует термины «тренажер» или «тренировка». Любопытно, это что-то значит? Дают понять, что не все столь просто, как представлялось три года назад? Или просто совпадение? – Про переводные экзамены не спрашиваю, знаю, что все сдал на отлично. Держишь марку, а? Или, как там наши славные предки говорили, «фасон»?

– Стараюсь. Это в Одессе так говорили, насколько помню, товарищ генерал-лейтенант.

– Без чинов, Сергей, – мотнул головой Роднин. – Может, и в Одессе, тебе виднее. Ты в истории куда больше меня разбираешься. Но Одесса подождет, там пока все не настолько критично. Крым мы уже практически наверняка не сдадим, так что продержится. Ну, так что, догадываешься, куда в этот раз отправиться придется?

– Разумеется, Иван Федорович. Под Москву, конечно, куда ж еще. Вяземский котел, а? Угадал?

– Котел? – удивленно вскинул брови начальник академии. – Ну, если СНОВА случится котел, то я тебе, Сережа, не завидую. И очень сильно разочаруюсь в твоих профессиональных качествах. Какой же ты тогда командующий армией, коль позволишь свои войска в котел запереть? В целом понятно?

– Так точно, – улыбнулся Кобрин. – Я так и думал. Сделаю все возможное!

– Вот и молодец, товарищ слушатель. Конечно, сделаешь, причем и возможное, и невозможное. Красивостей говорить не буду, сам знаешь, не мастак. Да и что тебе после Ленинграда объяснять? Задание серьезное, так что не стоит думать, будто предки и без нас справились. Справиться-то справились, да вот какой ценой, помнишь? Сколько людей положили, знаешь? И чем все это аукнулось?

Кобрин знал. И помнил.

Вяземский котел, наряду с летними поражениями, стал поистине крупнейшей катастрофой Красной армии осени сорок первого, иногда называемой послевоенными историками «черным октябрем». Меньше чем за полторы недели в окружение попали четыре армии, а суммарные безвозвратные потери составили до девятисот с лишним тысяч бойцов, из которых только в плен попало более полумиллиона, в том числе и три командарма – генерал-майор Вишневский и генерал-лейтенанты Ершаков и Лукин. Еще один командующий армией, генерал-майор Ракутин, погиб при выходе из окружения. Было потеряно более тысячи танков и в пять раз больше арторудий разных систем; потери же автотранспорта в статистику и вовсе не входили. В результате операции «Тайфун» силам группы армий «Центр» удалось прорвать советскую оборону на всю глубину, открыв дорогу к Москве, и в кратчайшие сроки дойти до Можайской линии обороны. Чтобы спасти ставшую катастрофической ситуацию, Ставке пришлось срочно восстанавливать фронт, ради выигрыша во времени бросая под фашистские танки дивизии народного ополчения и не закончивших обучение курсантов военных училищ.

Правда, имелась и оговорка: так было в том, прошлом варианте истории…

– Так точно, помню и знаю.

– Хорошо, Сережа. Как и год назад, у тебя достаточно времени на ознакомление с реальной обстановкой на фронте, доступ открыт в полном объеме. Работай. Только имей в виду – да, ход истории достаточно серьезно изменился, в том числе и с вашей помощью. Но к столице немец, как бы то ни было, по-прежнему прет изо всех сил. «Тайфун» никто ни отменять, ни притормаживать не собирается. Скорее, наоборот, изо всех сил форсировать, поскольку сроки не просто поджимают, а горят ярким пламенем. И то, что на Северном фронте фрица всерьез осадили, ситуации существенно не меняет, увы. Да, по сравнению с нашей реальностью сейчас немец всерьез запаздывает, на некоторых участках фронта больше чем на месяц, но сил у него пока более чем достаточно. Разве что Гёпнер со своей танкогруппой в грядущем наступлении если и поучаствует, то исключительно на вторых ролях – не до того ему сейчас, недавние раны зализывает. Но особо на это не надейся, потому и не расслабляйся. Одно радует – и время, и особенно погода на нашей стороне, сам знаешь, каким был конец осени и зима сорок первого. Вот только и тебе тоже сложновато воевать будет, учитывай это. Вопросы есть?

– Никак нет, Иван Федорович.

– Свободен, работай с информацией. Три дня – не столь уж и много.